Распутин. Тайна его власти - Хереш Элизабет (книги онлайн .TXT) 📗
Тогда Илиодор пригласил Распутина в резиденцию, где остановился Гермоген, и куда он вызвал еще несколько друзей в качестве помощников и свидетелей. Все они были рассержены на Распутина и возмущены тем, что он, выдавая себя благочестивым наместником Бога, оскверняет и компрометирует православную церковь.
Не успел Распутин войти, как один из присутствующих прокричал, пытаясь схватить Распутина за гениталии:
— Ну, наконец-то ты попался! Безбожник! Ты много мамок обидел?! Ты много нянек обидел? Ты с царицею живешь!
(Позже Илиодор сообщит, что они хотели воспользоваться случаем, чтобы кастрировать Распутина.) Распутин до смерти испугался, губы задрожали. Но, взяв себя в руки, он закричал:
— Нет! Безбожник — это ты! Ты и есть безбожник!
В разговор вмешался Гермоген, властно приказав Распутину выслушать весь список грехов, специально собранный и подготовленный Илиодором для такого случая. Позже Илиодор расскажет:
— «Когда я заканчивал перечислять, как Распутин обычно изгонял бесов, Гермоген закричал на него: „Говори, сын Дьявола, отец Илиодор правду сказал о тебе, или нет?“
— Все правда, все правда, — раздался приглушенный голос.
— Признайся, какая сила управляет тобой? — продолжал допытываться Гермоген.
— Сила дьявола! — ответил Распутин уже более спокойно…»
Гермоген левой рукой схватил Распутина за голову, а правой рукой, в которой держал крест, замахнулся на него. Со всей злостью он начал бить Распутина крестом по голове. Его слова, словно заклинания, пронизывали страхом до самых костей: «Дьявол! Именем Божьим запрещаю тебе прикасаться к женскому полу! Запрещаю тебе входить в царский дом и иметь дело с царицей. Наша Святая церковь своими молитвами, благословениями и подвигами вынянчила великую святыню народную — самодержавие царей. А теперь ты, гад, губишь, разбиваешь наши священные сосуды — носителей самодержавной власти!»
В конце этой удивительной речи, напоминающей анафему, Гермоген поволок Распутина в находящуюся рядом часовню. Илиодор и Родионов последовали за ними. Остальные свидетели этой сцены, словно парализованные, остались на месте.
И вновь раздался устрашающий голос Гермогена: «Подними руку! На колени! Повторяй: здесь, при святых мощах, я клянусь, что никогда не переступлю порог царского дворца, не получив на то благословения епископа Гермогена и иеромонаха Илиодора!»
Распутин в ужасе. Бледный, дрожащий и немощный, он делает все, что приказывает ему Гермоген. Наконец, его отпускают.
Трудно представить, что Распутин смог бы так просто оставить это дело. Но он действует обдуманно. Вначале надо попытаться не допустить, чтобы Гермоген, все еще занимающий высокий пост, рассказал царице о его признании, сделанном при свидетелях (хотя и под давлением). Через свою влиятельную подругу Головину (родственницу Вырубовой) Распутин просит передать Гермогену, чтобы тот принял кающегося преступника. Наконец, епископ соглашается, но отказывается разговаривать с Распутиным лицом к лицу. Поприветствовав священника, визитер был вынужден созерцать его спину до тех пор, пока тот неожиданно не ушел.
Конечно, не удалось избежать сообщений в газетах об этом инциденте, причем в самых разных интерпретациях. Но Распутин оказался очень предусмотрительным. Пока Гермоген и Илиодор, давая интервью, сокрушились, что якобы в высших инстанциях даже подумывали о посвящении Распутина в сан священника (что, разумеется, не соответствовало его планам), несмотря на то, что он «такое ничтожество» и «вряд ли смог бы пойти дальше первой литании „Господу помолимся“», и что пора, наконец, понять, с кем они имеют дело — тот, кого осуждали, уже давно побывал у царицы.
Александра Федоровна возмущена нападением на Распутина. После разговора с ней Распутин с победоносным видом сообщит Вырубовой: «Его высокопреосвященство (Гермоген) еще увидит, во что ему обойдется распространение его донесений…»
Царь (по настоянию государыни) отдал распоряжение Синоду, высшему церковному органу, отправить Гермогена и Илиодора в ссылку. Прошение Гермогена об аудиенции было отклонено, а 3 января 1912 года ему вручили постановление: епископу предоставлялось место в Гродненской епархии с запрещением появляться в Петербурге; Илиодор ссылался во Флорищеву пустынь, что во Владимирской губернии. Но сначала оба отказались подчиниться этому приговору, прибегнув к поддержке многочисленных манифестаций солидарности.
