В начале всех несчастий: (война на Тихом океане, 1904-1905) - Уткин Анатолий Иванович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
В Японии создаются арсеналы нового типа. Главное: японцы начинают стремиться производить основные вооружения собственными силами, не манкируя при этом закупками передовой западной техники. Генерал Ойяма был первым, кто начал покупать зарубежную технику в массовом порядке. В 1886 г. он заказал два калибра 14-сантиметров орудия из Франции. Были посланы два военных корабля, но на них не оказалось места для этих — двух самых крупных орудий в мире. Был привлечен частный бизнес. За сумму в 780 фунтов стерлингов фирма «Мицуи» оттранспортировала орудия в военно–морскую базу Йокосука. У Ойямы не было иллюзий относительно того, что огромные французские орудия могут защитить японскую территорию, но уже один только их вид дела их символ милитаризованного японского общества, создающего вооружения для своей армии того общества, которое он надеялся построить. И еще перед ним был эталон. Теперь впереди предстояло испытание этого общества. Прилагались интенсивные усилия для подготовки японской нации к войне.
Генерал Ойяма пытался понять природу русской мощи. Накануне визита в Японию Куропаткина он и министр иностранных дел Комура вдвоем обсуждали возможности русской армии, а затем вынесли свои суждения на более широкий форум. Важная дата 23 июня 1903 г. Верхушка Японии обсуждала свой стратегический курс. Совещание почтил своим присутствием сам император и почти все известные государственные деятели, как ннешние, так и прежние. За столом совещания сидели премьер–министр Кацура, военный министр Тераучи, военно–морской министр Ямамото, министр иностранных дел Комура. Обсуждалось то, что премьер Кацура назвал опасной и ухудшающейся ситуацией. Комура сделал доклад о внешнеполитическом положении Японии. Несколько часов обсуждения завершились мыслью, что корейская территория ни при каких обстоятельствах не должна достаться русским. Присутствующие довольно отчетливо понимали, что Россия может не согласиться с этой точкой зрения Японии, и тогда последует война. Важность этого совещания трудно переоценить. Фактически на этом совещании было решено, что Япония вступит в войну в случае провала переговорного процесса между Токио и Петербургом.
Сторонников сближения с Россией было не много. Самым известным среди них был Ито, о котором говорили как о «величайшем после императора живущем японце». Теперь, однако, некогда всемогущий Ито пребывал в своего рода изоляции, и не мог влиять на процесс вхождения своей страны в войну. Премьер Кацура «ради блага государства» потребовал от него снять с себя руководство партией «Сэйюкай», покинуть позиции «старейшины» политического класса страны. Со всем неимитируемым достоинством Ито ответил, что не собирается покидать свои позиции в стране, основной особенностью которой является уважение к старшим и к традициям. Только вмешательство императора (знавшего Ито как сторонника «конституционной монархии» и поэтому относившегося к нему с определенным предубеждением) побудило Ито передать руководство партией «Сэйюкай» более молодым политикам.
Экстремисты уже не терпели Ито. Общество «Черного дракона» намеревалось убить его. Лидер общества Тойяма объявил: «После убийства Ито я намерен начать войну с Россией». Ито, при всей твердости расчитанного на дружественность России курса, тоже не мог идти против едва ли не всей страны, в модернизации которой он принял такое активное и примечательное историческое участие.
В те самые дни и месяцы, когда Петербург легкомысленно интересовался парижскими новинками, выехавшими на дороги автомобилями, сообщениями о первых летательных аппаратах, Япония уже не могла думать ни о чем другом кроме как о страшной, смертельной угрозе с севера и противостоянии этой угрозе. Военный дух овладевал страной, все выше поднималась волна антироссийской истерии. Внутренний климат в Японии формировался милитаризмом, базировавшемся на той идее, что с севера над Японским архипелагом нарастает неумолимая гроза. В средствах массовой информации (в таких популярных газетах как, скажем, «Асахи») ведущие интеллектуалы своим авторитетом поддерживали партию войны.
