Маршал Рокоссовский - Корольченко Анатолий Филиппович (книги бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
— А теперь поговорим о положении на фронте.
Мы затихли, насторожились. Знали, что политрук скажет больше тех скупых сводок Совинформбюро, которые печатались в газетах, доставлявшихся сюда, в Монголию, чуть ли не с недельным опозданием.
Наш полевой класс представлял собой три ряда дугообразных ровиков, расположенных против места руководителя, на котором политрук раскладывал тетрадь и карандаши. Мы же сидели против него, опустив ноги в ровик.
Было не совсем удобно сидеть так в течение двух часов, да еще под солнцем, но приходилось терпеть. На этом голом, без единого деревца и кустика косогоре, где располагался дивизионный лагерь, не имелось ни одного сооружения под крышей. Только палатки.
Их сотни, выстроенных в строгие ряды и уходящих вдаль.
Впрочем, был один деревянный навес, на полевой кухне, но в июне разбушевавшийся ветер его снес начисто. Поэтому и проводились занятия в полевых классах.
Признаться, было бы лучше без классов, но тогда, наверняка, многие бы попытались вначале устроиться поудобней, прилегли, а потом невзначай и задремали. Ведь умудрялись же спать даже в походе! Ноги, как заведенные, идут, а голова отключена: идешь и спишь, пока не ступишь на пятку идущему впереди.
— Как вам известно, сейчас основные события развернулись на Западном фронте, под Смоленском, — перешел к объяснению политрук. — Город расположен на главной магистрали, ведущей к Москве, и этим объясняется его исключительное значение. Он как бы является щитом столицы. В Отечественную войну двенадцатого года там тоже происходило жестокое сражение русского воинства с наполеоновскими захватчиками.
Неприметный с виду, в полинявшей гимнастерке, стянутой ремнями полевого снаряжения, политрук пользовался в роте большим авторитетом. Не было случая, чтобы он не дал ответа на самые заковыристые вопросы. А уж любители их в нашей роте имелись. Все со средним образованием, некоторые сами в прошлом преподавали. Занимались мы по особой программе, по освоении которой становились командирами взводов, с «кубарем» младшего лейтенанта на петлицах.
— Войска Западного фронта, — продолжал политрук, — нанесли мощные контрудары по гитлеровской группировке, однако сдержать врага не удалось, он продолжает вклиниваться в нашу оборону.
Мы находились за тысячи километров от фронта, но, казалось, были вблизи его. Многие призывались в Ростове, накатывающаяся к столице и Ростову угроза волновала. Рядом сидел с застывшим взглядом честнейший и добрейшей души Борис Федев. Когда-то его мать, Мария Тимофеевна, преподавала в школе, где я учился, ботанику. Застыла былинка в зубах Анатолия Хуринова. Подперев щеку, уставился в объяснявшего Иван Мельниченко. Были еще в числе ростовчан Михаил Проскуренко, Леонид Французов.
Когда политрук закончил, посыпались вопросы. Кто-то спросил о полковнике Федюнинском, убывшем в прошлом году в Москву. До того он командовал нашей 82-й мотострелковой дивизией. О нем старослужащие солдаты, участники халхингольских боев, вспоминали часто, поражаясь его смелости, рассудочности, но еще больше взлету по службе. В мае прошлого года он был всего капитаном, а ныне полковник, Герой.
— Он уже генерал, — удивил нас политрук. — Наверное, теперь, на фронте.
Потом спросили о полковнике Мишулине, тоже участнике Халхин-Гола. Его бронебригада до выхода в лагеря соседствовала с нами в небольшом городке Баин-Тумен. И здесь, в лагере, быстроходные колесные танки часто проносились по нашей тыловой линейке, поднимая бурые облака пыли.
— Полковник Мишулин на Западном фронте, командует танковой дивизией, — последовал ответ.
— А где генерал Качалов? — спросил я.
Вязников настороженно уставился на меня:
— А при чем тут Качалов? Почему вы вдруг о нем спросили?
— Он командовал Северо-Кавказским округом. Прошлым летом я видел его в Ростове.
— Генерал Качалов не оправдал надежд Верховного Командования. Он недостойно показал себя в бою, — сухо ответил политрук.
