Восток и Запад - Генон Рене (книги онлайн полностью бесплатно .TXT) 📗
Согласие, относящееся, главным образом, к принципам, может быть поистине сознательным только для учений, содержащих в себе по крайней мере частично, метафизику или чистую интеллектуальность; его нельзя достичь для тех учений, которые строго ограничены частной, например, религиозной формой. Тем не менее, в подобном случае это согласие может существовать не менее реально в том смысле, что теологические истины могут рассматриваться как перевод, с особой точки зрения, некоторых метафизических истин; но чтобы проявить это согласие, надо осуществить преобразование, которое восстановит в этих истинах их самый глубокий смысл, и только метафизик может это сделать, потому что он располагается по ту сторону всех частных и специальных форм во всех отношениях. Метафизика религия не находятся и никогда не будут находиться на одном уровне; из этого следует, что чисто метафизические учения и религиозные доктрины не могут ни соперничать, ни вступать в конфликт, потому что их сферы четко различаются. Но, с другой стороны, из этого также следует, что существования одной религиозной доктрины недостаточно, чтобы установить глубокое согласие, подобное тому, которое мы имеем в виду, когда говорим об интеллектуальном сближении Востока и Запада; поэтому мы и настаиваем на необходимости в первую очередь выполнить работу метафизического порядка, и только после этого религиозная традиция Запада, восстановленная и ожившая в своей полноте, смогла бы снова стать полезной для этой цели, благодаря присоединению внутренних элементов, недостающих ей в настоящий момент, которые очень хорошо могут туда включиться безо всякого внешнего изменения. Если согласие между представителями различных традиций возможно, а мы знаем, что в принципе этому ничего не мешает, то это согласие может совершиться только сверху, таким образом, чтобы каждая традиция всегда сохраняла свою полную независимость, со всеми свойственными ей формами; народные же массы, разделяя выгоды от этого согласия, не будут этого сознавать непосредственно, так как это касается только элиты, и даже «элиты из элит», согласно выражению, употребляемому в некоторых мусульманских школах.
Очевидно, насколько от нас далеки все эти проекты «слияния», совершенно нереализуемые, по нашему мнению; традиция это не то, что может быть искусственно создано или изобретено; собирая кое-как элементы, заимствованные в разных учениях, никогда не сконструируют ничего другого, кроме псевдотрадиции, лишенной ценности и значения, эти фантазии надо оставить оккультистам и теософам; чтобы так действовать, надо игнорировать то, чем является традиция на самом деле, не понимать реального и глубокого смысла элементов, соединяемых в один более или менее бессвязный ансамбль. Все это есть только некий вид «эклектизма»; нет ничего, чему бы мы противостояли более решительно, как раз потому, что мы видим глубокую согласованность под разнообразием форм и в то же время мы видим смысл существования этих множественных форм в различии условий, к которым они должны быть приспособлены. Если изучение различных традиционных учений имеет очень большое значение, то потому, что оно позволяет констатировать это утверждаемое нами согласие; но речь не идет о том, чтобы извлечь из этого изучения новую доктрину, что совсем не согласуется с традиционным духом, а абсолютно ему противоположно. Несомненно, когда элементы некоторого определенного порядка отсутствуют, как дело обстоит со всем, чисто метафизическим на современном Западе, то эти элементы надо искать в другом месте, там, где они есть; но не надо забывать, что метафизика, по существу, универсальна, так что это не то же самое, как если бы дело касалось элементов, относящихся к любому частному порядку. Кроме того, восточная выразительность может быть усвоена только элитой, которая должна затем предпринять работу по адаптации; знание учений Востока позволило бы при разумном использовании аналогии восстановить саму западную традицию в ее целостности, оно также могло бы позволить понять исчезнувшие цивилизации: оба эти случая совершенно сравнимы, поскольку, надо признать, что, по большей части, западная традиция полностью утрачена.
