Костер Монсегюра. История альбигойских крестовых походов - Ольденбург Зоя (хороший книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Наряду с регулярными частями – батальонами или небольшими отрядами, за которые лично отвечали рыцари, – средневековая армия располагала вспомогательными войсками, отвечавшими за техническое обеспечение войны. Это были прежде всего профессионалы, специалисты в разных военных ремеслах: лучники, арбалетчики, саперы, минеры, мастера военных машин, наиболее квалифицированные из которых считали свое ремесло бог весть каким почетным и исправно служили тем, кто хорошо платил.
Ниже по военной иерархии стояли рутьеры (армия наемных пехотинцев), самая жестокая сила, какую имели в своем распоряжении полководцы. Рутьеры составляли один из важнейших элементов армии и широко использовались и в регулярных военных действиях, и при осадах. За свою бесчеловечность рутьеры считались как бы вне закона, но тем не менее все имели в них нужду. Если для рыцарей война означала прежде всего возможность прославиться и отстоять свои более или менее возвышенные интересы, то для простого люда она означала рутьерский террор. Ведя речь о средневековой войне, невозможно не сказать о безотчетном ужасе, который вызывало одно только упоминание о рутьере – существе без Бога, вне закона, без прав, без жалости и без страха. Его боялись, как бешеной собаки, и обращались с ним, как с собакой, причем не только неприятель, но и собственные хозяева. Одно его имя служило объяснением всем жестокостям и святотатствам, он воспринимался как живое воплощение ада на земле.
Полчища рутьеров еще не достигли такого масштаба, как в Столетнюю войну, но уже стали бичом общества, и один из главных упреков папы Раймону VI состоял в том, что Раймон нанимал рутьеров для своих междоусобиц. Графу и его вассалам не хватало солдат, и рутьеры составляли большую часть их боеспособных армий. Рутьеры были бандитами, тем более опасными, что они занимались этим ремеслом профессионально, непрерывно шантажируя своих нанимателей-баронов и угрожая напасть на их земли за неуплату жалования в срок. Во время войны они грабили побежденные территории и препирались с регулярной армией из-за добычи, так что зачастую победы завершались потасовками между рыцарями и разбойниками. Армия крестоносцев, хоть и считалась армией Господа, тоже пользовались услугами рутьеров.
Командиры и контингент этих отрядов формировались по большей части из пришлого люда, чужого в тех краях, где велись боевые действия. Во Франции рутьеров чаще всего вербовали среди басков, арагонцев или брабантцев. Но в эпоху, когда битвы, пожары и голод то и дело выбрасывали на большую дорогу парней, полных решимости любой ценой обеспечить свое существование, отряды рутьеров пополнялись горячими головами, мятежниками и искателями приключений со всех краев.
Эти босые, оборванные, плохо вооруженные банды, не знающие ни порядка, ни дисциплины и признающие только своих командиров, с военной точки зрения имели два огромных преимущества. Во-первых, они были известны своим абсолютным презрением к смерти. Терять им было нечего, они очертя голову бросались навстречу любой опасности. Во-вторых, никто не корил себя, жертвуя ими. Поэтому именно из них формировали ударные батальоны. У мирного же населения они вызывали безграничный ужас: эти безбожники устраивали оргии в церквах, издевались над образами святых. Не удовлетворяясь грабежами и насилиями, они резали и мучили просто так, удовольствия ради, развлекались поджариванием детей на медленном огне или расчленением трупов.
Кроме рыцарей вместе со свитой, технических специалистов и наемников всех видов, с армией двигалось множество штатских. За войском везли огромное количество багажа: сундуки с оружием и доспехами, тенты, походные кухни, все необходимое для фортификационных работ и монтажа осадных механизмов. У армии был и свой женский контингент: прачки, починщицы белья, проститутки. Некоторые воины брали с собой в поход жен и даже детей. И, наконец, на переходе крупная армия привлекала толпы бродяг, нищих, любопытных, воришек, разносчиков, жонглеров, короче – обрастала массой бесполезного народу, который рассчитывал поживиться за ее счет, а в результате ложился дополнительным бременем на оккупированную страну.
Вот приблизительный состав армии в средневековой кампании. Как бы ни была она малочисленна, одно ее присутствие порождало беспорядок, парализовало движение на дорогах, сеяло панику среди населения и опустошало близлежащие территории, где велись поиски пропитания и фуража.
