Тектология (всеобщая организационная наука). Книга 2 - Богданов Александр Александрович (читать онлайн полную книгу txt) 📗
Первобытная охотничья община, когда она разрасталась настолько, что уже не могла поддерживать свою связь в пределах слишком большой территории, необходимой для ее прокормления, распадалась на две, подобно капле воды, выросшей до размеров, при которых сцепление не может больше поддерживать ее механическую связь. Каждая из обособившихся общин-дочерей, если ей удавалось остаться приблизительно в прежней обстановке, устраивалась и жила так, как до нее община-мать, с тем же примитивным разделением труда и распределением его продуктов; а затем она росла до такого же предела, за которым в свою очередь делилась на две, как свободно размножающаяся клетка. Тут все просто и ясно.
Легко понять также принцип, которым определялась основная линия разделения. Мы знаем, что там имелась естественная дифференциация с довольно резко выраженными дополнительными соотношениями: физиологическое различие пола и возраста, основанное на нем различие функций в хозяйстве. Если бы разрыв общины пошел именно через эти дополнительные связи, то части получились бы неоднородные по составу с прежним целым, подобно куску клетки без ядерной ткани, и, значит, неспособные к восстановлению формы. Например, если бы мужская часть общины отделилась от женской, то обе погибли бы; если бы разошлись взрослые и дети, то погибла бы вторая группа.
На деле подобные соотношения должны были иногда реализоваться — насильственно, во взаимных войнах общин, когда истреблялись врагами все взрослые мужчины или когда брались в плен все женщины и дети. При естественном же разделе общины известная равномерность его осуществлялась механизмом ее коллективного сознания, и получались жизнеспособные комплексы людей [90].
Есть, однако, случаи, когда и разрыв по линии дополнительных связей не ведет к дальнейшему разрушению формы, а переходит в ее относительное восстановление. Сравним несколько случаев того и другого рода.
Как известно, первобытная община развивалась затем обычно в «патриархальную» по типу эгрессии, а именно авторитарной дополнительной связи. Когда глава общины, «патриарх», умирает, для нее это является отрывом центрального звена эгрессии. Однако тут происходит немедленное восстановление: умерший патриарх заменяется новым, и жизнь общины идет по-прежнему. Почему это делается так легко? Потому что патриарх был объединяющим, но не единственным организатором общины. В ее сложном хозяйстве, охватывающем, обычно, несколько сотен душ, один человек не может непосредственно и все время руководить всем: под его властью и контролем работает несколько организаторов из наиболее опытных членов общины, либо старейших, либо отличающихся особыми способностями, или, по крайней мере, один, которого он подготовляет себе на замену и который в случае надобности его иногда замещает. Таким образом, община, утратившая патриарха, организационно соответствует не клетке, лишенной всего ядра, а клетке, потерявшей лишь часть его, хотя и наиболее дифференцированную. Различие между патриархом и ближайшим к нему заместителем сводится только к большей или меньшей широте организаторских функций. Для восстановления требуется такая степень пластичности, чтобы организаторские единицы могли менять свое место в системе и расширять в соответственном масштабе свои функции; а такая пластичность имеется, она проявляется и в обычное время.
Реальная степень дифференциации при точном исследовании вообще часто оказывается иной, чем она представляется поверхностному наблюдению. Так, абсолютный монарх, которому все повинуются, тогда как он только повелевает, кажется обыденному, особенно верноподданическому сознанию, максимально дифференцированным органом государственной системы; в действительности же он по характеру функций весьма мало отличается от любого начальника, которому приходится, скажем, в 99 случаях из 100 приказывать и только в 1 из 100 — в свою очередь повиноваться. Замещение, следовательно, происходит очень легко.
Случай противоположный описывается словами евангелия: «поражу пастыря, и рассеются овцы стада». Здесь центральное звено не может быть восстановлено, потому что пастух, предполагается, единственный наличный организатор.
Случай более сложный: боевая группа, положим рота, в тяжелой обстановке теряет весь командный состав и оказывается предоставлена самой себе. Тут возможны два исхода: или немедленное восстановление общего командования группы, или распадение и разрушение группы. Рота, состоящая из крестьян какой-нибудь захолустной местности, людей консервативных по всему их социальному воспитанию, привыкших к устойчивой среде и устойчивым функциям в ней, имеет гораздо более шансов погибнуть в разлагающей, бесформенной панике, чем рота, состоящая из городских жителей — рабочих, привычных к перемене обстановки и отношений, частью и с более или менее значительным организаторским опытом. Ибо требуется, чтобы нашлось лицо, которое было бы способно и решилось бы взять на себя авторитарную функцию, другие лица, которые поддержали бы его в этом и взяли бы на себя руководящие функции низшего порядка; а все прочие должны сразу приспособиться к этой перемене ролей, перенеся на новых организаторов прежнее дисциплинарное отношение; для всего этого необходим соответственный состав группы и соответственные степени пластичности.
Здесь есть один момент, который заслуживает особого внимания. В роте могут уцелеть, положим, фельдфебель, получивший свои нашивки за долгую службу, но по недостатку знаний и психологической гибкости совершенно неспособный руководить ротой в критическом положении; и рядом с ним, может быть, простой рядовой, к этой роли вполне пригодный по своему жизненному опыту и быстрой приспособляемости. Военная организация имеет свою дегрессию в виде устава и дисциплины; согласно их правилам командование должно перейти к старшему чином, т. е. фельдфебелю, причем в данном случае реального восстановления организации не произошло бы. Тогда исход кризиса будет зависеть от того, насколько прочна дегрессия системы, ее авторитарная идеология. Если она слишком устойчиво кристаллизовалась и закрепилась в сознании большинства солдат роты, они не решатся или, может быть, слишком поздно, после долгого колебания, после новых повреждений, решатся разорвать уставную норму, нарушить «порядок», и получится исход в последовательное разрушение целого.
При менее острых условиях вследствие этого консерватизма дегрессии восстановление может произойти неполное. Примером нам послужат некоторые факты из истории русского раскола. Незыблемый авторитарный закон старого православия устанавливает, что благодать священства нисходит сверху, от епископов, которые одни имеют право передавать ее. Но епископы повсюду подчинились государственно-церковной реформе, и отколовшиеся течения, секты «раскола» оказались лишены возможности обновлять свое священство. Одни из них разными путями, с огромной затратой энергии добывали себе «законных» священников и старались добыть епископов; другие просто отказались от священства и стали «беспоповцами». В обоих случаях стойкая дегрессия представляла важное препятствие к полной регенерации формы, во втором даже решающее условие.
Это значение дегрессии в кризисах относится отнюдь не только к социальным системам, а является общим и, в сущности, прямо вытекает из ее основного, «скелетного» характера. Значение всякого «скелета» основано именно на его меньшей гибкости, пластичности по сравнению с остальной частью системы; благодаря этому скелет и служит средством сохранения, закрепления системной формы. Мы видели, что идеология консервативнее человеческих отношений, которые она организационно оформляет; и таким образом, несмотря на всю кажущуюся «идеальность», неосязаемость, она служит для них скелетом. В биологии наблюдается то же самое: у низших организмов, которые вообще легко восстанавливают свою форму при кризисах, это достигается тем труднее и реже, чем более дифференцирован их скелет; а у высших при потере частей организма точно также реже и труднее восстанавливаются те, которые заключают в себе обособленные отделы скелета.