Патриотизм японцев, доходящий до состояния истовости, был их национальной религией, их главной силой в предстоящем противостоянии. Удивляла уверенность этой новой поросли, только недавно ощутившей вкус мировой политики. Офицеры императорского военно–морского флота были уверены, что в открытом бою они победят как французов, так и немцев и американцев. А при помощи удачи и самих англичан, правящих морями. В японском флоте было четыре главных правила: «Кормить хорошо; обращаться вежливо и с уважением; не поощрять чтение газет, особенно публикуемых в Токио и Осаке; постоянно напоминать, что военно–морской флот существует не для политических маневров, а ради славы Японии».
Подлинное противодействие силам войны оказали только японские социалисты, христианские активисты, да некоторые немаловажные газеты («Майнити», «Нити–нити», «Йорозу Чохо»). Антивоенные поэмы писала поэтесса Йосана Акико, но особенный отклик имели социалист Котоку Шусуи, христианский лидер Учимура Канзо, профсоюзный лидер Сен Катаяма (будущий вождь коммунистов). Катаяма был известен произведенным в общественной среде рукопожатием с Г. В. Плехановым — лидером российской социал–демократии.
Японская армия к началу 1904 г. являлась примерно такой (в тыс. человек):
Войска действительной службы — 180 000
Войска действительной службы и резерв — 380 000
Резерв второго призыва — 270 000
Резерв набора — 50 000
Обученное население Национальной Армии — 220 000
Резерв первого призыва составлял 200 тыс. человек, резерв второго созыва — еще 270 тыс. солдат и офицеров. При очень тщательном и «безжалостном» наборе японцы могли довести свои силы до 850 тыс. военнослужащих — то была общая численность подготовленных войск (мобилизация всех, имевших военную подготовку). В самом крайнем случае, в случае тотальной мобилизации японское командование могло привести под ружье 4 миллиона 250 тысяч человек — это означало мобилизацию всех взрослых мужчин в возрасте от 17 до 40 лет. Напомним, что после трех лет активной воинской службы мужчина–японец увольнялся и попадал в резерв первого созыва на срок три года и четыре месяца. Но для обретения боеготовности им бы потребовалось значительное время — до года. Такая мобилизация была бы страшным ударом по экономике страны. (В конечном счете Япония вела войну двенадцатью дивизиями своих обученных войск. Нужда во всеобщей мобилизации так и не возникла).
Каждую японскую дивизию прикрывали 36 артиллерийских орудий. У японцев был весьма разномастный артиллерийский парк, и в целом их артиллерия уступала русской: меньше траектория полета снаряда, медленнее скорость стрельбы. Но у японской стороны были подготовлены сюрпризы для российской стороны — на уровне армейской артиллерии японцы обзавелись превосходными мощными гаубицами, эффективно поражающие цель на значительном расстоянии. И японцы с самого начала активно использовали свои новинки.
В целом основной костяк японской наземной армии, способный высадиться на континенте, контингент в 180 тыс. человек, очень уступал по численности русским силам в регионе. Против российских войск на Дальнем Востоке японцы выставляли 156 пехотных батальонов, 54 кавалерийских рот, 106 артиллерийских батарей. В ранце каждого солдата, весом более 25 кг, была шинель и тент, двухдневный рацион питания.
Подлинной основой военной мощи Японии была японская пехота. Новые винтовки с металлическими гильзами отбросили в музеи прежние варианты мушкетов, японская армия не замедлила вооружиться новым типом винтовки, обогнав в этом отношении русскую пехоту. Общепризнанно, что японцы превосходно стреляли, значительно лучше своего противника. Русские стреляли залпами, японцы целились в конкретную цель и стреляли «индивидуально». Каждый выстрел — учили японского пехотинца — должен быть смертельным; лучше потеряй время, но выстрели прицельно. Японцы (как и русские) были готовы к непосредственной штыковой схватке. Но штык они носили отдельно от винтовки и готовы были его примкнуть только в ситуации непосредственного сближения с противником. В ручной бой их вели офицеры, вооруженные самурайскими саблями; у солдат был изогнутый обоюдоострый кинжал. Интеллектуальный «мотор» японского генштаба — генерал Кодама был уверен, что в схватке лицом к лицу его солдат победит. Нужно было только довести «свирепого» мотивированного японского солдата до неприятельских окопов. И он считал главной задачей своих генералов привести фанатически настроенных солдат в чужие окопы.
