Образ врага. Расология и политическая антропология - Савельев Андрей Николаевич (чтение книг txt) 📗
В порядке выздоровления нашего национального самосознания мы должны понять, что нет никаких ценностей, которые были бы выше России. Со всем, что возносится над Россией, мы вправе поступать как с сорняками.
Предатели
Верность Родине содержит три типа солидарности: кровнородственную, политическую и культурно-религиозную. Отступление хотя бы от одного из типов солидарности означают измену.
Если предать кровнородственные связи, мы получаем мыслимую модель государственности, которой все равно кого иметь в подданных. Для России такой подход выражен, например, достаточно распространенным убеждением, что наши пространства следует заселить китайцами и таджиками, которые трудолюбивы и непритязательны. А русский народ, будто бы, не способен — глуп, ленив и безынициативен.
Отказ от политической солидарности означает отступление на обочину современной жизни Родины — что произошло с белоэмиграцией, которая была нелояльна к Советам, но продолжала любить Россию, которую потеряла, а точнее — убила своими республиканскими чаяниями, вылившимися в мятеж февраля 1917 года. Некоторые деятели эмиграции стремились найти союзников в борьбе с Советами среди врагов России. Они перешли грань именно здесь, не заметив, как нелояльность к текущему политическому режиму превратилась в измену протяженной в веках национальной традиции. Они не предали присяги, они не стали врагами своего народа, в большинстве своем — не совершили никаких преступлений. Но они, в результате трагического заблуждение, на заметили, что традиция русской государственности уже не за ними. Большинство же эмигрантов первой волны было солидарным со своим народом во время тяжких испытаний войны, но уже не нужным ему — это была расплата за измену Государю, за либеральные бредни, за западничество.
Наконец, измена традиционному культурному выбору, делает несущественными другие грани национальной солидарности. Антихристианские группировки — среда для вербовки антирусских сил. Здесь мы можем фиксировать не только богоотступничество, но и пренебрежение к собственным предкам — православным христианам во многих поколениях.
Богоотступничество дает пример измены, через который можно понять другие типы предательств. Имя Каина связано с предательством не потому что Каин стал первым в человеческом роде убийцей, а потому, что в этом убийстве сконцентрировано все — забвение Бога, измена родству, зависть, гордыня… Альтернатива предательству — вера и верность. Вероотступничество означает, что один тип солидарности будет противопоставлен другим, а предательство высших смыслов бытия оправдано утверждением низших смыслов. Так, измену вере могут оправдывать солидарностью с нацией, а измену нации — солидарностью с государством, государству — солидарностью с классом или партией (не важно, партия ли это большевиков или партия «общечеловеческих ценностей»).
Измена вере ныне стала не всем понятной, но остается ясным смысл измены Родине. Такая измена не прощается и не имеет срока давности. Потому что в образе Родины сливаются все типы солидарности — Родина одновременно и семья (кровное родство), и нация (культурно-историческая и политическая общность), и государство (политическая общность, устройство жизни нации).
Только Смута и революция могут поколебать представление о Родине, когда нация раскалывается и каждая из частей нации пытается создать свое государство — восстановить, прежде всего, политическую солидарность. При этом возможна гражданская война, в которой брат идет на брата, и на народ ложится каинова печать. Следствием становится возмездие во всенародных муках и муки перед необходимостью искупления.
Измена февраля 1917 года, совершенная группой думских лидеров, поощряемых разложившейся элитой, сменилась всенародной изменой Родине со стороны большинства народа в октябре 1917 и «триумфальным шествием Советской власти». Февраль 1917 года последний российский Государь отметил в своем дневнике скорбными строками: «кругом измена и трусость и обман». Возмездием была гражданская война и тяжкое бремя политических репрессий.
В современной русской истории мы имеем другой пример всенародного предательства, последовавшего за длительным периодом смутного состояния национального самосознания. Это двухактная драма 1991 и 1993 годов. Разрушение государства стало возмездием за измену Родине — страна раскололась на множество государств с собственными внутренними «солидарностями», унижена гордость народа, привыкшего считать себя великим, навалилась гнетущая бедность, муки позора и нищеты, муки бессилия, муки бесплодных поисков виновных и смутное мазохистское сознание, соучаствующее в издевательстве русского народа над самим собой и уповающее на садистскую власть.
Предательство представляет собой расчетливый или случайный срыв социальной связи с нанесением внезапного ущерба стороне, которая считала себя защищенной. Обязательства, ранее казавшиеся незыблемыми, внезапно обрываются, и наносится «удар в спину». Это может быть разрыв отношений между отдельными людьми (личная измена) или самопредательство (измена как внутреннее разрушение личности). В политике это разрыв отношений между человеком и обществом (группой, партией, корпорацией, нацией) либо, опять же, самопредательство народа — предательство предков и потомков, исторической миссии.
Личное предательство в отдельных случаях становится образцовым и символически включается в самосознание нации как краткий сюжет. Это предательство богоотступничества, связанное с эксцессом зависти (Каин) или соблазном выгоды (Иуда), измена народу и государю (гетман Мазепа), измена другу и покровителю (Брут), измена под страхом смерти (генерал Власов). Нигилистические круги, подрывающие нацию, иногда берут эти символические сюжеты, придавая им позитивные оценки, очаровывая таким образом своей новизной. Так, фигура Брута оказывается символом борьбы за свободу против тирана — некогда она была очень популярна в либеральных кругах Европы и пользовалась популярностью у российских мятежников-декабристов. Имя Мазепы, ставшее ругательным среди малороссов («клятая мазепа»), в современной элите Украины превращается чуть ли не в имя национального героя. А фигура генерала Власова среди нынешних российских либералов оказывается «неоднозначной» только потому, что он декларировал свою борьбу со сталинизмом.
В каждом случае нигилизм находит оправдание. Для Брута свобода оказывается оправданием вероломного убийства, заговора и мятежа. Мол, для свободы все средства хороши, а по отношению к тирану не может быть никаких моральных запретов. Про Мазепу позабывается его участие в работорговле, и крепостное закабаление 100 тысяч украинских душ и народная война против нового хозяина мятежного гетмана — шведского короля. Зато возносится будто бы имевшая место борьба за свободную Украину против «москалей» и «имперских амбиций» России. Власов рисуется мужественным человеком, решившимся бросить вызов Сталину, но обманутым немецким командованием. Из отвратительного примера измены пытаются сделать пример трагический.
Предательство возникает в момент выбора — скрытая структура личности выходит на передний план. Генерал Власов, не попади он в плен, мог окончить войну прославленным героем. Ведь он был успешным профессионалом — командовал дивизией, осенью 41-го — армией, оборонявшей Киев, потом — армией в контрнаступлении под Москвой. В ситуации выбора между жизнью и смертью он оказался в результате стратегической ошибки военного руководства страны, переоценившего значимость победы под Москвой и бросившего армию в неподготовленное наступление, — ударная армия Власова должна была играть основную роль в снятии блокады Ленинграда в марте 1942, но попала в окружение и три месяца методично уничтожалась противником. В плен Власов сдался, возможно, вспоминая о расстрелах верхушки Западного особого округа Красной Армии, на которую Сталин свалил вину за катастрофические неудачи первых дней войны. Измена стала для Власова альтернативой неминуемой смерти — либо в сталинских застенках, либо в болотах, где погибла его армия. Самооправданием он выбрал борьбу со Сталиным и подготовку Русской освободительной армии (РОА) для «нового русского порядка», который, будто бы, придет на смену коммунистическому режиму вместе с победой немцев.
