Популярная история евреев - Джонсон Пол (читать книги онлайн полностью .TXT) 📗
Тем не менее, нацисты никогда не смогли бы прийти к власти, если бы не Великая Депрессия, которая ударила по Германии сильнее, чем по любой другой стране, не считая Соединенных Штатов. В обеих странах низшая точка кризиса пришлась на лето 1932 г., и в обеих первые слабые проблески надежды на подъем появились лишь в середине 1933 г. В обеих избиратели возложили ответственность за феноменально высокий уровень безработицы на политические круги: в Америке – на республиканскую партию, в Германии – на Веймарскую республику. Две страны пошли на избирательные участки со сдвигом в два дня в ноябре 1932 г., и в обеих результаты голосования привели фактически к смене режима. В том, что произошло, был элемент слепого злого случая. Шестого числа германский электорат отдал 33,1% своих голосов нацистам (несколько меньше, чем в предыдущем июле). Двумя днями позднее Ф. Д. Рузвельт одержал убедительную победу в Америке, когда голоса еврейских избирателей, традиционно голосовавших за республиканцев и социалистов, на 85-90% перешли к демократам. То же гневное желание перемен, что в Америке дало власть человеку, которого Гитлер быстро объединил с евреями, привело в Германии к избирательному тупику, развязка которого приходится на 30 января 1933 г., когда Гитлер стал канцлером.
Таким образом, не было ничего неизбежного в приходе к власти в Германии антисемитского режима. Однако стоило Гитлеру укрепить свою личную и партийную диктатуру, на что потребовалось всего 8 недель в феврале-марте 1933 г., как началось систематическое наступление на евреев. Надо сказать, что еврейские писатели, художники и вообще интеллектуалы знали, чего от него ждать, и большинство из них быстро покинуло страну. В результате Гитлер уничтожил меньше евреев-интеллигентов, чем Сталин в России. Строго говоря, нацистская политика по отношению к евреям была, по сути, возвратом к обычному государственному антисемитизму. Провозглашенная в 1920 г. политика партии была направлена на лишение евреев германского гражданства, включая право на государственную службу и участие в выборах; евреи должны были стать «гостями», те же, кто въехал в страну после 1914 г., подлежали изгнанию; были также смутные намеки на экспроприацию еврейской собственности. Однако во многих своих речах, а также в «Майн Кампф» Гитлер прямо грозил евреям физическим насилием. В частной беседе с майором Йозефом Геллом в 1922 г. он пошел еще дальше. Он заявил, что в случае победы «уничтожение евреев станет моей первой и главной задачей… Если как следует подогреть ненависть и развязать борьбу против них, то их сопротивление будет неизбежно сломлено. Они не смогут защитить себя, и никто не станет их защитником». Он разъяснил майору Геллу, что верит в то, что всем революциям, и его в том числе, требуется некий фокус враждебности, чтобы выразить «чувство ненависти широких масс». Он выбрал на эту роль евреев не просто исходя из личного к ним отношения, но и исходя из рационального политического расчета: «борьба с евреями будет столь же популярна, сколь и успешна». Беседа с Геллом очень показательна, ибо иллюстрирует дуализм антисемитских порывов Гитлера, его смесь эмоциональной ненависти и холодного расчета. Он демонстрировал Геллу не только свое рациональное начало, но и свою ярость:
«Я поставлю столько виселиц, например, на Мариенплац в Мюнхене, сколько позволит уличное движение. И на них будут вешать евреев, одного за другим, и они будут висеть, пока не провоняют… Как только снимут одного, сразу на его место повесят другого, и так до тех пор, пока в Мюнхене их не останется ни одного. Точно то же самое произойдет и в других городах, пока Германия от них не очистится».
