Вена. Полная история города - Райнельт Франц (читать книгу онлайн бесплатно без txt, fb2) 📗
При этом кто-то из русских писателей восхищался венской архитектурой и размахом, а кто-то – беспощадно критиковал.
Карл Кауфманн. Мост в Вене. 1878
Денис Иванович Фонвизин (1745–1792) приезжал в 1786 году в Вену лечиться от депрессии после того, как разгневал своим сатирическим творчеством императрицу. В результате лечебных ванн и вкусной еды писатель раздался, но и мучившие его панические мысли о смерти немного отступили. А еще он страдал параличом, а из Вены писал сестре, что «стал толще», но зато «руке, ноге и языку гораздо лучше». В целом же в венских письмах писатель постоянно повторял одно и то же: «С нетерпением ожидаю весны, чтобы уехать из Вены, где мне очень надоело и где очень скучно!»
Александр Иванович Куприн (1870–1938) в цикле очерков «Лазурные берега» написал о Вене так:
Мы были в Вене рано утром, что-то около шести-семи часов. Поезд наш очень долго двигали вперед верст на пять и обратно, между улицами, по обеим сторонам которых возвышаются огромные, казарменного типа, четырех– и пятиэтажные дома. Тут я заметил одну рассмешившую меня подробность: все окна домов были раскрыты настежь, и в каждом доме, почти на каждом окне, были навалены грудами матрасы, одеяла, простыни и подушки. И почти из каждого окна выглядывала миловидная девушка в кокетливом переднике и с таким маленьким чепчиком на голове, который не был бы впору даже среднего размера кукле.
Несомненно, проветривать по утрам белье – вещь разумная и гигиеничная, но мне стало смешно от мысли, что я вдруг попал на какую-то международную распродажу постельного белья и разных интимных принадлежностей мужского и дамского туалета.
Вена – очень красивый город, в котором есть три достоинства и один крупный недостаток. Хорош в ней кружевной собор Святого Стефана, прекрасны пильзенное пиво и заботливо оборудованные оранжереи в ботаническом саду. Но плохо то, что венцы беспощадно разрушают свою тысячелетнюю историческую Вену: скупают целыми участками старые улицы, милые, узенькие, с высокими старинными домами, в самый жаркий день прохладные, и вместо них строят дома в очень фальшивом стиле венского ренессанса.
Венцы все на одно лицо. Худощавые, стройные, на мускулистых ногах, и все они не ходят, а маршируют. И кажется, что любой из них готов с радостью надеть чиновничью одежду для того, чтобы хоть немножко походить на офицера. Хотя, между нами говоря, храбрость австрийского войска нам давно уже известна.
Бедекеры [9] говорят, что венки красивы. Я этого не заметил. Большие ноги и тяжелые юбки. А впрочем, может быть, я попал в Вену не в сезон.
Антон Павлович Чехов (1860–1904), оказавшись в Вене весной 1891 года, был очарован городом, и в письме семье он рассказывал:
Ах, как хороша Вена! Ее нельзя сравнить ни с одним из тех городов, какие я видел в своей жизни. Улицы широкие, изящно вымощенные, масса бульваров и скверов, дома все 6– и 7-этажные, а магазины – это не магазины, а сплошное головокружение, мечта! Одних галстухов в окнах миллиарды! Какие изумительные вещи из бронзы, фарфора, кожи! Церкви громадные, но они не давят своею громадою, а ласкают глаза, потому что кажется, что они сотканы из кружев. Особенно хороши собор Святого Стефана и Votiv-Kirche. Это не постройки, а печенья к чаю. Великолепны парламент, дума, университет… все великолепно, и я только вчера и сегодня как следует понял, что архитектура в самом деле искусство. И здесь это искусство попадается не кусочками, как у нас, а тянется полосами в несколько верст. Много памятников. В каждом переулке непременно книжный магазин. Пролеток нет, а все новенькие, хорошенькие кареты в одну и чаще в две лошади. Лошади прекрасные. На козлах сидят франты в пиджаках и в цилиндрах, читают газеты. Вежливость и предупредительность. Обеды хорошие. Водки нет, а пьют пиво и недурное вино. Женщины красивы и изящны. Да вообще все чертовски изящно.
Посещали Вену и другие – Иван Алексеевич Бунин (1870–1953) заезжал сюда вместе с женой в 1910 году, Анастасия Ивановна Цветаева (1894–1993) писала о ней в своих «Воспоминаниях»:
В Вене мы остановились в гостинице – мама не могла ехать дальше. Лекарства не помогали. Надо было говорить с докторами. Притихшие под тучей внезапной маминой болезни, мы не до дна души, конечно, были подавлены, мир оставался, жизнь шла, жажда впивать и видеть была сильней. Широкие парадные улицы, витрины, непохожие на московские, коляски и упряжь коней, дома с цветами на каменных балконах – все было оглушающе ново.
На рубеже XIX–XX веков Вена стала отождествляться в российском сознании с новым искусством рубежа веков. Но вот в русской словесности не были заметны посвященные этому городу сочинения.
Поэты Серебряного века не писали о Вене стихов, обошли ее стороной даже авторы мемуаров <…> Если же она все-таки присутствовала в рассказах или описаниях, то чаще в виде слова-обозначения, куда едут или откуда приезжают.
«Блистательность» космополитичной Вены стала альтернативой националистичному и педантичному Берлину. Отсюда следовало бесконечное множество сравнений Берлина и Вены, и практически все они были не в пользу германской столицы.
Вена и Берлин – это был излюбленный формат сравнения, и практически все сравнения были в пользу австрийской столицы. Кстати, эту тему активно разрабатывал французский писатель Виктор Тиссо (1845–1917), книги которого были переведены и имели большую популярность в России. А он писал, что Вена – это «аристократический шик и древнее происхождение», а Берлин – «город выскочка, с небогатым прошлым». Граф П. Василий (Екатерина Радзивилл) отмечала, что повседневность Берлина – это мир бюрократии, педантизма и прагматизма, а повседневность Вены – это «мир кафе». И из этого делался вывод: «Как трудно полюбить Берлин, так легко любить Вену».
Россияне не очень комфортно чувствовали себя в германской столице, поэтому Вена с ее стремлением к удовольствиям и поликультурностью является лучшим свидетельством европейскости русских, прежде всего для них самих, и показателем того, что они вполне гармонично могут жить в Европе.
Как справедливо отмечает культуролог А. П. Люсый, «в Вене, в сравнении с Берлином, не было настоящей политики и политической борьбы, все выглядело буднично и по-домашнему. „Кофе“ вытеснил политику, эстетика подавила революционность». Ну, а позднее Вена стала для части советской интеллигенции просто эмигрантским «окном в Европу». И здесь перед преодолевшим эмигрантские препоны «богатырем» открывались три дороги: либо, как обычно заявлялось, в Израиль, либо далее на Запад, либо попытаться осесть в самой Вене.
Типичный пример. Для поэта Иосифа Александровича Бродского (1940–1996) Вена стала окном в новую жизнь, и именно туда он, лишенный советского гражданства, прилетел из Ленинграда, отметив в своих дневниковых записях первые впечатления:
Сначала [Вена] похожа на Литву (от аэропорта до Вильнюса). Потом – слишком для Литвы промышленно. Потом ясно, что планировка все-таки Восточно-Европейская. Похоже на все прибалтийские столицы. На Ленинград непохоже ничуть. Впрочем, это окраина, а все окраины одинаковы.
И еще:
Город поразительный. Имперское наследие. Монументы и монументы: людям, вещам, всему. Генералам и их лошадям. Также – поэтам. Понятно, почему не завоеван: высокая плотность культуры обеспечивает свободу. Может быть, только она. Трамвай катится по Рингу: дворцы, парки, монументы, кафе, соборы. Иногда – комбинация всего вместе.
