Опасная бритва Оккама - Переслегин Сергей Борисович (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
В сущности, генералиссимус Суворов использовал не традиционную, и даже не индустриальную, а постиндустриальную стратегию – стратегию чуда. Его операции были глубоко личностны и основывались на трансляции солдатам и полководцам противника той реальности, где их поражение было решено и предрешено. Через полтора века нечто подобное продемонстрировали миру генералы вермахта и адмиралы Страны восходящего солнца.
II. Воюет Россия индустриальная
Военная история индустриальной России наполнена скрытым трагизмом. В XIX-XX веках мир менялся слишком быстро для склонной к застою русской армии. Почти в каждую войну она вступает материально и организационно неподготовленной; попытки всякий раз решать возникающие проблемы за счет одной только стойкости войск приводят к страшным потерям и в конечном счете обескровливают страну. Логика развития заставила Россию/Советский Союз воевать со всем миром. Это закончилось национальной катастрофой и очередным «смутным временем». Разумеется, как это уже вошло у России в традицию, поражение трансформируется в победу. Вопрос лишь – когда и какой ценой?
Крымская война: «и невозможное возможно»
Серьезная ошибка была допущена Россией в славном для нее 1812 году, когда государь не прислушался к мнению М. Кутузова, желающего прекратить войну сразу после гибели наполеоновской Великой армии. В рамках плана М. Кутузова следовало возобновить союз с Францией, разделить с ней сферы влияния на континенте, постепенно включить Первую империю в орбиту своей политики и готовиться к решительной схватке с Великобританией. План, основанный на запредельном риске, но дающий России шанс на ускоренное капиталистическое развитие и достижение европейской гегемонии.
Британские непрямые действия в области политики оказались сильнее увещеваний дуайена русской армии. и с 1812 года Россия перестает быть для Великобритании субъектом политики и становится ее объектом. Достойна уважения последовательность, с которой британская элита проводила в жизнь стратегический замысел использования России для достижения целей английской дипломатии – вне всякой зависимости от политических реалий. Россия могла быть союзником или противником, это меняло лишь тактику взаимодействия, но не оказывало влияния на большую стратегию.
Крымская война была спровоцирована Великобританией для решения одной, но существенной в рамках ее приоритетов цели – захвата Петропавловска-Камчатского. Стратегически все было оформлено как нельзя лучше: против России, находящейся в полной международной изоляции, была создана коалиция крупнейших мировых держав. Против русской армии, с ее рекрутско-крепостной системой набора, устарелой на две исторические эпохи организацией, традиционно бессильным тылом, устаревшим военным снаряжением выступили первоклассные европейские войска, вооруженные нарезным оружием и поддержанные паровым флотом.
Никакой стратегии, позволяющей «мануфактурной» армии сопротивляться «индустриальной», в природе не существует. По логике вещей война должна была короткой и результативной. Захватив Севастополь, Петропавловск и Кронштадт, союзники должны были продиктовать России условия капитуляции.
Однако обреченная на поражение русская армия в очередной раз продемонстрировала свою исключительную стойкость в обороне. Союзники так и не добились ни одной из своих целей, и единственным реальным достижением войны явилась пятнадцатилетняя нейтрализация Черного моря.
Трагедия Севастополя повторилась спустя полвека под Порт-Артуром. Хотя на сей раз с Россией воевала не европейская коалиция, но второстепенное азиатское государство, только добивающееся вступления в избранный круг великих держав, русская армия и флот вновь оказались инфраструктурно и технически не подготовленными к войне, а русская дипломатия не смогла удовлетворительно решить ни одной из поставленных перед ней задач.
Русско-японская война обошлась России гораздо дороже, нежели Крымская. В стране резко усилились революционные настроения. Были потеряны важнейшие позиции на Дальнем Востоке. Пошатнулся престиж страны как военной державы, что немедленно поставило под сомнение финансовое и экономическое процветание Империи. И главное, единственная серьезная попытка России перейти от материковой стратегии к океанической: создать сильный флот и начать борьбу за Тихий океан – потерпела крушение. В 1905 году Россия потеряла шансы когда-либо иметь сильный военный флот, а с ним – развитое коммерческое судоходство и долю в мировой торговле.
«Мировой кризис»
Первая Мировая война 1914-1918 гг. убедительно демонстрирует и сильнейшие, и слабейшие черты русской военной машины. После Порт-Артурской и Цусимской катастроф в армии и флоте был наведен относительный порядок, выстроена стройная система мобилизации и развертывания войск и относительно работоспособная система их снабжения. В целом была решена кадровая проблема, офицеры и генералы в значительной своей массе имели свежий боевой опыт. Вместе с тем русская дивизия была «перегружена» батальонами (16 против 12 в германской армии), что при недостатке артиллерии неизменно приводило к излишним потерям303.
303 Считалось, что «лишние» батальоны компенсировали недостаток артиллерии. В действительности они лишь подрывали подвижность дивизии, затрудняли управление и снабжение Одна из столь характерных для русской военной машины организационных нелепиц.
Россия вступила в войну, имея адекватный план боевых действий, причем Генеральный штаб удержался от искушения рассматривать войну через призму интересов только своего фронта304.
304 Критика Восточнопрусской операции построена на непонимании реального положения дел. Наступление против Австро-Венгрии требовало удержания за собой «Польского балкона». Ослабляя военные усилия на этом направлении и сосредоточивая войска против Австро-Венгрии, Россия брала на себя риск немецкого контрудара в общем направлении на Седлец. Такой контрудар вызвал бы отход Юго-Западного фронта вне всякой зависимости от достигнутых там успехов, по условиям местности русские войска не могли выигрывать темпы в Карпатах быстрее, чем терять их в северной Польше. Следует также помнить, что решающая для всего хода войны победа союзников на Марне была обусловлена переброской двух немецких корпусов в Восточную Пруссию, и в этом смысле можно сказать, что русская стратегия спровоцировала германское командование на эту решающую ошибку. Правда, стратегический успех кампании 1914 года был оплачен ценой погибшей в Мазурских болотах 2-й армии Самсонова, но, как уже отмечалось, русское военное командование с потерями не считалось.
С точки зрения исторической обусловленности русского военного искусства особый интерес представляют два сражения Великой войны – Галиция и Саракамыш.
В Галицийской операции русское командование попалось на чужую стратегическую разработку. Весь план «А» войны с Австро-Венгрией был построен на допущении, согласно которому противник сохранит план развертывания, известный русскому командованию. В действительности фельдмаршал Конрад сдвинул сосредоточение войск на 100 километров к западу, вследствие чего обходящее северное крыло русских войск само попало под фланговый удар. В ходе ожесточенного Люблин-Холмского сражения 4-я и 5-я армий Юго-Западного фронта потерпели тяжелое поражение, однако австрийское наступление развивалось крайне медленно ввиду традиционной стойкости русских войск в обороне. Особенно выделяется операция 19-го армейского корпуса, который, будучи практически окружен превосходящими силами австрийцев, сумел за счет маневра артиллерией нанести противнику тяжелое поражение и восстановить свою связь с 5-й армией.
