«Мягкая сила», «цветные революции» и технологии смены политических режимов в начале XXI века - Наумов Александр Иванович
Одним из самых эффективных приемов «цветных революций» стало использование технологии «политического спектакля», то есть создания обстановки максимально «грязных» выборов с целью создания всеобщего ощущения их фальсификации или несправедливости, что вело к делигитимизации выборов (в более широком смысле речь шла о делегитимизации режима в целом). Причем подготовка к этому начиналась задолго до самих выборов. После же достижения некоторой критической величины нарушений на самих выборах, которую могла спровоцировать любая из сторон, исход голосования уже не поддавался надежному выяснению, и разрешение возникшего конфликта выносилось на улицу. Оппозиция, как правило, апеллировала к данным экзитполов, проводившихся близкими к ней социологическими службами и НПО в день выборов. Разумеется, их результаты однозначно говорили о победе оппозиционного лидера, что совершенно не совпадало с данными официальных избирательных комиссий. В практическом плане это лишало любого из избранных кандидатов легитимности, а сама функция легитимизации возлагалась на какую-либо стороннюю инстанцию, иначе говоря, превращалась в вопрос внешнего признания. Одной из форм продолжения подобной деятельности, как показала практика, могло стать непризнание итогов голосования с активизацией выступлений оппозиции, увеличением числа митингующих, а также одновременным объявлением того, какой результат выборов будет признан законным.
В этой связи надо отметить и такой важный механизм «цветных революций», как воздействие на чувства и эмоции. Он основывался на известном в психологии принципе ценностно-символического противопоставления («мы и они») и заключался в переносе политического смысла на чисто моральные категории, близкие и понятные обычному человеку, — справедливость, свобода, верность, борьба добра со злом, вера в светлое будущее. Придание «революционной» патетике героико-романтического и патриотического ореола способствовало эффекту «эпидемии чувств», что приводило в итоге к многократному увеличению числа сторонников движения. Как это не кощунственно звучит, но порой сам факт пролития крови и гибели людей, особенно невинных, обладал исключительно сильным эффектом воздействия на сознание, воображение и чувства не только сторонников «революционного движения», но и увеличивающегося числа сочувствующих. Большую роль здесь играла технология формирования в массовом сознании уверенности в «неминуемой победе» и мысли о том, «народ победить нельзя» [104]. В ряде «цветных революций» особый акцент был сделан на разжигании агрессивной этничности. Оно имело целью сплочение наиболее радикальных социальных групп на основе этнической или национальной принадлежности, а также придание им статуса «локомотива» революционного движения. В Грузии и Украине, например, отличительной особенностью подобных движений была их антироссийская направленность. При этом ядром актива для уличных акций подчас становились именно националисты и экстремисты (в ходе Евромайдана это был «Правый сектор», а в случае с Египтом в 2011 году — «Братья-мусульмане»), а в руководстве оппозиции тон, как правило, задавали либеральные политики, также не чуждавшиеся идей национализма.
Формирование символа протестного движения также имело важное психологическое значение, одновременно выступая средством общения и идентификации единомышленников. Для быстрого и максимально широкого охвата населения в технологиях «цветных революций» активно использовались демонстрации элементарного цветового или графического знака. Так, сжатый белый кулак в круге на черном фоне был замечен в символике почти всех «революций». Большое значение имел также выбор «цвета» «революции», который являлся принципиальным рычагом мобилизации протестного движения. Например, оранжевый цвет сыграл колоссальную роль в сплочении протестующих и конечной победе украинского «Майдана» в 2004 году. Вообще, проработка геральдической составляющей была выполнена на достаточно высоком уровне. В разрабатываемых логотипах большое внимание уделялось историческому и политическому контексту, подчеркивались национальные, либо наднациональные символики. Не вызывает сомнения, что над выбором цветов и символов оппозиции активно работали психологи и другие специалисты по нейропрограммированию. Р. Хелви отмечал, что ношение похожей одежды и символов — психологические опоры, которые обеспечивают зрительную ассоциацию с другими, кто разделяет те же ценности и убеждения [105].
