Пруссачество и социализм - Шпенглер Освальд (бесплатные версии книг TXT) 📗
конечные цели: полная национализация хозяй-
ственной жизни не путем конфискации, а путем
законодательства. Однако высшее управление
не может быть республиканским. Республика
ныне означает, если отбросить в сторону все ил-
люзии, продажность исполнительной власти ча-
стному капиталу. Монарх повинуется традиции
своего дома и миросозерцанию, вытекающему
из его призвания. Можно об этом думать как
угодно, но, во всяком случае, это его поднимает
145
над партийной политикой интересов современ-
ного типа. Он - третейский судья, и если в госу-
дарстве, организованном по социалистическому
образцу, профессиональные советы вплоть до
высшего государственного совета выбирают лю-
дей по их практическим способностям, он мо-
жет делать выбор более узко - по нравствен-
ным качествам. Президент же или премьер-ми-
нистр, или народный комиссар - креатура пар-
тии, а партия - креатура тех, кто ее оплачива-
ет. Монарх - ныне единственная защита прави-
тельства от торгашества. Мощь частного капи-
тала соединяет монархические и социалистиче-
ские принципы. Индивидуалистический идеал
собственности означает подчинение государства
свободным хозяйственным силам, иными слова-
ми, демократию, то есть продажность прави-
тельства частному богатству. В современной де-
мократии народные вожди выступают не против
вождей капитала, а против самих денег и их
анонимной власти. Вопрос в том, многие ли из
вождей могут противостоять этой власти. Чтобы
узнать, чем уже немолодая и поэтому воодушев-
ленная своими собственными достоинствами де-
мократия в действительности отличается от
той, какую представляют себе идеологи, следует
почитать рассказ Саллюстия о Катилине^
и Югурте^. Нам несомненно предстоит ока-
заться в том же положении, в каком был Рим,
но монархически-социалистический строй мог
бы сделать это положение не опасным.
Таковы три идеала собственности, которые
ныне борются между собой: коммунистичес-
кий, индивидуалистический и социалистичес-
146
кий. Соответственно, их конечная цель - это
распределение, организация в тресты или уп-
равление совокупной производительной собст-
венностью мира.
XXIII
Я до сих пор умалчивал о России; намеренно,
так как здесь есть различие не двух народов,
но двух миров. Русские* вообще не представля-
ют собой народа, как немецкий или англий-
ский. В них заложены возможности многих на-
родов будущего, как в германцах времен Каро-
лингов^. Русский дух знаменует собой обеща-
ние грядущей культуры, между тем как вечер-
ние тени на Западе становятся все длиннее
и длиннее. Разницу между русским и западным
духом необходимо подчеркивать самым реши-
тельным образом. Как бы глубоко ни было ду-
шевное и, следовательно, религиозное, полити-
ческое и хозяйственное противоречие между ан-
гличанами, немцами, американцами и францу-
зами, но перед русским началом они немедленно
смыкаются в один замкнутый мир. Нас обманы-
вает впечатление от некоторых, принявших за-
падную окраску, жителей русских городов. На-
стоящий русский нам внутренне столь же чужд,
как римлянин эпохи царей и китаец времен за-
долго до Конфуция, если бы они внезапно по-
явились среди нас. Он сам это всегда сознавал,
*Подробное изложение будет дано во II-ом томе <Заката
Европы>.
147
проводя разграничительную черту между <ма-
тушкой Россией> и <Европой>.
Для нас русская душа - за грязью, музыкой,
водкой, смирением и своеобразной грустью -
остается чем-то непостижимым. Наши сужде-
ния о России, суждения поздних и духовно со-
зревших городских жителей совсем иной куль-
туры, - мы создаем их сами. То, что мы здесь
<познаем>, это не первые проблески теперь
лишь рождающейся души, о которой даже До-
стоевский говорит лишь беспомощными наме-
ками, но созданный нашим духом образ этой
души; он возникает на основании поверхност-
ного представления о русской жизни и русской
истории. Почерпнутыми из собственного наше-
го внутреннего опыта определениями вроде во-
ли, разума, душевного склада мы делаем его
ложным. Тем не менее некоторым, быть может,
доступно едва выразимое словами впечатление
об этой душе. Оно, по крайней мере, не застав-
ляет сомневаться в той неизмеримой пропасти,
которая лежит между нами и ими.
Эта по-детски туманная и полная предчувст-
вий Россия была замучена, разорена, изранена,
отравлена <Европой>, навязанными ей формами
уже мужественно зрелой, чужой, властной куль-
туры. Города нашего типа, указывающие на наш
духовный уклад, были внедрены в живое тело
этого народа, перезрелые способы мышления,
жизненные взгляды, государственные идеи, на-
уки - привиты его неразвитому сознанию.
К 1700 году Петр Великий навязывает народу по
западному образцу политический стиль барокко
с его дипломатией кабинетов, династической по-
148
литикой, управлением и войском; к 1800 году
переносятся сюда совершенно непонятные рус-
скому человеку английские идеи в формулиров-
ке французских писателей, чтобы отуманить го-
ловы тонкого слоя представителей высшего
класса; к 1900 году книжные глупцы из русской
интеллигенции вводят марксизм, этот в высшей
степени сложный продукт западноевропейской
диалектики, об основах которого они не имеют
ни малейшего понятия. Петр Великий перестро-
ил истинно русское царство в великую державу,
входящую в систему западных государств, и та-
ким образом нанес вред его естественному разви-
тию. Интеллигенция, которая представляет со-
бой часть истинно русского духа, испорченного,
однако же, городами, созданными по чужому об-
разцу, исказила примитивное мышление этой
страны; свои смутные стремления к собствен-
ным, осуществимым в далеком будущем поряд-
кам, вроде общинного владения всей землей
<матушки России>, превратила она в детские
и пустые теории во вкусе французских професси-
ональных революционеров. Петровство и боль-
шевизм одинаково бессмысленно и роковым об-
разом, благодаря русскому бесконечному смире-
нию и готовности к жертвам, воплотили в реаль-
ную действительность ложно истолкованные по-
нятия, созданные Западом, - Версальский двор
и Парижскую коммуну. Тем не менее введенные
ими порядки держатся лишь на поверхности
русского бытия, и одно, как и другое, может вне-
запно исчезнуть и столь же внезапно вернуться.
Русский дух сам по себе до сих пор проявлялся
лишь в религиозных переживаниях, но не в ре-
149
альных социальных и политических действиях.
Не понимают Достоевского, этого святого в навя-
занном ему Западом бессмысленном и смешном
образе писателя романов, если его социальные
<проблемы> воспринимают не только как форму
его романов. Его сущность читается больше меж-
ду строк, и в <Братьях Карамазовых> он дости-
