Война и антивойна - Тоффлер Элвин (список книг .txt) 📗
Таким образом, по всему миру слышно недовольное ворчание сытых в окружении сталкивающихся цивилизаций. Богатые хотят выйти.
Многие думают, если и не говорят вслух: «Мы можем купить, что нам нужно, и наши товары продать за границей. Зачем сажать себе на шею армию изнуренных неграмотных, когда нашим фабрикам и офисам нужны работники числом поменьше, квалификацией повыше? Тем более что наступает Третья волна».
Взорвутся ли такие расколы вспышками насилия, как это скажется на великих державах, — отчасти зависит от того, как они пересекутся с попытками разделить глобальную экономику на протекционистские блоки.
Азиатский вызов
В середине двадцатого века Америка, единственная крупная страна, чья экономика не пострадала во Второй мировой войне, имела фактическую монополию на многие экспортные товары, от автомобилей и до бытовых приборов, машин и многих других мелочей.
Когда Япония и Европа при помощи США оправились от войны, они по некоторым видам товаров стали конкурентоспособными. Но лишь в семидесятых, начав систематически вводить методы производства Третьей волны и передав многие функции Второй волны в экономику менее развитых стран Азии, Япония смогла всерьез ворваться на американские и европейские рынки с товарами точного изготовления и непревзойденного качества. Накапливая неимоверные прибыли, Япония залила инвестициями многие страны ЮгоВосточной Азии, стимулируя их развитие. Вскоре эти страны тоже стали агрессивными экспортерами, обостряя глобальную конкуренцию. Она стала еще резче, когда эти страны все шире начали заменять заводы Второй волны с их дешевым трудом заводами Третьей волны с ее изощренной технологией.
Корпоративные силы в США, оказавшись перед лицом этого мощного прилива конкуренции, поддержанные профсоюзами, организовали массовую пропагандистскую кампанию, призывая Дядю Сэма защитить или субсидировать отечественного производителя. Параллельная и даже более интенсивная кампания против азиатского импорта уже готовится в Европе.
Горящая спичка
Историки нам говорят, что в тридцатых годах, когда страны одна за другой воздвигали торговые барьеры, они разоряли экономику друг друга, усиливали безработицу, разжигали националистические страсти, бросали страну в политические припадки, питали нацизм и сталинизм и зажгли ту спичку, которая запалила самую разрушительную войну в мировой истории. И все же сегодня политики и экономисты, хоть оживляют эти воспоминания и подчеркивают опасность закрытых региональных торговых блоков, готовятся эти блоки строить.
Нигде больше лицемерие не бывает так бесстыдно. Японцы — непревзойденные мастера ограничивать внешнюю конкуренцию, сами при этом пролезая со своим экспортом в любую щель мирового рынка, — отрицают, что защищают свои внутренние рынки, одновременно снова и снова обещая их открыть.
США, при всей своей риторике насчет свободной торговли и «ровных игровых полей», вводят около 3000 тарифов и квот на все товары, от свитеров и кроссовок до мороженого и апельсинового сока. Они заключают соглашение о свободной торговле с Канадой и Мексикой, а в процессе создают зону, которая может когда‑нибудь — раз! — и захлопнуться для азиатских товаров и капитала. Страна занимается «валютным протекционизмом», поддерживая низкий курс доллара, что повышает стоимость импорта и создает кратковременные выгоды отечественному производителю. Европа, в свою очередь, витийствует против Японии, субсидирует своих фермеров, свою аэрокосмическую и электронную отрасли и еще по — разному стимулирует торговлю. А страны Юго — Восточной Азии тем временем подумывают, не создать ли собственный блок.
Экономические споры усиливаются из‑за потасовок в прессе, расистских выступлений, риторики о желтой опасности и других форм разжигания ненависти, готовой вспыхнуть насилием. Если серьезные рынки не откроются, и быстро, для не существовавших ранее продуктов вроде средосберегающих технологий, капитуляция перед протекционизмом, хоть бы и под маской «контролируемой торговли» или другой личиной, может довести разные страны до отчаяния и послужить спусковым крючком катастрофических конфликтов в нашем мире, как никогда щетинящемся оружием.
