Мифологемы - Холлис Джеймс (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
В стихотворении «Папочка» Сильвия Плат обращается к своим прежним попыткам самоубийства, когда она пыталась «вернуться» к отцу. С одной стороны, у нее была мать-манипулятор, проживавшая свою жизнь через своего ребенка, толкавшая дочь к тому, чтобы та стала звездой, и сама же подставляла ей ногу, чтобы та спотыкалась и падала, а затем, после ее самоубийства, добилась того, что ее поэзия стала пользоваться успехом у читателя, а сама Сильвия Плат стала культовой знаменитостью. С другой стороны, Сильвия жила с относительно пресным отцом, не дававшим ей никакой поддержки, который сподобился умереть [204], когда дочери было десять лет. Тогда его «чудовищным» преступлением было вовсе не растление девочки; предательство заключалось в том, что отец ее покинул. Таким образом, имея внутри требовательного, недовольного отца, потеряв надежду на его внимание и заботу и обремененная амбивалентными амбициями своей матери, Сильвия периодически пыталась заглушить свою боль в приступах психоза и в попытках покончить с собой. Наконец, когда сиделка опоздала прийти ей на помощь в Лондоне, ее нашли мертвой, с головой в духовке.
Стихотворение «Папочка» остается серьезным официальным обвинением. Это стихотворение, которое можно было бы назвать cri du сoeur [205]. Это скорее эмоциональный понос, чем поэзия. Его скорее можно назвать катарсисом черной желчи, чем «эмоцией, вспомянутой в покое» Вордсворта [206]. Но с другой стороны, это тревожное напоминание о силе ядерных мифологем наряду с их ужасными двигателями, которые работают всю нашу жизнь. Эта блестящая, одаренная девочка, это дитя горе-родителей, которые сами были чьими-то детьми, так и не смогла перестать быть ребенком своих родителей. А кто из нас когда-нибудь это сможет?
Оба следующих коротких примера относятся к двум президентам Соединенных Штатов: Аврааму Линкольну и Уильяму Джефферсону («Биллу») Клинтону. Родившись в бедных семьях, они оба достигли огромной власти. Они оба были податливыми, красноречивыми, интеллектуально одаренными людьми с гигантским материнским комплексом. При всей их одаренности они оба серьезно страдали от тяжелых последствий этой ядерной проблемы. У них обоих вряд ли можно переоценить власть архаичного имаго в его способности воспроизводить прошлое и свою сохраняющуюся власть. Несмотря на то, что они оба командовали огромными армиями, всю свою жизнь эти мужчины подчинялись своей внутренней матери.
Все мы знаем Линкольна как великого мудрого мыслителя, осознавшего всю несправедливость рабства и принимавшего участие в самом ужасном гражданском кровопролитии. Он перестал заниматься политикой в 1849 году, не сделав ничего примечательного в своей политической карьере. В течение пяти последующих лет он работал судьей в Спрингфилде, исколесив весь южный Иллинойс [207], содержал семью, а затем, после изнурительной депрессии среднего возраста, с новой энергией вернулся в политику. Его депрессия определенно соответствовала тому, что называется творческим кризисом, – конфликту взрослеющей личности с мятежом Самости. Если человек проходит через такой катабасис, он обновляется, и его личность становится более масштабной. Задействуются новые части его личности. Ложной самости брошен вызов. Из внутреннего источника исходит энергия обновления.