Война была в принципе скорее осадной, чем полевой, и большую роль в ней играла своего рода артиллерия. Башни и стены городов бомбардировали двух-трехпудовыми каменными ядрами с катапульт дальнобойностью до 400 метров. Смонтированные на деревянных помостах или на вращающихся площадках осадных башен, эти орудия иногда пробивали стены многометровой толщины, не говоря уже о тех разрушениях, которые они производили в осажденном городе, если удавалось соорудить осадные башни выше стен. Тогда под прикрытием артиллерии штурмующая сторона засыпала рвы, а минеры делали подкопы под основания башен. Штурм на одних приставных лестницах редко удавался, проще было сначала разрушить стены. Однако эта работа была долгой и опасной, потому что в этом случае осажденные предпринимали вылазки и сжигали осадные башни, после чего расстреливали противника, потерявшего защиту. Осадная война чаще всего была войной на измор.
Приближение неприятеля заставляло местное население бежать в замки и укрепленные города, прихватив свой скарб и скотину. Города и замки, и без того истощавшие свои средства жизнеобеспечения, получали множество лишних ртов, так что осада приводила к голоду и эпидемиям. С другой стороны, армия, занявшая вражескую территорию, опустошала поля, сжигала урожай и вырубала фруктовые деревья, если то же самое не делал заранее сам неприятель, чтобы заставить агрессора голодать. И те, и другие старались загрязнить колодцы, и поэтому болезни и недороды уносили больше жизней, чем сражения, и в осажденной, и в осаждающей армии. Очень редко армия была способна долго удерживать захваченную территорию.
Мирное население страдало даже больше, чем воюющие армии, прежде всего от голода и от бесчинств рутьеров. Юг, привыкший и к длительным войнам, и к мелким усобицам феодалов, стал страной горожан: большинство пригородов и деревень было укреплено, фермы зависели от замков; при малейшей опасности крестьяне бежали в укрытие. Мы знаем, что графы Тулузские, графы Фуа и виконты Безье находились в состоянии перманентной войны. Эти постоянные сведения счетов почти не отражались на жизни страны: с ними мирились, как с неизбежным злом. Рутьеры, которыми попрекали графа Тулузского, не были так уж многочисленны и опасны, иначе имя графа не стало бы среди населения символом порядка и мира.
Возможно, именно по этой причине угроза крестового похода не особенно встревожила население, которое было уверено, что сможет защититься. Может, окситанцы рассчитывали не более чем на очередную военную экспедицию, каких они видели десятки, и надеялись отбиться привычными средствами или пересидеть войну, которая, конечно же, не затянется.
Но в начале 1209 года, когда весть о приближении крестоносцев разлетелась по стране, когда первые их отряды двинулись к городам, когда с высоты сторожевых башен часовые замков в долине Роны увидели извивающуюся многокилометровую ленту конных и пеших воинов, а Рона заполнилась лодками, везущими армейский багаж и провизию, – вот тогда окситанцам стало не по себе. Размеры армии их потрясли. «Песнь об альбигойском крестовом походе» повествует, что ничего подобного в стране еще не видели.
Конечно, это свидетельство побежденной стороны, которое еще нужно согласовать с реальностью. Описания хронистов гласят, что вид столь многочисленной армии, спускающейся в долину Роны, произвел на современников чудовищное впечатление. Каким бы ни стал итог войны, уже само по себе присутствие в стране такого количества чужестранных солдат было национальной катастрофой.
Издали армия казалась еще опаснее, чем была на самом деле, поскольку, помимо всяких «темных» банд, сопровождавших в походе каждое армейское формирование, вокруг «костяка» крестоносцев роились толпы пилигримов, двинувшихся в поход в надежде заслужить обещанные индульгенции и жаждущих, в наивности своей, поучаствовать в святом деле истребления еретиков. Вековая традиция присутствия в походе штатских пилигримов-крестоносцев, идущая от походов в Святую землю, привела в эти края своеобразных «пилигримов», шедших уже не отвоевывать святыни, а любоваться на костры и участвовать в резне. Эти бесполезные в бою штатские, обуза для армии, придавали ей, однако, устрашающий вид огромной волны захватчиков, захлестнувшей всю землю.
