Введение в социальную философию - Момджян Карен Хачикович (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
Именно это обстоятельство определяет объективную значимость социально-философского мышления, опасность его практической невостребованности в нашей жизни. Кто-то из известных деятелей нашего века выразил надежду, что мир изменится к лучшему, когда к власти придет поколение, воспитанное на музыке "Биттлз". По аналогии мы надеемся, что жизнь россиян станет как минимум стабильнее, если к власти придут политики, усвоившие азы социально-философского и философско-исторического взгляда на мир. Будет вполне достаточно, если власть предержащие научатся понимать, что жизнеспособные социальные системы имеют функциональные алгоритмы самосохранения и развития, которые нельзя безнаказанно нарушать.
Конструируя очередные артефактные химеры, следует помнить, что пластичность самого податливого "человеческого материала" имеет свои пределы, положенные доминантами его родовой природы (которые, в частности, заставляют большинство людей и народов рано или поздно преодолевать естественный страх свободы, останавливать то бегство от нее, о котором прекрасно писал Э. Фромм). Будет прекрасно, если власть предержащие научатся различать истины и ценности, не абсолютизируя свой ценностный выбор, не превращая его в единственно возможную жизненную "правду", поймут, что усвоение самых привлекательных парадигм чужой культуры по принципу кирпичной кладки, а не органической ассимиляции - дело вполне безнадежное; примут во внимание существование "объективно-мыслительных форм" массового сознания, которые складываются как неизбежная реакция на условия практического существования и не могут быть объектом сколь-нибудь успешной пропагандистской манипуляции и т.п.
Заканчивая на этом наше затянувшееся вступление, перейдем к конкретным проблемам социальной философии, уточнив для начала круг ее вопросов, в отношении которого отсутствует, увы, достаточная ясность.
Примечания к вводному разделу
1 Делалось (и делается) это под лозунгом "восстановления единой и целостной философии", лишенной разделения на искусственные компоненты типа прежних "диамата", "истмата", и т.п. Ниже нам предстоит рассмотреть логику подобного подхода, путающего целостность философии с гомогенностью (структурной однородностью) кирпича, который равен самому себе, не имеет и не может иметь организационно выделенных частей в отличие от философии, представляющей собой многоуровневое и многоаспектное знание.
"Философ, который занимается историей в качестве философа, - писал Фихте, - руководится при этом априорной нитью мирового плана, ясной для него без всякой истории, и историей он пользуется отнюдь не для того, чтобы что-нибудь доказать посредством последней (ибо его положения доказаны уже до всякой истории и независимо от нее), а только для того, чтобы пояснить и показать в живой жизни то, что ясно и без истории (Фихте И.Г. Основные черты современной эпохи. СПб. 1906. С. 126).
Особые усилия в борьбе за престиж социальной теории проявил наш соотечественник, один из крупнейших мыслителей XX века Питирим Александрович Сорокин, неуклонно боровшийся с различными формами близорукого "фактоискательства" в общественной мысли. Несмотря на внешний успех этой борьбы (символом которого стало избрание Сорокина президентом Американской социологической ассоциации), несмотря на целую вереницу блестящих учеников, подготовленных на социологическом факультете Гарвардского университета, создателем и деканом которого являлся Сорокин, он умер, не оставив школы, способной развивать его "интегральную концепцию социальной и культурной динамики". Она оказалась слишком "теоретичной", слишком "философской" для прагматического менталитета, воспринимающего лишь отдельные блоки целостной доктрины (теории "социальной мобильности", "социальной стратификации" и др.).
