Тектология (всеобщая организационная наука). Книга 2 - Богданов Александр Александрович (читать онлайн полную книгу txt) 📗
Все элементы задачи налицо; но откуда могло бы взяться столь огромное количество так быстро распадающейся материи?
По современным понятиям о строении атомов, в сущности, всякий их комплекс обладает взрывными свойствами. Требуется только толчок, способный нарушить одновременно равновесие достаточного числа этих атомов; тогда освобождающаяся колоссальная энергия внутреннего движения разрушит в свою очередь структуру не меньшего или еще большего количества других атомов и т. д., пока не исчерпается материал. Обычные воздействия хотя и разрушают постоянно некоторое число отдельных атомов, но слишком слабы, чтобы развернуть этот процесс по взрывному типу, и хотя дезорганизуют мало-помалу, надо полагать, всякие элементы, но с неизмеримой для нас медленностью. Это подобно тому, как смесь водорода и кислорода при комнатной температуре переходит в воду со скоростью, измеряемой сотнями миллиардов лет, но от искры, сразу вовлекающей в реакцию достаточное число частиц, взрывается «мгновенно».
Какие же воздействия способны сразу разрушить достаточное число атомов центральной частички? Шаровая молния появляется после сильного разряда обыкновенной молнии, которая есть не что иное, как могучий поток электронов — β-частиц в электрическом поле. До сих пор разрушение атомов обычных элементов, как азота в опытах Резерфорда, достигалось ударами более массивных α-частиц, кинетическая энергия которых много больше. Но во много раз большее число β-частиц, может, очевидно, заменить эту массивность и, проходя через частичку относительно устойчивой материи, разрушить значительное число атомов, а тем самым лавинообразно развернуть кризис. Тогда, например, понятно и то, почему феномен чаще наблюдается в тропических странах, где грозы сильнее, а также в горных, где обнажение различных минеральных пород ведет к особенному разнообразию состава пыли в воздухе и дает наибольшую вероятность встречи искровой молнии с подходящей частичкой. Молния же «четковидная», очевидно, должна получаться при исключительном составе пыли, когда искровая молния проходит через целый ряд способных к взрыву частичек.
Нет особых оснований предполагать, что взрывающиеся в виде шаровых молний вещества — именно те, которые уже известны в качестве радиоактивных. В химии, например, соединения, довольно быстро разлагающиеся сами по себе при обычных условиях, большей частью не способны к катастрофическим взрывам. Поэтому скорее можно ожидать успеха попыток с элементами, принадлежащими к числу «устойчивых», но утратившими часть этой устойчивости путем, например, значительных и длительных потерь лучистой энергии. Кроме того, возможно, что до сих пор применявшиеся лабораторные воздействия были еще недостаточно сильны, чтобы воспроизвести данное явление.
Успех опытов в таком направлении был бы очень важен. Он проложил бы путь к сравнительно легкому овладению бесконечными запасами внутриатомной энергии, что явится, почти несомненно, основой будущей техники [92].
Заметим, что и до сих пор самые грандиозные победы человечества над природой — начиная с зажигания большого огня от маленькой искры — достигались применением принципа лавинообразно развертывающихся кризисов.
Мы с самого начала установили, что понятие «кризисов» относительно, и его применение зависит от того, в каких пределах ведется исследование организационной формы. Факт «кризиса» признается тогда, когда в результате наблюдаемого процесса оказывается не та тектологическая форма, какая была до него. Так, если в строении организма задача нашего изучения ограничивается только теми основными чертами, которые остаются неизменными от его детства до старости, то вся жизнь его, все развитие в этом промежутке рассматриваются как один непрерывный процесс, а кризисы принимаются только на обеих его границах — в начале и в конце; если в исследование введена какая-либо черта строения, возникающая или исчезающая между этими пределами, то ее возникновение или исчезновение выступает как особый жизненный кризис.
Проведем эту точку зрения последовательно до конца. Допустим, что у нас имеется вода при 3 °C и что эта ее температура поддерживается с достаточной точностью в течение некоторого времени. Тогда перед нами консервативно-определенный комплекс; его сохранение обусловлено равенством притока и потерь тепловой энергии. Но вот положение меняется, этого равенства больше нет: вода начинает нагреваться, полная дезингрессия тепловых активностей, текущих в двух направлениях, нарушена, сделалась неполной. Формально, мы знаем, это означает кризис; и действительно, наш комплекс из «неподвижного» превратился в изменяющийся, его статика сменилась динамикой.
Остановим теперь процесс изменения температуры реально или даже мысленно (т. е. просто фиксируя известную его фазу); пред нами опять «сохраняющаяся форма», например вода при 4 °C, — и она иная, чем была прежде. Неправильно было бы при этом считать, что она иная только «количественно». Изменения, правда, можно выразить числами: выше температура, немного изменились пространственные измерения, также величина теплоемкости, величина поверхностного натяжения и пр. Но когда все эти коэффициенты меняются неодинаково, и даже в разных направлениях, то ясно, что в целом перед нами структурное преобразование. В самом деле, научно оно и понимается как бесчисленные перемены взаимного положения молекул, размаха и скорости их колебаний и пр.; для воды принимается даже изменение их состава, поскольку вода теперь рассматривается как раствор льда в разных пропорциях при разных температурах. Между прочим, на воде при 4 °C глубокий характер преобразования формы ярко иллюстрируется тем, что объем воды именно тут достигает своего минимума. Но кризисом все равно явится и переход от 3 к 5 °C или к 3,5, к 3,1 °C и т. п.: структура комплекса в каждом случае все-таки иная; он тектологически не тот, что был при 3 °C.
Таким образом, всякое изменение, когда познавательный интерес сосредоточен именно на нем, на различии формы в его начале и конце, должно рассматриваться как особый кризис. Всякая «непрерывность» может быть разбита анализом в бесконечную цепь кризисов.
Например, биолог обычно вводит в свои соображения процесс питания как непрерывный в организме. Но для физиолога-химика это совершенно иначе: моментами кризисов являются хотя бы все превращения белковой молекулы пищи — ее переход в растворенное состояние, ее реакции с переваривающими соками, ее распадение на аминокислоты, образование из их молекул новых белковых соединений, соответствующих структуре организма, их вхождение в состав той или иной клетки, их новые распадения в ходе дезассимиляции… Равным образом колебательные процессы всякого рода, материальные и электромагнитные, могут мыслиться как непрерывности; но в анализе волн каждая из бесчисленных фаз, на которые можно разбить ход волны, может быть тектологически взята как особая форма, так как отличается от предшествующей и последующей соотношениями скорости, ускорения и пр., — сложный ряд количественных различий, в своей комбинации образующих «качественное».
Одним из самых ярких тектологических парадоксов является то положение, что и равновесие есть частный случай кризисов. В каждом данном случае оно представляет определенный кризис движения и знаменует смену тектологической формы этого движения. Например, брошенное прямо вверх тело, долетев до высшей точки своей траектории, остается там один момент в равновесии: момент кризиса, образующего переход от движения вверх с прогрессивным замедлением к движению вниз с ускорением; на бесконечно малый промежуток достигается, чтобы немедленно и нарушиться, полная дезингрессия активностей первоначального толчка вверх с активностями тяготения. Так и равновесие двух чашек весов, если брать его в строгом и точном смысле, всегда лишь переходный момент между двумя противоположными их колебаниями, хотя бы незаметными по своей малой величине. А равновесие весов в обыкновенном, техническом смысле есть момент, которым завершается процесс взвешивания. И таковы же все иные равновесия, которые улавливаются теорией или воспроизводятся на практике.
