«Уродливое детище Версаля» из-за которого произошла Вторая мировая война - Лозунько Сергей (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
К концу марта Лондон откажется от подписания совместной декларации. А все потому, что поляки с СССР ничего общего иметь не хотели!
Вечером 22 марта советский полпред во Франции Суриц будет докладывать в НКИД о беседе с французским премьером Даладье, в которой последний сообщал, что французы дали согласие подписать декларацию. В тоже время Даладье отметил, что «обеспокоен, не сорвет ли все это дело Польша». Кроме прочего, Даладье высказал опасение, что Варшава вообще может разрушить антигитлеровский фронт в самом зародыше: «Он боится, что в случае вероятного отказа или уклончивого ответа Польши и англичане заколеблются и возьмут обратно свое предложение», — пересказывал его слова в телеграмме Суриц [619].
До конца марта англичане пытались убедить поляков в необходимости подключения СССР к созданию единого фронта против гитлеровской агрессии, но те стояли на своем. Польша в категоричной форме заявила, что не примкнет «ни к какой комбинации (в форме ли декларации или какой-либо иной), если участником ее будет также СССР», — так изложил польскую позицию 29 марта постоянный заместитель министра иностранных дел Великобритании Кадоган Майскому [620].
Свою антисоветскую позицию поляки прикрывали демагогией о том, что они пытаются «поддерживать известное политическое равновесие» между Германией и СССР — как пояснил польский посол в Москве Гжибовский замнаркому индел Потемкину [621]. И это в тот момент, когда над Польшей нависла угроза германской агрессии!
Поляки словоблудили насчет своего якобы нежелания участвовать в каких бы то ни было комбинациях враждебных как Германии, так и СССР. И это на фоне того, когда Польша договаривалась с Англией и Францией о военных гарантиях на случай нападения Германии — т. е. как раз участвовала в антигерманской комбинации. Спустя два дня после того как Чемберлен объявит о гарантиях Польше, 2 апреля Литвинов обратит внимание Гжибовского на этот странный, но весьма показательный момент.
Так, в очередной раз процитировав польскую позицию, как ее изложил 29 марта Кадоган Майскому, Литвинов потребовал объяснений. Польский посол пытался выкручиваться, мол, позицию Польши превратно поняли. А далее, сказано в записи беседы, «Гжибовский, покраснев, прочитал опять свою бумажку (инструкцию Бека) и признал, что там тоже говорится о комбинациях „совместно с Советским Союзом“.
Литвинов продолжил свою мысль уже с учетом заявления Чемберлена от 31 марта: „посол мне вчера объяснял нежелание участвовать в комбинациях опасением напряжения в отношениях с Германией и ее гневом, сегодня же выходит, что Польша все же готова участвовать далее в комбинациях, направленных против Германии, не опасаясь ее гнева, если только не будет СССР. Этот момент тоже требует объяснений“.
В конце же Литвинов констатирует: „из сегодняшней беседы мне совершенно ясно, что Гжибовский не хочет дать нам официальный ответ на запрос, зная, что поляки говорили с англичанами именно в том духе, как нам сообщил Майский. Он при этом сегодня сжульничал, опустив из сообщения Бека неприятную для нас фразу“ [622]. Жульничать — это, как мы не раз убеждались ранее, было вполне в польском стиле.
Бог знает, какие комбинации в тот момент прокручивал воспаленный ум полковника Бека. К примеру, известный историк, написавший одну из лучших работ о Гитлере, Иоахим Фест считал, что Бек, „человек скользкий и любящий интриги, который словно отчаянный жонглер вел дерзкую игру с пятью мячами“ в 1939-м пытался сплести сеть, в которой окажется сама Германия. Политика Бека, отмечал Фест, „была втайне нацелена на то, чтобы совершенно методично усиливать зацикленность немцев на ошибках“, она строилась в надежде „не только на безоговорочное включение Данцига в состав польского государства, но на гораздо большее — на всю Восточную Пруссию, Силезию, более того — и на Померанию… нашу Померанию“, как стали скоро говорить все чаще и откровеннее. Тайные польские великодержавные мечты были подоплекой того неожиданно резкого отказа, которым ответил Бек в конце концов на предложение Гитлера, вызывающе связав это с мобилизацией нескольких дивизий в приграничной области» [623]. Очень даже может быть.