Управление обществом в традициях такого менталитета можно уподобить отношению человека к сложной технике, устройство которой недоступно его пониманию. К примеру, автомобилем можно и нужно управлять: регулировать направление и скорость движения, заправлять бензином и т.д. и т.п. Однако разумному автолюбителю не следует разбирать и "совершенствовать" двигатель машины, в котором он ничего не понимает. Человеческая история, полагают прагматики, избежала бы многих потрясений, если бы на нее можно было повесить бирку "foolproof", что в мягком переводе с английского означает "защищено от некомпетентного вмешательства". В противном случае распространенность социальных теорий в обществе оказывается обратно пропорциональной наличию в нем сырокопченой колбасы, ибо общественная жизнь - прежде всего экономика - напоминает часы, лишенные собственного хода, которые приходится крутить пальцем, если желаешь знать время.
5 Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М. 1990. С. 93. 89.
6 Эта вера в распорядительные возможности власти (гениально выраженная Тыняновым в реплике Николая Второго из "Малолетнего Витушишникова": "Я прикажу инженерам быть честными!") многим иностранцам кажется совершшенно иррациональной. Не будем, однако, забывать, что в политарном российском обществе государственный аппарат при всей своей конечной неэффективности мог делать много такого, что не снилось самым восторженным почитателям этатизма на Западе - контролировать наличие или отсутствие бород на лицах поданных, регламент их половой жизни, длину и ширину брюк и т.п. и т.п.
Неудивительно, что в исторической памяти самых широких народных масс живы воспоминания о правителях, умевших добиваться исполнения любых, самых идиотских приказов, что подспудно рождает и поддерживает надежду на безусловную исполнимость приказов "умных", ведущих к общему благу. Вера во всевластие "умной силы", "добра с кулаками", способного сделать всех граждан честными и трудолюбивыми, хозяйственными и компетентными (с публичным наказанием "саботажников") становится, увы, еще не ушедшей в прошлое народной основой тоталитаризма. Опорой этой веры нередко является опыт политического правления тиранов, хоть и не способных сделать людей честными, но умевших страхом парализовать общество настолько, что в нем вместе с малейшими гарантиями безопасности исчезали видимые признаки разврата и лихоимства.
7 Как известно, многие философы, художники, ученые рассуждали и рассуждают о тайнах "загадочной русской души", которой "не хватает" обыденных радостей жизни - скучно работать, есть, пить и развлекаться "просто так", не задаваясь вопросом о целях своего бытия в мире, не пытаясь озарить его неким надличностным смыслом, включить в "мировую цепь причин и следствий".
Конечно, мистифицированные на Западе "загадки русской души" присуши далеко не каждому из россиян, концентрируясь по преимуществу в слое гуманитарной интеллигенции. В стране всегда хватало не только Калинычей, Обломовых и Трофимовых, но и Хорей, Штольцев, и Лопахиных - холодных рационалистов, предпочитающих реальную прибыль цветущему вишневому саду. Едва ли следует абсолютизировать "житейский идеализм" россиян - тем более если речь идет о простом народе, который веками вел жестокую борьбу за выживание, вынуждавшую сочетать христианскую нравственность с жесточайшей расправой над конокрадами и прочими похитителями чужого добра.
И все же в статистической выборке житейский идеализм действительно распространен в России значительно шире, чем на Западе. Мы реально сталкиваемся с ним не только в литературе, но и в повседневном общении с живыми людьми - причем не только интеллигентами старой выучки, которые героически пытаются презирать доступные "земные блага"и в условиях отступившего тотального дефицита. Люди идеационального склада встречаются даже в кругах "новой буржуазии", некоторые представители которой - на манер старого русского купечества - стесняются своего богатства, пытаются преуменьшить его не только из-за страха перед рэкетирами или все еще неэффективной налоговой инспекцией. Рефлектирующих философов, убежденных в том, что "не в деньгах счастье", можно встретить даже среди прытких спекулянтов, способных порой на неординарные поступки, совершенно не укладывающиеся в нормы западной коммерческой рациональности (может быть, именно неудовлетворенная идеациональность питает порой неумеренное пьянство, поражающее вполне "благополучных" людей, не имеющих видимых "бытовых" причин для этого порока).