Солдат трех армий - Винцер Бруно (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗
Никогда больше!
На международной пресс-конференции, посвященной происходившему в Женеве в мае 1959 года совещанию министров иностранных дел, выступил также генерал-лейтенант Национальной народной армии Гейнц Гофман, ныне министр обороны ГДР. Западногерманская печать была вынуждена не ограничиваться обычными нападками, но и признать, что выступление этого генерала было искусным и произвело большое впечатление. Я не рискнул бы даже представить себе, как держался бы в аналогичной ситуации наш командующий генерал Гут; он наверняка опозорил бы весь бундесвер.
Меня восхитило, что в своих ответах журналистам генерал Гофман так лаконично и уверенно осветил поставленные проблемы. Не возникало сомнения, что Германская Демократическая Республика сумеет дать отпор любому нападению и защитить мир вместе со своими союзниками. Что означают подобные предупреждения, я мог убедиться во время войны против Советского Союза.
В третий раз взял я в руки газету, в которой была опубликована беседа Вальтера Ульбрихта с профессором д-ром Вальтером Хагеманом. Убедительно обоснованные предложения Вальтера Ульбрихта о сближении и соглашении между обоими немецкими государствами выгодно отличались от истерических выпадов боннских политиканов.
Чаще прежнего я старался получить информацию по радиовещанию ГДР. Я слушал комментарии, беседы, узнавал имена, которые мне ранее были чужды или неизвестны. Я с интересом следил за дискуссиями, которыми руководили профессор Герхард Эйслер или Карл Эдуард фон Шницлер; а когда после речи профессора Альберта Нордена диктор сообщил, что ее передадут опять на другое утро, я чуть не сделал большую ошибку: чуть не посоветовал приятелю ее послушать. Я жил между двумя мирами.
Не будет преувеличением, если я скажу, что первые недели и месяцы 1960 года события в ГДР и все, что мне удавалось о них слышать и читать, занимали меня больше, чем информация, попадавшая на мой письменный стол. Я находился в состоянии раздвоенности между действительностью и надеждой; то была пора такого нервного напряжения, какого я никому не пожелал бы, но с которым мне необходимо было справиться — вплоть до того момента, когда я сочту, что пришло время осуществить принятое решение переселиться в Германскую Демократическую Республику.
На конференциях и при посещении гарнизонов я стал втягивать моих офицеров в дискуссии; эти беседы расширяли рамки демократии гораздо больше, чем того желали высшие инстанции. Я выступал с критикой в таких случаях, в каких прежде отмалчивался. Я формулировал некоторые предложения и в таких случаях, когда мне заранее было ясно, что они могут лишь вызвать недовольство моих начальников. Сам того не подозревая, я начал борьбу, черпая силы в убежденности, что существует другое германское государство, проводящее политику, соответствующую моим чувствам и представлениям, и стремящееся прежде всего к тому, чтобы немецкая земля никогда не стала очагом новой войны.
Мне становилось все яснее, что я принадлежу к участникам неправого дела и что я снова содействую устаревшим и опасным замыслам. Я не хотел снова оказаться орудием зла. Я желал наконец свободно и самостоятельно принимать решения.
Когда-то я пел «Германия превыше всего», но теперь я с гораздо большим внутренним воодушевлением вечер за вечером слушал украдкой национальный гимн ГДР, передававшийся в полночь; отныне я хотел участвовать в общем деле, дабы «никогда ни одной матери больше не пришлось оплакивать сына».
Правда, я еще носил военную форму бундесвера-НАТО, но в душе уже чувствовал себя гражданином Германской Демократической Республики.
Разрыв
Понятно, что в течение этих недель я подыскивал новые доказательства националистической политики боннского правительства. Я делал это не только, чтобы укрепиться в своем решении, но и чтобы общая картина была более полной и законченной.