Зачастую человек, возглавлявший «цветную революцию», сам становился ее символом. Причем отнюдь не случайно во главе всех «цветных революций» оказались некогда высокопоставленные чиновники, попавшие в опалу и перешедшие в оппозицию к действующей власти. «Цветные революции» часто организовывались не контрэлитой, а частью старой элиты, которая в предыдущие периоды находилась у власти, потом была отправлена в отставку, затем перешла в оппозицию и подняла на щит уже антиправительственные лозунги. У этой оппозиции в лице бывших министров были союзники в числе министров действующих, которые в решающий момент переходили на сторону оппозиции. М. Саакашвили в Грузии, В. Ющенко в Украине, К. Бакиев в Киргизии не являлись уличными политиками «из низов». Напротив, на момент «революций» они были узнаваемыми персонами, имели поддержку со стороны западного истеблишмента и общественного мнения, а также сохраняли прочные связи с политическим классом страны, что давало дополнительные возможности для раскола правящей элиты. Среди лидеров «революции» часто оказывалась харизматичная женщина — Н. Бурджанадзе в Грузии, Ю. Тимошенко на Украине, Р. Отунбаева в Киргизии.
В более поздних событиях, особенно в ходе «арабской весны», ярко выраженных лидеров, по сути, заменили виртуальные персонажи в социальных сетях. С развитием Интернет-технологий протестное движение было организовано через Facebook, Twitter, YouTube и другие популярные сетевые платформы. В этих условиях «революционная» идея (например, интеграция Украины в ЕС) сама становилась своеобразным маяком для активистов, а лидеры, которых уже весьма сложно было назвать харизматичными, оказывались лишь проводниками заранее разработанных мифов для управления толпой. В этих условиях правящие круги оказывались не в состоянии целенаправленно и эффективно бороться с такой сетевой оппозицией, поскольку перед ними, по сути, не существовало конкретного противника. Правительство было вынуждено прибегать к «веерным» репрессиям, которые зарубежные и местные технологи «революций» тут же провозглашали войной режима против собственного народа, требовавшей жесткой ответной реакции и санкций мирового сообщества.
Важной технологией «цветных революций» являлось закрепление стереотипов, то есть внедрение в массовое сознание нескольких простых образов. Вся информационная и пропагандистская деятельность лидеров оппозиции сводилась к обличению противника по принципу «враги против наших». Самый яркий пример из недавних событий — пресловутый перформанс «Кто не скачет, тот москаль!», практиковавшийся в ходе «Евромайдана». Но главной мишенью, конечно, становились «диктаторы» — лидеры государств, свержением которых занимались «революционеры». Особое значение придавалось обличению их человеческих и «общедемократических» пороков: «попирает свободу», «поощряет несправедливость», «лжет народу», «служит вражеским силам» и т. д. Большая роль отводилось и разработке лозунгов, направленность которых была проста, лаконична и понятна, например: «Он готов!» (о президенте Югославии С. Милошевиче), «Грузия без Шеварднадзе!», «Украина без Кучмы!», «Киргизия без Акаева!», «Последний фараон» (о президенте Египта X. Мубараке), «Зека на нары» (о президенте Украины В. Януковиче). Вместе с тем, подробному и скрупулезному изложению собственной программы социально-экономических и политических преобразований в случае прихода к власти «революционеры» уделяли значительно меньше внимания. Уклоняясь от изложения конкретной позиции, оппозиционные политики использовали туманные фразы и метафоры, сознательно или неосознанно подменяли цель планируемых «революционных» преобразований абстрактным политическим мифом. Для Грузии и Украины, например, одним из таких основополагающих мифов стало скорейшее вхождение стран в евроатлантические структуры — НАТО и ЕС. А в ходе второй волны «цветных революций», когда особенно активно были задействованы Интернет-технологии, в социальных сетях распространялась информация организационного и технологического порядка, то есть подробные сведения о формах, способах и тактике противодействия полиции, но практически не обсуждалось содержание лозунгов, как и возможное новое политическое устройство государства.