Разделить Тихоокеанский регион на блоки, проведя линию раздела посередине — на самом деле этнически — расовую линию, — значит провести самый опасный из всех разделов: расовый, экономический и религиозный — в глобальной системе, и без того готовой разлететься на куски.
Воскресший из мертвых
Все эти трения расширяют и другие глобальные пропасти. Подъем религиозного фанатизма (а не только фундаментализма) заражает весь мир ненавистью и подозрительностью. Горстка исламских экстремистов рождает бредни о новом крестовом походе, когда весь исламский мир должен объединиться в джихаде, то есть священной войне, против иудео — христианства. На другой стороне фашисты Западной Европы объявляют себя последними защитниками христианства от кровожадного ислама.
В России фашисты рядятся в одежды православия, в Индии индуисты организуют мусульманские погромы, на Ближнем Востоке Иран пропагандирует террор во имя ислама, а мир смотрит с удивлением на множащиеся миллионы людей, желающих броситься назад в двенадцатый век.
Это внезапное и с виду необъяснимое восстание религии вообще и фундаментализма в частности становится вполне понятным, если рассматривать его в контексте стычки цивилизаций. Когда Вторая волна пошла распространять промышленную цивилизацию в Западной Европе, церковь, бывшая, как правило, крупнейшим землевладельцем, примкнула к аграрным элитам Первой волны в борьбе против возникающих торгово — промышленных классов и их союзников в науке и культуре. Последние же стали нападать на религию как на силу реакционную и антидемократическую, сделав секуляризм эмблемой промышленной цивилизации.
Эта великая война в культуре, бушевавшая более двух столетий, окончилась триумфом модернизма — культуры для индустриальной эпохи. С ней пришли светские школы, светские институты и общее отступление религии в индустриальных странах. «Не умер ли Бог?» — спрашивала обложка журнала «Тайм» за апрель 1966 года.
Но сегодня, когда наступает экономика Третьей волны, а цивилизация Второй волны переживает смертельный кризис, секуляризм попал в атакующие клещи. С одной стороны, его поносят религиозные экстремисты, так и не остывшие в своей ненависти к современности и желающие вернуть допромышленный фундаментализм. С другой стороны налетают быстро плодящиеся спиритические движения типа «Нью эйдж», по сути своей, как правило, языческие, но все же религиозные.
И у себя дома, и тем более в мире секуляризм Второй волны уже никак не считается передовой и прогрессивной философией будущего.
В мировом масштабе жажда религии отражает отчаянный поиск какой‑то замены рухнувшим верам Второй волны — был ли то марксизм, или национализм, или сциентизм, если на то пошло. В мире Первой волны она питается воспоминаниями об эксплуатации миром Второй волны. Именно память о недавнем колониализме — причина столь желчного отношения к Западу со стороны исламских народов Первой волны. Крах социализма — вот что толкает югославов и русских в шовинистически — религиозную горячку. Отчуждение и страх перед иммигрантами — именно это ввергает многих западноевропейцев в раж расизма, закамуфлированного под защиту христианства. Коррупция и крах демократических форм Второй волны заставляют некоторые республики бывшего Советского Союза отступать либо к православному авторитаризму, либо к мусульманскому фанатизму.
Но религиозные страсти, будь они подлинными или лишь маской других чувств, могут стать игрушкой политических демагогов и слишком легко превращены в жажду насилия. Этнорелигиозный кошмар Балкан — лишь слабое предвестье того, что может легко случиться и в других местах.
Неудержимая революция
Эти множащиеся и быстро ширящиеся разломы представляют собой глобальную угрозу миру на ближайшие десятилетия. Происходят они от главного конфликта нашей эпохи — подожженного искрами новой цивилизации, которую не сдержать в рассеченной надвое структуре мировых сил, возникшей после промышленной революции.
