Пруссачество и социализм - Шпенглер Освальд (бесплатные версии книг TXT) 📗

в котором не заходит солнце. Колумб служил

этому духу; пусть сопоставят испанских кон-

квистадоров с итальянскими кондотьерами.

Это испанцы превратили всю земную поверх-

ность в объект западноевропейской политики.

Даже Италия сделалась испанской колонией.

Становится понятным великое противоречие,

которое привело к штурму Рима, положившему

конец Церкви, проникнутой духом Ренессанса.

Против нее и родственных ей реформационных

исповеданий восстал испанско-готический дух,

который до сегодняшнего дня властвует в Вати-

кане: идея всемирного господства с тех пор не

45

угасала. С этого момента итальянский и фран-

цузский народный дух враждебно относится

к церкви, не как к воплощению религии, а как

к выражению испанской идеи всемирного гос-

подства. Галликанская церковная политика

французских королей, революции, Наполеон,

антиклерикальная позиция Королевской Ита-

лии объясняются именно этим. Церковь же на-

шла опору в Мадриде и в Вене.

Ибо и Вена тоже создание испанского духа.

Не только язык созидает народ. Здесь народ,

именно австрийский народ, был сотворен духом

двора, затем духовенства и, наконец, дворянст-

ва. Он стал бесповоротно внутренне чужд ос-

тальным немцам, так как народ, исстари воспи-

танный в определенном духе, не может изме-

ниться, даже если он на время сам поддается

этому самообману. Этот народ в самой сущности

своей проникнут духом Габсбургов и Испании,

хотя бы в живых не оставалось более ни одного

представителя дома Габсбургов; пусть его рассу-

док отрицает это, его инстинкт это подтвержда-

ет. Испанская Германия в лице императорского

дома в 1648 была побеждена французской^ -

в лице отдельных князей, дворы которых с это-

го времени жили, действовали, мыслили в духе

Версаля, т. е. узкотерриториально и партикуля-

ристически; погруженные в планы расширения

границ, они были чужды каким-либо универ-

сальным планам. Смелые проекты Валленштей-

на^ о наступлении на Константинополь и пре-

вращении Немецкого моря в базу для испанско-

го флота отмечают наивысший подъем испан-

ского духа в Германии, а его падение и смерть -

46

великий поворот. Испанско-французская Гер-

мания была побеждена при Кениггреце^.

Но еще в 1914 году объявление войны Австрией

Сербии было дипломатическим актом в духе ис-

панских кабинетов XVI века. Англия же такти-

чески превосходными дипломатическими при-

емами XIX века, не объявляя формально миро-

вой войны, организовала ее возникновение.

Английский мир в Фонтенбло^ и прусский

в Губертсбурге^ - оба заключенные в 1763 го-

ду - являются заключительным актом фран-

цузского столетия. Романские народы отступа-

ют на второй план, и руководить судьбами За-

падной Европы начинают германские народы.

Время рождения современного английского на-

рода - это XVII век, прусского же - XVIII век.

Он самый молодой и последний. То, что здесь

у берегов Темзы и Шпрее было создано из свеже-

го элемента, еще сохранявшегося в человечест-

ве, воплощает в самой чистой и напряженной

форме черты фаустовской воли к власти и уст-

ремления в бесконечность. Итальянское и фран-

цузское бытие по сравнению с ними производит

впечатление чего-то мелкого, периоды их поли-

тического преобладания подобны интермедии

большой драмы. Только испанский, англий-

ский и прусский дух дали европейской цивили-

зации универсальные идеи: ультрамонтанст-

во^, капитализм и социализм, в более глубоком

смысле, чем тот, который ныне под этими сло-

вами понимается.

И все же с упадком Франции гибнет западная

культура. Париж слил все творения ранней го-

тики, итальянского ренессанса, испанского

47

барокко в последнюю, самую зрелую и наислад-

чайшую форму - рококо. Существует только

французская культура. С Англии начинается

цивилизация. Франция обладает острым умом,

общительностью и вкусом. Англия владеет сти-

лем практической жизни, стилем денег.

XI

Я не хотел бы быть ложно понятым в смысле мо-

его восприятия прусской идеи. Хотя наимено-

вание указывает на страну, в которой она

в мощной форме нашла свое выражение и где

началось ее великое развитие, все же к ней при-

менимо следующее: прусская идея - это ощу-

щение жизни, инстинкт, невозможность по-

ступать иначе, это совокупность душевных,

духовных и, наконец, даже связанных с ними

телесных свойств, издавна ставших признака-

ми расы, и именно для лучших и наиболее зна-

чительных ее представителей. Уже давно не

каждый англичанин по рождению - <англича-

нин> в смысле расы, и не каждый пруссак -

<пруссак> в этом смысле. В слове <пруссачест-

во> заключено все, чем мы, немцы, обладаем,

не в области неопределенных идей, желаний,

фантазий, а в смысле воли, задач, возможнос-

тей, определяющих судьбу нации. Истинно

прусские натуры встречаются по всей Герма-

нии; мне приходит на ум Фридрих Лист^, Ге-

гель, некоторые великие инженеры, организа-

торы, изобретатели, ученые и прежде всего оп-

ределенный тип немецкого рабочего. Со времени

Росбаха^ и Лейтена^ существует неисчислимое

48

количество немцев, в глубине души которых за-

ложена частица прусского духа, всегда готовая

проявиться способность, которая внезапно дает

о себе знать в великие исторические моменты.

Однако истинно прусской исторической дейст-

вительностью являются до настоящего време-

ни лишь творения Фридриха Вильгельма I

и Фридриха Великого: прусское государство

и прусский народ. Но ведь всякое значительное

осуществление плодотворно. В нынешнем по-

нятии немца, в нынешнем его типе прусский

элемент уже сильно подчеркнут, в противовес

устаревшим идеологиям. Лучшие немецкие

люди сами этого не знают. Прусский элемент

как определенная совокупность чувства реаль-

ности, дисциплины, корпоративного духа

и энергии - это залог веры в будущее; однако

он постоянно подвергается, не только в народе,

но и в каждом отдельном человеке угрозе со сто-

роны той путаницы отмирающих, ничтожных

с точки зрения западной цивилизации и опас-

ных, хотя часто и симпатичных, черт, для кото-

рых издавна стало нарицательным именем вы-

ражение <немецкий Михель>. Ибо <немец>

в представлении профессионалов и мечтателей

есть нечто бесформенное, с трудом лишь при-

знаваемое, благодаря общему языку, как наци-

ональное единство. Немец в таком понимании

аполитичен и непрактичен; это не раса в смыс-

ле совокупности инстинктов, направленных на

реальный мир; в нем есть остаток застывшей

душевной готики, в полной причуд и неясных

стремлений вечно детской душе. Немецкая ро-

мантика и мечтательная политика 1848 года

49

возродила ее. Тот же остаток готики, приправ-

ленный ветошью английских понятий - это

тривиальный космополитизм, мечта о дружбе

народов в общечеловеческих целях, доходящих