Онтология взрыва - Футымский Игорь (читаем книги бесплатно txt) 📗
Если до 20-го века математика обслуживала мир, формализуя наше знание о нем, превращая его в стандартные блоки, и тем самым экономя нашу мысль, то в начале его она впервые начала вторгаться в самую природу мира. Ничем более, как витальной необходимостью, это вызвано не было: поля старых образов все с меньшей и меньшей готовностью способны были обслуживать наши витальные амбиции.
Пришлось прибегать к услугам универсального оружия, которое мы не любим за холодность и удаленность его от жизни, но которое, оказывается, способно, на очень сильные результаты. (Собственно, эти результаты очень настойчиво подталкивают к мысли, что математика вообще, а геометрия в особенности, холодна и удалена не по отношению к нашей жизни, а всего лишь к нашему сегодняшнему отношению к жизни, которое, приспеет пора, и сменится на другое. Пожалуй, эта мысль и руководила Левиным, когда он всерьез заговорил о своей нетрадиционной, топологической псхологии.)
Пожалуй, самым важным препятствием на пути его новой психологической идеи, не считая технологических трудностей ее воплощения, оказалась проблема интеллектуального тонуса - проблема удержания на уровне новых, геометрических образов, проблема, в общем-то, вполне понятная: старые, корпускулярные образы постоянно незаметно возникают среди новых в старом, не адаптированном к новым образам виде, и, вмешиваясь в картину новых представлений, создают безнадежную путаницу.
То, что мы условились называть и называли выше континуумальным мышлением, можно вполне назвать и геометрическим, и топологическим мышлением - с потерей незначительного количества смысловых нюансов. Левин, скорее всего, должен был бы назвать свое новое психологическое мышление геометрическим, потому что он, кажется, не подходил к нему с позиций непрерывности, но топология "сшивки" левиновского психологического пространства с другой реальностью подразумевалась такой же, как и расмотренная выше топология сшивки метрических слоев континуумального космоса.
А именно: для Левина главным действующим лицом в пространстве был не индивид как обособленная единица, корпускула, а психологическое пространство, включающее в себя группу индивидов. В сущности, это то же самое, что и достигнутая выше топологическая картина континуумального мира: связи между его элементами действуют только внутри соответствующих метрических слоев, образуя систему горизонтальных связей, вертикальные же связи, проходящие через эти элементы-узлы, связывают между собой геометрии этих слоев, а не сами элементы.
Полученная таким образом топологическая сетка для мышления иллюстрирует уже высказанную ранее мысль. А именно: За любую нашу мысль несет ответственность, в сущности, не столько мозг ее обладателя (обладателя - в давно ставшем для нас привычным понимании этого указателя принадлежности), сколько среда, в которой эта мысль (или рациональная программа поведения) возможна. А привычное определение обладания этой мыслью соответствует всего лишь причастности к этой среде (читай - рациональному слою) каждого ее носителя, то есть, его геометрическим местом в пространстве рациональностей. Такая картина принципиально отличает традиционное пространство психологических событий от "геометризованного": если топология первого является закрытой (несмотря на все натужные разговоры о связи психического и физического), то топология второго открыта (что означает, что связь между психическим и физическим реализована вполне).
Открытой является и топология пространства информационных событий, реализованная в информационной инженерии вообще и в идее искусственного интеллекта в частности: в ней горизонтальные связи работают в операционной оболочке, а вертикальные связи связывают эту оболочку с программистом или пользователем.
Кажется, именно идею именно такой топологии угадал и К. Г. Юнг в своем образе коллективного бессознательного. Идея универсальной геометризации мира овеществляет коллективизацию Юнгом бессознательного, его теорию архетипов и комплексов, равно как и образы национального характера, национальных особенностей и ностальгии, она делает все эти образы настолько же онтологически полноправными и вполне материальными образованиями, как песок под ногами или программа в компьютере.
Когда мы повзрослеем, наконец, настолько, что без особенного сакрального напряжения сможем ассоциировать неприкасаемые образы, относящиеся к сфере нашей высшей нервной деятельности, с образами информационной инженерии, мы поймем, что рациональности, сформированные в нас слоями витальных обстоятельств, повстречавшихся нам на нашем эволюционном пути, не стираются и не умирают, а нашей заботливой информационной организацией сворачиваются тем больше и компактнее, чем дальше они отстоят от интерьера наших витальных обстоятельств. И в необходимый момент они готовы развернуться в полную боевую готовность, чем обеспечить наше выживание (мы уже давно привыкли к электрическому освещению, но на всякий случай держим где-нибудь недалеко стеариновые свечи).
Произведенный таким образом вертикальный разрез пространства рациональностей позволяет вернуться к идее кастовой структуризации общества, на этот раз - со стороны анатомии каст как своеобразных групповых рациональностей: принадлежность к касте (вместо "каста" можно сказать "тусовка") определяется рациональным слоем, актуальным для этой касты (тусовки). Для других каст (тусовок) этот слой является в известной степени закрытым, в то время как для своей он определяет и ее специальный язык, и ее специальные обычаи. Рациональная обособленность жителей слоя отражает и тот в общем-то довольно очевидный факт (получивший историческую известность в основном благодаря внутреннему уставу закрытого пифагорейского общества), что каждое знание на определенном уровне глубины (на том, на котором оно задает отличительные особенности мышления) становится эзотерическим.
Итак, суммируя все сказанное о топологии жизненного мира, выделим как основное геометрическое обстоятельство вертикально стратифицированного пространства рациональностей ранее сформулированный слоевой принцип континуумального мира: связи между носителями геометрических свойств (в данном случае - рациональностей), являются горизонтальными, то есть, осуществляются внутри каждого из метрических слоев (в данном случае - слоев рациональностей). Это геометрическое обстоятельство пространства рациональностей есть топология межиндивидуальной жизни, и она генетически, как континуумальная характеристика жизненного мира, есть топология децентрическая.
Этика децентризма
Первой громкой декларацией идеи децентризма, вынудившей со временем достаточно повсеместно себя принять, была специальная теория относительности, полученная в начале прошедшего века в основном усилиями Маха, Пуанкаре и Эйнштейна. Децентрическая (и, видимо, в онтологическом смысле, главная) идея ее сводилась к новой геометрии физического мира: к смене фантомной центральной системы отсчета мультиплетом равноправных децентрических систем.
В принципе, идея была не такой уж новой: в сыром еще виде Д. Бруно она, например, обеспечила аутодафе. Легче было релятивистам Шопенгауэру и Ницше. Но и они в этой роли оставили своих зрителей в лучшем случае равнодушными. Чего-то важного не хватало еще в 19-м веке, чтобы инертная публика всерьез отнеслась к мысли, что особенный мир каждого из нас реальнее, чем стандартный мир всех.
Но что значит реальнее? Разве не реален мир тот вокруг нас, который мы считаем общим?
Дело в том, что общим миром мы все-таки привыкли считать мир каждого из нас - именно последний образует ту систему вещей вокруг нас, которые нам противодействуют или помогают, в центре которой находимся мы сами (правильнее сказать, конечно, - каждый из нас). А наш общий мир, с которым мы вынуждены считаться - это мир - какой бы дикой ни показалась эта мысль все-таки виртуальный, это нечто среднее, вроде среднего количества прочитанных книг или среднего количества выпитого пива: может и не найтись человека, который прочел ровно столько книжек или выпил ровно столько пива.
