Онтология взрыва - Футымский Игорь (читаем книги бесплатно txt) 📗
В-третьих, суммируя исследования на предмет датировки плейстоцена (ледникового периода) и антропогенеза, и учитывая имеющиеся расхождения в этих исследованиях, получаем величину приблизитеьно в десять тысяч лет время жизни последней геометрии жизненного мира, выход из которого сопровождается сегодняшним глобальным разогревом.
Из всех вышеупомянутых соображений, касающихся геометрии жизненного мира, нетрудно также просчитать разрушение верхнего уровня рациональностей и массовое переселение из него в нижние уровни, уровни повышенного риска по части выживания. Это - тоже цена. И мы ее, в сущности, платим или не платим всегда, когда делаем свой выбор - в зависимости от того, каков он, этот выбор.
Мы можем кинуть кого-либо в своем бизнесе (Боливар не вынесет двоих!), или не кинуть, можем толкнуть кого-то исподтишка в игре или не толкнуть, мы можем незаметно для судьи забить гол рукой, а затем, после игры, когда результат ее вместе с этим голом уже войдет в историю, сослаться на то, что это была рука божья, или же, наоборот, сразу попросить, чтобы гол не засчитали. Мы можем так, что это так никогда и не станет никому известно, сжульничать в картежной игре или не сжульничать, согласиться со святой инквизицией или не согласиться, спрятать у себя в доме еврея от ревнителей расовой чистоты, или не спрятать.
Собственно, в последнем случае выбор у нас даже шире: мы еще можем написать донос, просто промолчать, закрыв все двери и окна, или поднять оружие. Но каждый раз, сделав свой выбор, мы платим или не платим за это цену, сложившуюся на этом рынке: мы либо остаемся на своем месте в верхнем слое пространства рациональностей, либо освобождаем его и перемещаемся вниз, на уровень повышенного риска, уровня, на котором мы начинаем сильно выступать из-под крыши защит, действующих вверху. В сущности, делая свой выбор, мы выбираем себе геометрическое место в мире. Оно и есть та ценность, на которой мы останавливаемся. Кажется, ничего другого ценного и нет.
Считается, что свое геометрическое место повыше мы покупаем у господа Бога и продаем дьяволу. Какая же грациозная спрятана в этом образе купли-продажи модель всеобщего геометрического бога!
Геометрически, впрочем, оправдана жизнь везде: без нижних уровней и верхним не было бы на чем стоять и черпать для себя материал. Кроме того, каждый уровень ценен своей неповторимо захватывающей эстетикой, и, кстати, эстетика нижних уровней гораздо более захватывает своим буйным нравом, чем трудноусвояемая эстетика рационального верха, а потому последняя все-таки нудна и скучна без эстетических интервенций снизу.
Реальная, интегральная эстетика нашей жизни состоит из равновесного смешения эстетик всех уровней, чем и обеспечивает наше на протяжении вот уже не такого уж и маленького времени выживание. Обеспечивает, кстати сказать, и за счет своевременной перетряски нашего жизненного мира, когда старая геометрия его насыщается и наступает время Перемен.
Каждый раз, открывая для себя геометрически новый вещевой слой мира (еда, сделанная, а не добытая, металл, мануфактура, деньги, книги, финансы и кредиты, и т.д.), мы переходили к новой геометрии связей в своем жизненном мире. Но никогда еще с самого появления вещевой картины мира мы не преодолевали такого огромного геометрического скачка в ней. Никогда еще на вещевом портрете мира не появлялось столько всего, чего нельзя пощупать пальцами, которыми мы привыкли держать мечи и орала и то, что с помощью их мы привыкли добывать. Никогда еще виртуальность не становилась так витально важна для нас, чтобы мы, преодолев инерцию своего мышления, решились на такой геометрически сложный шаг: признать виртуальность полноправной реальностью.