Поскольку прошение Гермогена о переносе назначенного дня отъезда из Петербурга «в связи с болезнью» тоже было отклонено, он, отчаявшись, дал телеграмму Николаю II, мол, он всю жизнь посвятил служению церкви и Престолу, «и вот, на склоне лет моих, с позором, как преступник, изгоняюсь тобою из столицы. Готов ехать куда угодно, но прежде прими меня, я открою тебе одну тайну».
Но государь ничего не хочет слышать. Царица тоже получила телеграмму, на которую ответила кратко: «Нужно повиноваться властям, от Бога поставленным».
— Чистый Гришка (Григорий), — прокомментировал Гермоген.
Решение Синода подвергнуть опале обоих священников, очевидно, было навязано обер-прокурору Саблеру против его воли.
Вначале он попытался выступить за смягчение меры наказания. Но вынужден был констатировать, что «все симпатии Государя отданы Распутину, на которого, по словам царя, „напали, как нападают разбойники в лесу, заманивши предварительно свою жертву в западню“…».
С журналистами Саблер вел себя в равной степени осторожно, дистанцируясь от Распутина. Что касается утверждений Илиодора и Гермогена о том, что Синод якобы обдумывал возможность посвящения Распутина в сан священника, то на это он прореагировал решительным отказом.
В качестве основного упрека, считавшегося официальной причиной вынесенного Гермогену наказания высшим церковным органом, называлось то, что Гермоген не мог смириться с запретом на назначение женщин-диаконис, о чем ходатайствовал перед Синодом. Для прекращения толков царь позаботился о том, чтобы назначить точный день отъезда Гермогена из столицы.
Вызванный этим процессом шум, благодаря средствам информации, вышел далеко за пределы столицы, стал распространяться по стране и за границей. Царица убедилась в этом, получив письмо от своего кузена кайзера Вильгельма.
«Я верю в твой критичный ум и в твою гордость. Тем не менее, до меня дошли ужасные новости о твоем и Ники восхищении „старцем“. Для меня это абсолютно не понятно. Мы помазанники божьи, и наши поступки должны быть также чисты перед Богом и лишены всякой критики, как и все, что люди узнают о нас. Но эта Ваша склонность ставит Вас на один уровень с чернью. Будьте начеку. Думайте о том, что достоинство царей — залог Вашей власти…»
Далее он перешел к статьям в зарубежной прессе об Илиодоре. Его выступление против Распутина рассматривалось здесь как восстание против государственной власти. Но самое плохое в этой истории, прокомментировал Вильгельм, что императорская чета в ней играла не сдерживающую, а наоборот, провоцирующую роль. «Имя царицы мгновенно будет называться вместе с именем какого- то сомнительного парвеню! Это невозможно!»
«Письмо кузена было для Мамы как гром среди ясного неба», — рассказывала Вырубова. «Как он осмелился вмешиваться в нашу жизнь — ни у кого нет такого права!» — неистовствовала царица. Она была убеждена, что написать письмо Вильгельму подсказал брат Генрих (который был женат на сестре Александры — Ирене).
«Кто дал ему право? Как они посмели! А этот Илиодор — предатель, иуда! Старец заботился о нем, как о любимом брате — а теперь он его предал…»
С укреплением позиции священников рос фронт противников Распутина. Наряду с политическими и общественными деятелями в защиту отлученных от церкви пастырей выступил и некий Бадмаев. У этого в равной степени загадочного и ослепительного человека они нашли не только поддержку, но и приют.
Всегда в длинном шелковом кафтане и мягких кожаных сапогах, Петр Александрович Бадмаев, урожденный Жамсаран, снискал славу одной из самых таинственных фигур своего времени. Поговаривали, что он не только мог лечить скрытые болезни, но и знал секрет вечной молодости. Он был вхож как в клику Распутина (хотя это не исключало того, что оба мужчины никогда не видели друг друга, как утверждали имеющие к ней отношение люди), так и в окружение царя через Вырубову.