— Неужели и он стал врагом народа? — спросил скуластый Басан Хануков, в прошлом учитель из Элисты.
Сидевший рядом степенный Фог, немец из Поволжья, дернул его за гимнастерку:
— Молчи!
— В общем, об этом, товарищи бойцы, не будем говорить. Не все еще изменники и предатели народа выявлены и уничтожены. Есть еще они и в рядах доблестной Красной Армии. Поэтому товарищ Сталин и требует от нас высокой бдительности.
Было неприятно это слышать, словно часть генеральской вины ложилась и на тебя. Недавно перед строем роты нам зачитали о генералах-изменниках. Назывались фамилии Павлова, Климовских, Григорьева, Коробкова. Но Качалов не упоминался. Неужели и Качалов тоже? Не хотелось верить словам политрука.
Генерала Качалова я видел всего один раз, в июне 1940 года, в Ростове. Тогда в театре имени Горького состоялась встреча выпускников школы с известными людьми города.
Мне с приятелем удалось пробиться в партер и занять удобные места.
— Вот тот, в черной камилавке, профессор Бого-раз, — узнал одного из сидевших в президиуме мой ДРУГ.
— А рядом с ним артист Мордвинов, — послышался сзади девичий голос. — Тот, что играл Отелло!
О чем-то переговаривалась женщина в синем костюме со своим соседом, тот был в форме железнодорожника. И еще был военный: широкогрудый, на красных петлицах гимнастерки по три звездочки, ордена.
— Кто это? — спросил я Ивана.
Тот пожал плечами.
Первым к трибуне вышел профессор Богораз. Он шел, опираясь на палку, и сидящие в президиуме почтительно уступали ему дорогу.
Мы знали, что ноги его отрезало трамваем, когда он спешил на вызов к больному. Рассказывали, что тогда он спас себе жизнь тем, что жесткой хваткой сдавил кровеносные сосуды.
Богораз говорил, что профессия врача — самая гуманная, и счастлив будет тот, кто овладеет ею. Нет ничего благороднее, чем придти в трудную минуту на помощь человеку, спасти его. Потому он призывает юношей и девушек поступать в медицинский институт.
После Богораза к трибуне вышла женщина. Оказалось, что она тоже профессор, из педагогического института. Голос ее звучал взволнованно и с такой убежденностью, что сидевшие за нами шумливые девчата затихли.
— Ах, девочки, как хорошо она говорит! — не выдержала одна.
Потом выступил мужчина в железнодорожной форме — начальник дороги Нецветай. За ним говорил… нет, не говорил, а декламировал артист Мордвинов. И каждый из выступавших приглашал нас выбрать ту жизненную дорогу, на которую он когда-то ступил сам.
Мы с Иваном лишь посмеивались: никакие уговоры нас не могли сбить. Мы уже твердо наметили подать заявление в университет: он — на физмат, я — на геофак.
Утихомиривая страсти, председательствующий позвонил в колокольчик.
— Слово предоставляется командующему Северо-Кавказским военным округом генерал-лейтенанту Качалову.
Генерал с трибуны молча оглядел зал.
— Передо мной выступали товарищи, призывали вас поступать в учебные заведения, продолжать учебу, чтобы стать высокообразованными специалистами, нужными нашей Родине. И действительно, право трудиться, получить образование завоевано кровью наших отцов, закреплено конституцией. Но в мире тревожно, обстановка серьезна, и потому каждый из вас должен быть готовым это право защитить. Защитить с оружием в руках. Не буду долго вас, особенно ребят, агитировать: скажу лишь, что многие осенью будут призваны в армию, а потому готовьтесь к нелегкой, но почетной воинской службе. Это ваша обязанность. Враг опытный, и чтобы победить, нужно быть сильней его.
Слова генерала, словно камни, дробили наши планы и обнажали тревожную действительность приближающейся войны.
Напряженно слушал генерала Богораз, застыла тревога на лице женщины-профессора, понимающе покачивал головой начальник дороги.
В мертвой тишине зала генерал прошел к своему месту, сел и устало положил руки на стол…
В то же лето 1940 года генерал Качалов получил из Наркомата распоряжение о новом назначении. Создавался Архангельский военный округ, и он назначался его командующим. Но прежде ему предстояло прибыть в Москву.