Там, где мы рассматриваем синтез трансцендентного порядка, как единственно возможную отправную точку всех последующих реализаций, кое-кто воображает себе, что вопрос может быть только о более или менее беспорядочном «синкретизме»; однако, эти вещи не имеют ничего общего между собой, не имеют никакого отношения друг к другу. Есть, также, такие, кто, услышав слово «эзотеризм» (можно убедиться, что мы им не злоупотребляем), не могут сразу же не вспомнить об оккультизме или о чем-нибудь подобном, в чем нет и следа подлинного эзотеризма; невероятно, что самые необоснованные претензии столь легко выдвигаются как раз теми, кто больше всего заинтересован в их опровержении; единственным средством победить оккультизм было бы показать, что в нем нет ничего серьезного, что он является совершенно современным изобретением, и что эзотеризм в подлинном смысле слова есть, на самом деле, нечто совершенно иное. Есть также те, кто, из-за другого заблуждения, думают, что можно переводить «эзотеризм» как «гностицизм»; здесь речь идет о концепции, доподлинно более древней, но ее интерпретация не становится поэтому более строгой и более правильной. Сегодня достаточно трудно узнать в точности, чем были эти довольно разнообразные доктрины, объединяемые под этим родовым именем «гностицизм», среди которых, разумеется необходимо проводить различия; но в целом, представляется, что там имеются более или менее обезображенные восточные идеи, возможно, плохо понятые греками и облеченные в фантастические формы, почти несовместимые с чистой интеллектуальностью; конечно, можно найти и более достойные внимания вещи, менее смешанные с чужеродными элементами, ценность которых менее сомнительна, а значение гораздо более несомненно. Это вынуждает сказать нас несколько слов о том, что касается в целом александрийского периода: нам кажется бесспорным, что греки тогда находились в достаточно непосредственном контакте с Востоком и что их дух, следовательно, открывался перед концепциями, для которых он раньше оставался закрытым; но к несчастью, результатом этого, видимо, был в большей мере «синкретизм», чем истинный синтез. Мы не хотим чрезмерно умалять значение таких доктрин, как неоплатонизм, которые, в любом случае, несравненно выше всей продукции современной философии; наконец, лучше прямо подняться к восточному истоку, чем проходить через каких-либо посредников; более того, преимущество здесь в том, что это сделать гораздо легче, потому что восточные цивилизации существуют всегда, тогда как греческая цивилизация реально больше не имеет продолжателей. Знакомством с восточными учениями можно воспользоваться, чтобы лучше понять не только неоплатонические доктрины, но и чисто греческие идеи, поскольку, несмотря на значительные различия, Запад тогда был гораздо ближе к Востоку, чем сегодня; но невозможно поступить обратным образом, желая приступать к Востоку через посредство греков, подвергают себя многим ошибкам. Ведь чтобы восполнить то, чего не хватает на Западе, можно обращаться только к тому, что сохранило свое действенное существование; речь вовсе не идет о занятиях археологией, а рассматриваемые здесь вещи не имеют ничего общего с забавами эрудитов; если познание античности и может играть здесь роль, то только в той мере, в какой оно на самом деле поможет понять определенные идеи и еще раз подтвердить то единство доктрин, в котором сходятся все цивилизации, за исключением одной лишь западной, не имеющей ни принципов, ни доктрины и находящейся вне нормальных путей человечества.
Если нельзя допустить никакой попытки слияния разных доктрин, то тем более не может быть вопроса о замене одной традиции на другую; множественность традиционных форм не только не имеет никакого неудобства, но напротив, она имеет вполне определенные преимущества; ; в то время, как эти формы по сути совершенно равнозначны, каждая из них обладает своим смыслом существования, потому что она лучше приспособлена, чем все другие, к условиям данной среды. Тенденция сводить все к единообразию происходит, как мы уже говорили, от эгалитаристских предрассудков; намерение проводить ее тут означало бы сделать уступку западному духу, пусть невольную, но не менее реальную и способную привести к плачевным последствиям. Только если Запад решительно продемонстрирует свою неспособность вернуться к нормальной цивилизации, тогда могла бы быть им принята чужестранная традиция; но тогда бы не было слияния, поскольку ничего специфически западного больше не осталось бы; тем более не было бы и замены, так как чтобы дойти до такой крайности, надо, чтобы Запад потерял все до последнего остатка от традиционного духа, за исключением небольшой элиты, без которой, не будучи в состоянии даже воспринять эту чужестранную традицию, он неизбежно погрузился бы в самое худшее варварство. Но, повторяем, еще можно надеяться, что дело не дойдет до этой крайней точки, что элита сможет полностью организоваться и исполнит свою роль до конца, так что Запад не только будет спасен от хаоса и распада, но и обретет принципы и подходящие для него средства развития, оставаясь в гармонии с развитием других цивилизаций.
