Избранные произведения о духе законов - Монтескье Шарль Луи (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
ГЛАВА VIII
О способах обвинения в различных правлениях
В Риме дозволялось гражданину обвинять гражданина. Это было установлено в духе республики, где от каждого гражданина требуется безграничное рвение к общественному благу и где предполагается, что каждый гражданин обладает всеми правами своего отечества. При императорах продолжали следовать правилам республики, что немедленно вызвало появление гнусной породы людей — своры доносчиков. Всякий, кто с большими пороками совмещал в себе большие способности и с низкой душой — честолюбивый ум, стал разыскивать преступника, осуждение которого было бы приятно государю. Это был путь к почестям и богатству, — вещь у нас невозможная.
Теперь у нас есть превосходный закон — тот именно закон, который требует, чтобы государь, обязанность которого — добиваться соблюдения законов, приставил к каждому суду чиновника для преследования от его имени всех преступлений. Таким образом, функция доносчика у нас неизвестна; а если этого публичного обвинителя заподозрят в злоупотреблении своей должностью, то его обяжут назвать человека, который сделал ему донос.
По законам Платона, всякий, кто не уведомил властей об известном ему преступлении или отказал им в содействии, подлежал наказанию. В настоящее время этот порядок был бы неуместен. Государство бодрствует за граждан; оно действует, и они спокойны.
ГЛАВА IX
О строгости наказаний в различных правлениях
Строгость в наказаниях более уместна в деспотических государствах, принцип которых — страх, чем в монархиях и республиках, которые имеют своим двигателем честь и добродетель.
В умеренных государствах любовь к отечеству, стыд, боязнь порицания заключают в себе обуздывающую силу, которая в состоянии удержать от многих преступлений. Самое тяжелое наказание за совершение дурного поступка состоит там именно в том, чтобы быть уличенным в этом поступке. Поэтому гражданские законы могут там легче исправлять людей и они не нуждаются в особенной суровости.
В этих государствах хороший законодатель не столько заботится о наказаниях за преступления, сколько о предупреждении преступлений; он постарается не столько карать, сколько улучшать нравы.
Китайские писатели постоянно замечали, что умножение казней в их империи всегда предвещало приближение революции: в самом деле, казни умножались по мере того, как портились нравы.
Нетрудно было бы доказать, что во всех или почти во всех государствах Европы наказания усиливались или смягчались в зависимости от того, насколько там приближались к свободе или удалялись от нее.
В деспотических государствах люди так несчастны, что они не столько дорожат жизнью, сколько боятся смерти, поэтому казни там должны быть более жестокими. В умеренных государствах люди более дорожат жизнью, чем боятся смерти, поэтому там достаточны казни, заключающиеся в простом лишении жизни.
Люди чрезмерно счастливые и люди чрезмерно несчастные одинаково склонны быть жестокими, доказательство — монахи и завоеватели. Только в посредственности и состоянии, смешанном из счастья и несчастья, встречаются кротость и сострадание.
То, что мы видим у отдельных лиц, наблюдается также и у целых народов. Мы встречаем одинаковую жестокость у народов диких, жизнь которых очень сурова, и у народов, живущих под деспотическим правлением, где только один человек — баловень судьбы, а все прочие — ее пасынки. Кротость царит лишь в государствах с умеренным правлением.
Читая в истории о свирепых расправах султанов, мы с душевной болью чувствуем пороки человеческой природы.
В государствах с умеренным правлением хороший законодатель все может использовать в качестве наказания. Не удивительно ли, что в Спарте одно из главных наказаний состояло в запрещении предоставлять на время свою жену другому, получать на время чужую жену и в предписании быть окруженным у себя дома только девственницами? Одним словом, все, что закон называет наказанием, действительно является наказанием.
ГЛАВА Х
О старинных французских законах
В этих старинных французских законах более всего проявляет себя дух монархии. По делам, наказуемым денежными штрафами, простые люди наказывались легче, чем благородные. В уголовных делах, наоборот, благородных лишали чести и права заседания в суде, между тем как для простого человека, у которого нет чести, предметом наказания было тело.
ГЛАВА XI
О том, что если народ добродетелен, то не требуется много наказаний
Римский народ был прямодушен. Это прямодушие обладало такой силой, что законодателю часто достаточно было указать людям путь добра, чтобы заставить их идти этим путем. Казалось, им нужны были не приказания, а только советы.
Почти все кары, установленные законами царей и законами двенадцати таблиц, во время республики были отменены или законом Валерия, или законом Порция. Но не было замечено, чтобы от этого ухудшилось управление республикой или пострадал общественный порядок.
Закон Валерия запрещал судьям применять силу против гражданина, апеллировавшего к народу, и единственное наказание за его проступок заключалось в репутации дурного человека.
ГЛАВА XII
О силе наказаний
Опыт показал, что в странах, где наказания не жестоки, они производят на ум гражданина не менее сильное впечатление, чем самые жестокие наказания — в других странах.
Заметив какой-нибудь беспорядок в государстве, крутое и склонное к насильственным мерам правительство желает его прекратить тотчас же и вместо того, чтобы постараться восстановить силу старых законов, вводит новую жестокую казнь, которая разом пресекает зло. Но слишком туго натянутые бразды правления скоро ослабевают. Воображение привыкает к этой большей каре, как оно привыкло к прежней меньшей; и так как в результате ослабевает страх перед этой меньшей карой, то является необходимость распространить большую на все случаи. В некоторых государствах[55] стали обычным явлением грабежи на больших дорогах. Для прекращения их придумали казнь посредством колесования, которая и приостановила их на некоторое время. Но потом на больших дорогах снова стали так же грабить, как и прежде.
В наши дни участились случаи дезертирства; за дезертирство установили смертную казнь, но оно не уменьшилось. Причина этого весьма естественна: солдат, привыкший ежедневно рисковать своею жизнью, презирает или считает делом чести презирать опасности. Его ежедневно приучают бояться стыда, поэтому следовало отвергнуть наказание, налагавшее неизгладимое пятно стыда на всю его жизнь. Думая усилить наказание, на самом деле ослабили его.
Не следует править людьми с помощью крайних мер; надо экономно использовать предоставленные нам природой средства руководства ими. Вникните в причины всякой распущенности, и вы увидите, что она — проистекает от безнаказанности преступлении, а не от слабости наказаний. Последуем природе, которая вместо бича дала человеку стыд, и пусть самая чувствительная часть наказания будет заключаться в позоре быть подвергнутым стыду.
Если же есть страны, где наказание не влечет за собой чувства стыда, то в этом виновата тирания, которая подвергает одинаковым наказаниям и преступников, и честных людей.
И если есть другие страны, где люди сдерживаются лишь жестокими наказаниями, то будьте уверены, что это по большей части происходит от жестокости правительства, налагавшего эти наказания за легкие провинности.
Часто законодатель, желающий прекратить какое-нибудь зло, только и думает о достижении этой цели. Он видит лишь одну сторону дела и не замечает сопряженных с ней неудобств.
В результате после того, как зло пресекается, все видят только жестокость законодателя; в государстве остается зло, произведенное этой жестокостью: она извратила умы, она приучила людей к деспотизму.