Дуализм Гитлера находил отражение в двух формах насилия, направленного против евреев: спонтанно-эмоционального, неконтролируемого насилия погрома и холодного, систематического, легального и регулируемого государственного насилия, носителями которого являлись юстиция и полиция. По мере того как Гитлер приближался к официальному посту и начинал лучше понимать, какая тактика требуется для его сохранения, он убирал эмоциональный элемент на задний план и нажимал на легальный. Одной из главных претензий к Веймару было политическое беззаконие на улицах, а одной из наиболее привлекательных черт Гитлера для многих немцев являлось обещание покончить с этим. Однако еще задолго до прихода к власти Гитлер мобилизовал все средства для воплощения обеих сторон своего антисемитизма. С одной стороны, у него имелись партийные громилы, в частности, коричневорубашечники-штурмовики (отряды СА), численность которых к концу 1932 г. превышала полмиллиона, и они привычно избивали евреев на улице, а время от времени и убивали их. С другой стороны, элита СС, в чьем ведении находились полицейские силы и лагеря, являлась продуманным аппаратом государственного насилия над евреями.
Этот дуализм действовал на протяжении всех 12 лет пребывания Гитлера у власти. До самого конца евреи оставались жертвами как внезапных индивидуальных актов безумного насилия, так и систематической жестокости государства, организованной в массово-индустриальном масштабе. В течение первых шести лет (довоенных) заметны регулярные колебания в пользу того и другого подхода. Когда же пришла война с ее черным молчанием, постепенно стал брать верх второй подход, приобретший массовый размах. Да, Гитлер, конечно, был импровизатором, гением тактики, который зачастую вел себя сообразно с обстоятельствами. Верно также и то, что преследования приобрели такой масштаб и широту, что система набрала собственный ход и работала по инерции. Тем не менее, всегда действовала и общая стратегия и контроль, исходившие именно от Гитлера и выражавшие его антисемитскую натуру. Холокост планировался, и планировал его Гитлер. Это единственный вывод, который делает весь ужасный процесс осмысленным.
Когда Гитлер только пришел к власти, на его антиеврейскую политику влияли ограничительно два фактора. Ему требовалось быстро перестроить германскую экономику. Это означало, что необходимо избежать развала, связанного с быстрой экспроприацией и изгнанием богатой еврейской общины. Он хотел как можно быстрее перевооружиться. А это вызывало необходимость успокоить международное общественное мнение, избегая сцен массовой жестокости. В итоге Гитлер прибегнул к методам, которые использовались против евреев в Испании XIV– XV веков. Провоцировались и поощрялись индивидуальные акты насилия, которые в дальнейшем использовались как повод для введения «законных» юридических мер, направленных против евреев. Для выполнения обеих задач у Гитлера были свои люди. Иозеф Геббельс, его руководитель пропаганды, был аналогом возбуждающего недовольство Висенте Феррера. Главу СС Генриха Гиммлера можно отождествить с холодным, неумолимым Торквемадой. Под воздействием риторики и публикаций Геббельса вскоре после прихода Гитлера к власти начались нападения на евреев со стороны штурмовиков и членов партии, а также бойкот и устрашение еврейского бизнеса. Гитлер дал знать, что он не одобряет эти «индивидуальные действия», как их называли. Но он оставлял их безнаказанными и позволял их наращивать вплоть до лета 1935 г. Затем в большой речи он воспользовался ими как предлогом для введения 15 сентября нюрнбергских декретов. Последние означали осуществление нацистской программы 1920 г., в соответствии с которой евреи лишались основных прав и начинался процесс отделения их от остального населения страны. Это был возврат к средневековой системе в ее наихудшем виде. Но, поскольку это был возврат к дурному, но знакомому прошлому, удалось обмануть евреев (и весь внешний мир), которые поверили, что нюрнбергская система даст им некий законный и постоянный, хотя и низкий, статус в нацистской Германии. При этом они упустили из виду, что в той же речи Гитлер предупредил: если эти попытки «отдельного и светского решения» проблемы не дадут результата, то может оказаться необходимым принять закон, «передающий проблему для ее окончательного решения в руки национал-социалистической партии». Фактически инструмент для этой альтернативы был уже подготовлен. Гиммлер открыл в Дахау свой первый концентрационный лагерь всего через семь недель после прихода Гитлера к власти, а затем забрал в свои руки контроль за репрессивным полицейским аппаратом, который не имел аналогов за пределами сталинской России.