Но в жизни Линкольна по-прежнему доминирует негативная Анима. Его отец был эмоционально отчужденным, его мать -строгой и требовательной, но оказывала ему поддержку. В его адаптации к маскулинной энергии неизбежно существовал перекос из-за отсутствия отца. Единственная любовь в его жизни, Энн Рутледж, умерла от лихорадки еще в Нью-Салеме [208]. Когда он женился, то казалось, что он это сделал из уступчивости, а не по какой-то иной причине. Его жена, Мэри Тодд, страдала болезнью, которую сегодня назвали бы маниакально-депрессивным психозом. У нее были глубокие, черные депрессии, и много времени она проводила в психиатрической клинике, куда ее поместил ее переживающий сын. Но при этом она проматывала все, ревновала мужа к другим женщинам, проводила жизнь в разорительных кутежах и вела себя эмоционально и физически оскорбительно по отношению к Президенту Линкольну. Много раз в Спрингфилде видели, что Линкольн спал вне спальни, словно старался избегать своей жены. Она устраивала шумные сцены и в Белом Доме, и на публике, и для всех стала главным возмутителем спокойствия. Но Верховный Главнокомандующий в то время самой большой армии в мире был перед ней совершенно бессилен.
Линкольн считал свой брак адом, но его брак точно был адом еще до того, как он стал нежизнеспособным. Соответственно, мы видим, что в своем браке он воспроизводит отсутствующую маскулинность и негативную фемининность. То, что оказывается самым непримиримым и наименее восприимчивым к изменению сознания, исходит из ядерной мифологемы. В восприятии Линкольна его брак был «фонтаном мучений, совершенно адских по своему характеру» [209]. Его мать, которую он публично называл ангелом, была с ним жестока и часто его била. Там, где она жила, ее считали аморальной. Его отношения с женщинами в основном характеризовались его пассивностью. Но, принимая во внимание, что его мать умерла, когда ему было девять лет, вполне понятно, что его мучили ужасные мысли о том, что она его покинула, ибо, какой бы ни была эта женщина, она была его матерью – единственным источником тепла в жизни ребенка. Тогда нет ничего удивительного в том, что он должен был найти такую женщину, как Мэри Тодд, которая была сверхдоминирующей из-за своей эмоциональной нестабильности, перед которой он чувствовал себя бессильным и которую боялся потерять. Plus да change, plus c'est la mёmе chose [210].
В истории Билла Клинтона есть много общего: отсутствие отца, доминирующая, иногда неуравновешенная мать, которую он боготворил и одновременно боялся, а также его неспособность выйти за рамки парадигмы. Он женится на властной женщине и навязчиво вовлекается в сторонние связи и тем самым едва не доводит свою жизнь до плачевного финала. Этот паттерн характеризуется двойной потребностью: в проявлении раболепной зависимости и одновременно навязчивого стремления соединения с фемининностью, чтобы достичь самоутверждения перед угрозой быть покинутым.
В основе любой навязчивой одержимости лежит глубоко скрытая тревога, для которой навязчивость становится паллиативным лечением. Как и у его предшественника, Ричарда Никсона, который имел такую же психологическую структуру и который вспоминал свою мать в день своего импичмента, всякий раз совершаемый Клинтоном выбор приводил к печальным последствиям. Оказалось, что ни Никсон, ни Клинтон не способны осмыслить свой паттерн и узнать, откуда берутся их предпочтения в выборе. Содержание трагедии – безмолвная рука интериоризированной судьбы. Конечно, в классической греческой трагедии протагонист через страдания приходит к мудрости. Но в повседневной жизни всегда остается открытым вопрос: сможет ли человек пройти через искупительные и спасительные страдания, которые ведут к познанию и исцелению, и пройдет ли он через них.
Есть один вопрос, на который никто из нас не может ответить. Он следующий: в чем мы являемся бессознательными? Тем не менее добросовестный анализ паттернов человеческой жизни может часто привести к открытию скрытых факторов, логическим продолжением которых является наш внешний паттерн.
Самое худшее, что мы можем сделать другим, – это возложить на них бремя своего бессознательного материала; вместе с тем мы не можем этого избежать. Тогда остается осознать: самое лучше, что мы можем сделать в отношениях с другими, – как можно лучше осознать свою внутреннюю историю. Для нас всех история – это то, что мы сделали вследствие своей бессознательности. Именно то, что побуждает каждого из нас делать то, что мы сделали, и создает историю; редко бывает, что история раскрывается как осуществление абсолютно бессознательных намерений. Судьба наносит свои удары, повторяя их изощренно и многообразно.