Меня беспокоила не только официальная политика; опасные тенденции маленьких правых группировок, привлекавших все большее число сторонников, вызывали настороженность со стороны бдительных журналистов как за границей, так и в ФРГ. Все большее число наблюдателей обращало внимание на рост угрозы неонацизма.
Об этой нарастающей опасности писала 25 февраля 1960 года «Нойе Рейн цайтунг», сочувствующая социал-демократической партии: «Если бы вы после многолетнего пребывания на мирных островах в южных морях вернулись домой в ФРГ, то за одни сутки пришли бы к выводу: завтра будут стрелять, завтра начнется война».
Это не было преувеличением. Само министерство обороны ФРГ дало тому доказательства на свой манер, когда в «Информационном бюллетене для армии» № 2 за 1960 год заявило:
«Германия разделена. ФРГ выступает в качестве представителя всей Германии. Стремление к единству не прекращается в нашем народе. Таким образом, ФРГ безусловно представляет собой „очаг беспокойства“, потому что, пока Германия разделена, на земле никогда не будет устойчивого мира».
Такая политика — начиная с раскола Германии, через безграничное вооружение, вплоть до угрозы насильственного объединения — не сулит ничего хорошего всем нам, Европе, всему миру; я открыто ей противился. Пора было положить конец пассивному подчинению.
Был конец марта. Офицеры по связи с прессой собрались в Карлсруэ, чтобы ознакомиться с новыми директивами. Я ожидал, что на это совещание также прибудет приглашенный мною Адельберт Вайнштейн, военный обозреватель «Франкфуртер альгемайне цайтунг». Этот бывший майор и офицер генштаба старого вермахта в начале года основал Союз резервистов бундесвера и в почти ультимативно составленном письме просил командиров корпусов бундесвера поддержать его начинание. Господин Вайшнтейн не явился на совещание, вместо себя он прислал двух членов президиума союза, господ Парча и Хувига. Они сами себя разоблачили; видимо, эти господа полагали, что на собрании офицеров они в «своем тесном кругу».
Согласно их планам, все солдаты, отбывшие службу в бундесвере, должны быть «охвачены» и надо их на еженедельных учениях под командой унтер-офицеров и офицеров бундесвера «держать в готовности»; таким образом будет создан огромный резерв бундесвера.
Представители союза предлагали сформировать «ополчение» и ссылались на пример Швейцарии. То и дело слышались слова: «территориальная оборона», «войска гражданской обороны». Это «ополчение», недоступное для «вредного влияния профсоюзов», должно было стать «успокоительным фактором» в случае чрезвычайного положения внутри страны или вовне ее.
Лишь немногие из моих офицеров разгадали, что эти планы имеют в виду формирование войск для борьбы против антимилитаристских выступлений в Западной Германии, создание военизированных отрядов, действующих против рабочих и других миролюбивых и демократических сил. На собрании большинство офицеров не поняло также, что этот Союз резервистов, к тому же стремившийся объединить все прочие солдатские организации, основан только для того, чтобы еще более милитаризовать общественную жизнь в ФРГ, а наименование Союз резервистов служит лишь для маскировки всей затеи, причем Вайнштейн — лишь персонаж, действующий по особому поручению.
Впрочем, некоторые офицеры по связи с прессой уже были настроены критически и не столь смиренно, как хотелось бы Бонну, Я приметил это по выражению лиц. Достаточно было искры, чтобы огонь вспыхнул. Этой искрой послужили мои слова, когда я с возмущением крикнул милитаристам в штатском обличье Парчу и Хувигу:
— Господа, ведь это не что иное, как новый вариант «черного рейхсвера»! Я это решительно отвергаю.
Не давая этим «ополченцам» возможности опомниться от изумления, я открыл дискуссию и предоставил слово моим офицерам. Тут разразилась буря. Посыпались вопросы, возражения, протесты. Выступали не все; но у тех, кто брал слово, было что сказать. В клубе повеяло свежим ветром. Я был счастлив.
Один из докладчиков от союза употребил выражение «человеческий материал». Молодой капитан крикнул ему в ответ:
