Мой Карфаген обязан быть разрушен - Новодворская Валерия Ильинична (читаем книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Словом, в XVIII веке у Руси уже нет нормального войска. Нужна военная реформа. Вон когда еще она понадобилась… При Борисе Годунове! Он хотел ее провести. Только одно маленькое несчастье: Борис Годунов, возведенный на трон Земским собором, не чувствует себя исконным государем и очень нервничает, что и дает основание предположить разным драматургам, скажем, Пушкину, что он мог зарезать маленького царевича. Ибо если человек никого не зарезал, если за ним нет никакой крови, то почему он так нервничает? Почему он так не уверен в себе? Зачем Борису Годунову понадобилось портить реформаторское начало своего царствования — второй период реформ, вторую вестернизацию — зачем ему понадобилось учреждать охранку, нанимать шпиков, которые с утра до вечера вынюхивали, достаточно ли любят царя? Это была просто мания преследования. Ему казалось, что его не любят. И те меры, которые он предпринял, чтобы его любили, окончательно ликвидировали остатки любви к нему и в народе, и в боярах. Мыслимое ли дело посылать по домам специальную молитву, для того чтобы подданные, после того как они помолятся Богу на ночь или перед трапезой, молились в обязательном порядке за государя — именно по данному тексту? И чтоб всюду ходили шпионы и выясняли, а не говорят ли что-нибудь, не рассказывают ли анекдоты… Преследование за анекдоты ведется, начиная с Бориса Годунова. Дальше — больше. Подозрительность, мания преследования. Потом аресты сталинского характера, на всякий случай. А вдруг он изменит, а вдруг он собирается изменить. А вдруг этот боярин обиделся на то, что я его брата казнил, и тоже собирается изменить… В конце концов, никто уже не чувствует себя в безопасности, изменять собираются все, потому что жизни с реформатором Борисом Годуновым никому не стало. Конечно, когда человек ищет у себя под кроватью врагов народа, ему не до реформ.
Военная реформа сделана не была. Административная реформа замерзла на полпути. Земельная реформа тоже на этом закончилась. Мы ищем врагов. А поскольку соответствующие традиции уже были, после Ивана Третьего и Ивана Васильевича, то специалисты для этого охранного отделения находятся. Годунов учредил КГБ.
А тут вдруг Самозванец возникает. Кто он был такой, это вопрос для историков, а не для тех, кто занимается философией истории страны. Это совершенно неважно. Был ли он Димитрием? Скорее всего, Димитрием он не был по одной простой причине: характер Димитрия в детстве, отмеченный всеми летописцами, был такой, что это не давало оснований предполагать, что он будет реформатором. У него был характер, как у Ивана Васильевича, и представление о своих божественных полномочиях — аналогичное.
Григорий Отрепьев, как удалось разнюхать, был совсем другим человеком. Это была наша Жар-птица. Это было бы огромное счастье для Руси. Потому что впервые планы реформ и намерения проводить реформы совпадают с соответствующей личностью, которая реально может и хочет их провести. Личность Иоанна Грозного никак не благоприятствовала планам Избранной Рады. Надолго его хватить не могло. Да и личность Бориса Годунова не подходила тоже. Недаром он был зять Малюты. А вот личность Григория Отрепьева, типичного западника, законченного прогрессиста (хоть сейчас его принимай в «Демократический выбор России»), благоприятствовала проведению реформ, причем самых глубоких. То, что он собирался сделать, могло бы спасти страну, если бы страна могла воспринять эту реформу. Но, к сожалению, отторжение чужеродных механизмов, организмов, органов было уже настолько сильно в те времена, что никакие пластические операции, пересаженные почки, западные сердца, печенки и селезенки прижиться уже не могли.
Григорий Отрепьев получил всестороннее образование, причем получал его сознательно: он знал, что ему нужно, чтобы вестернизировать Россию. Начитавшись разных хороших книг в монастыре, изучив греческий и латынь, он отправляется в Запорожскую Сечь, чтобы ознакомиться с военной демократией запорожских казаков и научиться военному искусству. Надо сказать, что он неплохо усваивает эти уроки. Затем он, совсем как молодой Петр, едет учиться на Запад. Это изначальный путь всех реформаторов. Без Запада уже невозможно было вытащить страну. Нужно было проходить эту начальную школу. Он изучает латынь, кончает что-то вроде тогдашней гимназии, он изучает историю, изучает право. И только тогда, когда он готов, когда он получил всестороннее образование, он открывается полякам. Это, конечно, была гениальная идея. Как умно и цинично он это все объясняет у Пушкина! Он был предлогом для ссор и войны. И поляки не упускают этот предлог. Он понимает, что без войны не обойдется. Но это издержки производства. Он на эти издержки идет. Даже если бы поляки получили кусок российской территории, все остальное огромное пространство было бы спасено. И, безусловно, этот кусок можно было бы потом получить назад. Потому что реформированная, богатая и цивилизованная страна получила бы право на свои законные пределы. Здесь нет никакой национальной измены, которую ему потом вменяют в вину московские горожане и московское купечество, Минин, Пожарский, казаки и черт еще знает кто. Это был холодный политический расчет, и этот расчет оправдался бы.
А наш Алексей Константинович Толстой описывает все это опять же очень жизнерадостно:
За ним царить стал Федор, отцу живой контраст.
Был разумом не бодр, трезвонить лишь горазд.
Борис же, царский шурин, не в шутку был умен,
Брюнет, лицом недурен, и сел на царский трон.
При нем пошло все гладко, не стало прежних зол,
Чуть— чуть было порядка в земле он не завел.
К несчастью, Самозванец, откуда ни возьмись,
Такой нам задал танец, что умер царь Борис.
И на Бориса место взобравшись, сей нахал
От радости с невестой ногами заболтал.
Настали тут казаки, поляков привели.
Поляки и казаки, нас паны бьют и паки,
Мы ж без царя, как раки, горюем на мели.
Чтоб трон поправить царский и вновь царя избрать,
Тут Минин и Пожарский скорей собрали рать.
И выгнала их сила поляков снова вон.
Земля же Михаила взвела на царский трон.
Случилось это летом, но был ли уговор, -
История об этом молчит до этих пор.
Вот так описывает Алексей Константинович Толстой Смутное время.
Выглядело это все, конечно, очень парадоксально для постороннего наблюдателя, но поскольку история у нас одна и жизнь — тоже, то для нас это была, конечно, трагедия.
Когда Григорий Отрепьев, сумевший обыграть всех панов, ничего не давший Польше, не сделавший ни одной территориальной уступки, является под Москву, умелой пропагандой и лазутчиками полностью подорвав могущество и уверенность в себе Бориса (а уверенности у него и без того нет было), Борис просто не может сопротивляться. Воеводы Бориса переходят на сторону Григория Отрепьева. Весь народ переходит на его сторону, и, конечно, готов кричать, как это принято у Салтыкова-Щедрина в «Истории города Глупова»: «Вот наша матушка, вот наша государыня, теперь нам, ребятушки, вина будет вволю!» То есть если бы Григорий Отрепьев не был реформатором, если бы ему не нужно было спасать Россию, он мог бы действительно выкатить эту бочку вина и править спокойно до конца своих дней, и основать династию. Если бы он поехал по этой византийской колее. Но он не хотел ехать по этой колее.
Итак, у нас кончился псевдоабсолютизм Бориса Годунова. Первая половина царствования Бориса Годунова (крошечного царствования!) — это псевдоабсолютизм. Сейчас будет выход, ведь царь — реформатор, сейчас начнется абсолютизм. Нет, в это же царствование начинается звездный час автократии. Когда Борис устанавливает диктатуру, даже тиранию и начинает ссылать и казнить бояр, все уже рот открыть боятся. Бывает, что на одно царствование приходится два цикла. Один и тот же монарх устанавливает и псевдоабсолютизм, и звездный час автократии. Они вообще не разделены. Они слиты в одном царствовании. И идет следующее Смутное время, которое уже без всяких разговоров продлится до 1б13 года.
