Святой дьявол: Распутин и женщины - Фюлёп-Миллер Рене (книги онлайн читать бесплатно TXT) 📗
«У меня была долгая беседа с дядей Владимиром, — записал тогда царь у себя в дневнике, — должно ли происходить мое венчание после погребения публично или частным образом. После чего пришел фельдъегерь, и я до вечера занимался делами. После траурной службы я поехал с Алике на прогулку, но в полседьмого началась печальная церемония, и тело покойного отца было перенесено в большую церковь; казаки несли гроб на носилках. Уже в третий раз пришлось мне присутствовать при траурном богослужении в этой церкви. Когда мы вернулись в пустой дом, мы были совершенно без сил. Бог послал нам всем тяжкие испытания!»
Затем началось долгое путешествие, во время которого царь на каждой отдельной станции описывал мрачные церемонии:
«Мы остановились в Борках и Харькове, где состоялись поминки…»
«В Москве мы вынесли гроб из поезда и поставили на катафалк. По дороге в Кремль десятки раз останавливались, потому что из каждой церкви доносилось траурное песнопение. Гроб был выставлен в Архангельском соборе, после траурной службы я помолился перед святыми мощами в Успенском соборе и в Чудовом монастыре…»
«На станции Обухово мы снова сели в специальный поезд и в десять часов прибыли в Петербург. Встреча с родными была очень тяжела, погода была пасмурная, и все таяло…»
«Во второй раз я должен был сегодня пережить печаль и скорбь, выпавшие на нашу долю 20 октября. В половине одиннадцатого началось богослужение, проводимое архиепископом, после чего дорогой, незабвенный отец был подготовлен к погребению».
«Это было моим вступлением в Россию, — рассказывала позднее Алике. — Наше бракосочетание показалось мне продолжением заупокойной мессы, с той разницей, что на мне вместо черного теперь было белое платье!»
Молодая царица с самого начала своего пребывания в России была нелюбимой, презираемой иностранкой. Начиная со старой государыни Марии Федоровны, в дворцовом окружении распространялось дурное отношение к «немке», и всеобщая холодность сохранилась даже после того, как Алике фон Гессен стала государыней российской. Несмотря на то что она постоянно стремилась сделать все возможное, чтобы завоевать симпатии свекрови и двора, каждая ее попытка разбивалась о предвзятое неблагоприятное мнение и о ее собственную робость и беспомощность.
«Молодой государь, — рассказывает она сама, — был слишком занят происходящим, чтобы посвятить себя мне, и я не знала, куда деться от смущения, одиночества и массы свалившихся на меня впечатлений».
Вскоре наряду со двором молодой царствующей четы образовался другой — вокруг государыни-матери, и оттуда шло недоброжелательство к Александре Федоровне. Пожилые придворные дамы, во главе с княгиней Оболенской и графиней Воронцовой, постоянно находили недостатки в поведении юной царицы, распространяли о ней все новые и новые сплетни и делали все возможное, чтобы испортить жизнь молодой и беспомощной женщины.
В ее письмах той поры часто звучат жалобы на одиночество:
«Я чувствую себя совсем одинокой, я в отчаянии…»
Однажды, когда царица выехала с одной из придворных дам, к их карете подошел нищий с протянутой рукой, она дала ему милостыню, и тот благодарно улыбнулся. «Это первая улыбка, которую я увидела в России», — грустно заметила царица своей спутнице.