Заявление Чемберлена от 31 марта 1939-го об английских гарантиях Польше не стало таким уж неожиданным, как это нередко звучит в исторической литературе. Так, еще 29 марта Кадоган известил Майского о соответствующем плане, разработанном в Лондоне. Но кабинет Чемберлена не сразу решился на его принятие. Судя по словам Кадогана, в британском правительстве шли непростые дискуссии на указанный счет.
В своем донесении НКИД Майский будет описывать, как он «с большим недоверием» выслушивал соображения Кадогана: «Зная вековую нелюбовь Англии к „твердым обязательствам“ вообще, а на континенте Европы в особенности, зная традиционное пристрастие Англии к игре на противоречиях между третьими державами со свободными руками, зная, наконец, как уже на моих глазах брит(анское) пра(вительство) никогда даже и слышать не хотело о гарантии границ в Центральной и Восточной Европе, я с трудом мог себе представить, чтобы Чемберлен согласился дать твердые обязательства Польше и Румынии».
Желая уточнить намерения англичан, Майский поставит Кадогану прямой вопрос: «Допустим, Германия завтра нападает на Польшу — объявит ли Англия в этом случае войну Германии? Станет ли блокировать берега Германии и бомбардировать с воздуха ее укрепления?» На это, к «удивлению» советского полпреда, Кадоган так же прямо и ответил: «Да, объявит, если, конечно, кабинет примет весь план». Затем Кадоган посмотрел на часы и прибавил: «Может быть, план уже принят, — сейчас как раз проходит заседание правительства».
В тот раз, однако, план принят не был. Но оставались считанные часы до этой «революции» (как выразится Майский и с чем согласится Кадоган) в британской внешней политике.
«Да, конечно, это было бы революцией в нашей внешней политике, — заявил Кадоган Майскому, — оттого-то мы так долго не можем принять окончательного решения. Я не знаю, примет ли такое решение и сегодняшний кабинет. Но имейте все-таки в виду: настроения сейчас таковы, что твердые гарантии Польше и Румынии могут быть даны» [624].
И 31 марта в палате общин британского парламента Чемберлен сделал революционное заявление: «Как я заявил на сегодняшнем утреннем заседании, правительство Его Величества не имеет официального подтверждения слухов о каком-либо планируемом нападении на Польшу и поэтому их нельзя принимать за достоверные.
Я рад воспользоваться этой возможностью, чтобы снова сделать заявление об общей политике правительства Его Величества. Оно постоянно выступало и выступает за урегулирование путем свободных переговоров между заинтересованными сторонами любых разногласий, которые могут возникнуть между ними. Оно считает, что это естественный и правильный курс в тех случаях, когда существуют разногласия. По мнению правительства, нет такого вопроса, который нельзя было бы решить мирными средствами, и оно не видит никакого оправдания для замены метода переговоров методом применения силы или угрозы применения силы.
Как палате известно, в настоящее время проводятся некоторые консультации с другими правительствами. Для того чтобы сделать совершенно ясной позицию правительства Его Величества на то время, пока эти консультации еще не закончились, я должен теперь информировать палату о том, что в течение этого периода в случае любой акции, которая будет явно угрожать независимости Польши и которой польское правительство соответственно сочтет необходимым оказать сопротивление своими национальными вооруженными силами, правительство Его Величества считает себя обязанным немедленно оказать польскому правительству всю поддержку, которая в его силах. Оно дало польскому правительству заверение в этом.