Все сегодняшние интуиции о конце времен, несомненно, имеют вполне определенный геометрический мотив (как геометрической по своей рациональной природе является сама интуиция). Вряд ли только в нашем циклическом мире пора уже прибегать к столь страшному образу. Все, что сейчас происходит с нашим старым миром, скорее можно назвать его кризисом, геометрическим кризисом. Мы, привыкшие понимать кризис как тяжелое и непредсказуемое положение, многое растеряли после древних греков, оставивших нам в пользование это слово. Они тоже применяли его для обозначения тяжелых ситуаций. Но оригинальный смысл его, смысл, который вложили в него современники Гомера и Гесиода, - выход, исход: древние греки глубоко чувствовали цикличность мира вокруг себя.
Часть 4. Выход.
Историй всего четыре. И сколько бы времени нам ни осталось, мы будем пересказывать их - в том или ином виде.
Х.Л.Борхес.
Четыре цикла
Для древних, особенно доаристотелевских греков мир был гораздо более живым и единым, чем для еще сегодняшних нас. То есть, Космос древних греков, даже когда он был слеплен ими из мифологических образов, был существенно больше континуумом, чем наш космос, и в этом смысле был ближе к миру, путь к которому начали они, а заканчивать, похоже, придется нам. Кризис сегодняшнего нашего мира, кризис, о котором в позапрошлом веке сказал нам Ницше, а вслед за ним кто только ни говорил, это не что иное, как выход, болезненный, как роды выход в новую геометрию мира.
Роды - это первое движение, во время которого поколения начинают дистанцироваться друг от друга, это тот момент, начиная с которого расхождение поколений предотвратить уже нельзя, а можно только спрашивать, насколько оно окажется большим. Сначала оно описывается сравнительно эвклидовой геометрией: мать и ребенок уже не связывает пуповина. Затем в ребенке появляется что-то новое, и его начинает отделять от матери не только разрыв в пуповине, но и граница между мирами, то есть, граница между мышлениями.
Неспособность преодолеть разрыв между мышлениями - это и есть то, что оставляет старое поколение за границей нового мира. Именно этот факт учел бог Авраама, Исаака и Иакова, когда не пустил старшее поколение народа Израиля в новый мир (он это сделал с максимальной жесткостью, не исключив из списка даже своего избранника Моисея): новый мир оказался открытым для тех, кто оказался способным мыслить по-новому в силу своей свободы от старого мышления. Жесткая максима "новый мир - новое мышление", спрятанная в древнем тексте, остется неизменной с тех пор, как существует мышление. Ее смело можно считать геометрическим законом жизненного мира, а закон, как известно, - это ограничение.
Новому поколению новое мышление дается просто: оно просто формируется вместе с той рациональностью, которая выделяется поколению в виде его законного участка жизненного мира. Старому же поколению нужно очень хорошо подпрыгнуть, чтобы попасть в зону этого участка. А если и подпрыгнуть и удастся, то очень трудно удерживаться на месте - сильно тянет вниз, автор испытал это на себе. (Правда, все последующие прыжки даются уже легче, да и удерживаться от сваливания вниз тоже становится легче.)
Новое мышление - это новые возможности. И, кстати, новый мир - это тоже новые возможности. Нам, правда, предстоит еще привыкнуть к пути к этому миру, когда главными действующими лицами нашей жизни станут эмчеэсы и когда мы будем вспоминать совсем еще недавние времена неправдоподобно безмятежными. Нам придется заплатить установленную цену, но мы получим для себя новые возможности.
Новые возможности, в сущности, - это возможности нашего видового выживания. Это из-за них и происходит в необходимое время болезненный переход в новый мир, переход, который нас спасает от вымирания в старом, оскудевшем, потерявшем возможность нас содержать мире. (В библейской истории мира только два ее действующих лица получали полномочия от вышестоящей инстанции ввести человека в новый мир, и едва ли не самой многозначительной подробностью этих двух случаев было то, что по распоряжению той же инстанции оба они были названы Иисусами - спасителями.)
С тех пор, как были сделаны все великие географические открытия, все новые возможности мы можем открывать для себя, только прорываясь в новые миры мышления. А все, что происходит в нашем жизненном мире, сводится к мышлению с того самого момента, как существует жизненный мир. И все ограничения для наших возможностей - это ограничения, накладываемые на наше мышление.