От холода окружавшего ее двора молодая женщина спасалась там, где могла чувствовать себя защищенной и счастливой, у супруга, у их скромного очага. Но и там ей было отказано в безмятежном спокойном счастье, более того, здесь она ощущала свою глубочайшую боль: царь страстно желал сына, империя ждала наследника, но царица рожала только дочерей. Со все возраставшей озабоченностью выносила она невысказанные упреки свекрови, ее окружения, да и всей страны, что будто она не способна выполнить свои обязанности. И только во время русско-японской войны произошло долгожданное событие: 30 июля 1904 года Александра родила сына. Невыразимо счастливый царь записал в этот день в дневнике:
«Незабываемый, великий день, в который нам выпала милость Божия. В четверть второго Алике произвела на свет сына, получившего в молитве имя Алексей. Еще днем я получил от Коковцева сообщение и принял раненого артиллерийского офицера Клепикова и потом пошел к Алике, чтобы вместе с ней позавтракать. Через полчаса произошло радостное событие. У меня нет слов, чтобы как следует поблагодарить Господа за это утешение в тяжких наших испытаниях. Дорогая Алике чувствовала себя очень хорошо; в пять часов я с детьми поехал на торжественное богослужение, где собралась вся семья…»
С этого момента и радости, и заботы, связанные с малолетним сыном, наполнили жизнь родителей; наследник превратился в прелестного, милого мальчика со светлыми вьющимися волосами, вызывавшего восхищение царской четы и окружения. В упоении родительским счастьем наблюдали они за его первыми движениями, шагами и играми, слушали его первые неправильные слова.
Но вскоре, к своему ужасу, родители узнали, что «единственное сокровище», как обычно царь называл сына в своем дневнике, этот весело улыбающийся малыш носит в себе зародыш тяжелой и неизлечимой болезни. Любое неосторожное движение могло повлечь за собой смерть, так как долгожданный, а после появления на свет боготворимый, маленький Алексей страдал гемофилией, страшной «болезнью крови», при которой любая, даже самая маленькая ранка могла стать смертельной. Как только он ударялся обо что-то ногой или рукой, в месте ушиба моментально образовывалось внутреннее кровоизлияние с синяком и сильными болями; так жизнь окруженного заботами малыша с самого начала превратилась в череду непрерывных мучений, в источник постоянного страха для его близких.
Родители несчастного мальчика пытались многочисленными подарками утешить его в тех лишениях, которые являлись следствием его болезни, и заставить забыть, что ему запрещена любая игра, которая позволена другим детям его возраста.
Самые дорогие и хорошие игрушки лежали в его комнате: большая железная дорога с кукольными пассажирами в вагонах, с мостами, станционными домиками, со сверкающими локомотивами и чудесными семафорами; целые батальоны оловянных солдатиков; модели городов с колокольнями и куполами церквей; маленькие кораблики; полностью оборудованные миниатюрные фабрики с куклами-рабочими и точно скопированные с натуры шахты с поднимающимися и опускающимися рудокопами. Все эти игрушки приводились в движение механизмом, и наследнику достаточно было только нажать на кнопку, чтобы привести в движение рабочих, запустить в бассейне боевые корабли, заставить звонить церковные колокола, а солдатиков — маршировать.
Но какая была польза от этих прекрасных и совершенных игрушек: маленький Алексей сидел среди них под строгим наблюдением верного матроса Деревянко, который постоянно следил, чтобы мальчик не делал резких движений. Ему никогда не разрешалось бегать, как другим детям, прыгать, возиться, все время говорилось одно и тоже: «Алеша, будь осторожен, не причини себе вреда!»
Маленькому мальчику было невыносимо тяжело все время спокойно сидеть, и он бы охотно обменял все свои бесценные игрушки на один свободный, без всяких ограничений в развлечениях день, лишь бы хоть раз получить возможность делать то, что хочется, чтобы не звучал предостерегающий голос Деревянко: «Алексей, будь осторожен!»
Часто Алексей со своими просьбами приходил к матери, которая с тяжелым сердцем вынуждена была ему отказывать:
— Подари мне велосипед, мама, — просил он.
И царица отвечала:
— Ты же знаешь, Алексей, что это слишком опасно для тебя!
— Я тоже, как и сестры, хочу научиться играть в теннис!
— Ты же знаешь, что тебе нельзя играть!
Тогда ребенок разражался слезами и в отчаянии кричал:
— Почему я не такой, как все мальчики?
