Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 2 - Гитин Валерий Григорьевич (читать книги онлайн полностью без регистрации TXT) 📗
На этом его политическая карьера закончилась.
Но есть иной, гораздо более важный вклад Фрэнсиса Бэкона в Историю. Он является основоположником дедуктивного и экспериментального метода научного познания. Он осмелился отвергнуть традиционный индуктивный метод, согласно которому знания выкристаллизовывались только из аксиом, непременно утвержденных Церковью, и предложил прямо противоположный путь освоения Природы.
КСТАТИ:
«Природу побеждают только повинуясь ее законам».
«Причина заблуждений коренится не только в наших ощущениях, но и в самой природе человеческого разума, который все представляет себе по своему собственному масштабу, а не по масштабу Вселенной и таким образом уподобляется зеркалу с неровной поверхностью, которое, отражая лучи каких-нибудь предметов, еще и примешивает к ним свою собственную природу».
«Истина — дочь Времени, а не Авторитета».
«Знание — сила».
Фрэнсис Бэкон
Он оставил Истории свои трактаты: «Опыты и наставления моральные, экономические и политические», «О мудрости древних», «О началах и истоках», «Новый Органон наук, или Верные указания к истолкованию природы» и др., а также весьма любопытную философскую утопию «Новая Атлантида».
Он оставил множество мудрых мыслей, которые часто цитируются интеллектуалами, но, к сожалению, не берутся на вооружение теми, для кого эти мысли должны были бы, по идее, быть программными положениями. Чего стоят такие высказывания как: «Обычная уловка: создатели любой науки обращают бессилие своей науки в клевету против природы», «Общее согласие — самое дурное предзнаменование в делах разума», «Бессмертие животных — в потомстве, человека же — в славе, заслугах и деяниях»… А ведь сколько совершенно никчемных типов с гордостью заявляют, что заслуживают общественного признания только лишь на основании своего трех— или четырехкратного отцовства. Ну, если уж это считать критерием оценки социальных доблестей, то любой кролик или там… боров — достойнейшие из граждан… И еще о социальных ценностях: «Несомненно, что самые лучшие начинания, принесшие наибольшую пользу обществу, исходили от неженатых и бездетных людей».
Это — аксиома, подтвержденная всей Историей человечества.
А вот это изречение Фрэнсиса Бэкона можно считать исчерпывающей формулой социального прогресса: «Три вещи делают нацию великой и благоденствующей: плодоносная почва, деятельная промышленность и легкость передвижения людей и товаров».
Гениально и просто, как все гениальное, однако никак не постижимо мозгами парламентского поголовья всех последующих времен, которое упрямо изобретает свои формулы всеобщего счастья…
У Бэкона было несколько секретарей, записывавших его мысли. Один из этих секретарей был ничем не выдающимся простолюдином, которого звали Томас Гоббс, тот самый Томас Гоббс, который очень скоро станет известным английским философом…
Сын крестьянки и приходского священника, Томас Гоббс (1588—1679 гг.), тем не менее, успешно заканчивает Оксфорд, преподает, исследует тайны Природы, сочиняет трактаты, работает секретарем у Бэкона, обучает математике сына короля Карла I, встречается с Галилеем и другими героями своего времени…
Его раздумья о государстве, народе и о природе власти нашли свое отражение в трактатах: «О человеке», «О гражданине», «О свободе и необходимости», «Левиафан» и т.д.
КСТАТИ:
«Я не сомневаюсь, что если бы истина, что три угла треугольника равны двум углам квадрата, противоречила чьему-то праву на власть или интересам тех, кто уже обладает властью, то, поскольку это было бы во власти тех, чьи интересы задеты этой истиной, то учение геометрии было бы если не оспариваемо, то вытеснено сожжением всех книг по геометрии».
Томас Гоббс
А если потребуется, то и ликвидацией всех тех, кто читал эти книги. Да, все очень знакомо и, как подлинная классика, пережило века…
Произнеся свою историческую фразу: «Народ — парень дюжий, но злокозненный», Гоббс становится убежденным пропагандистом абсолютизма и создает образ чудовища — Левиафана, который состоит из огромного количества людей, объединенных в одном теле — государстве. При этом подчеркивается, что Левиафан не проглотил этих людей, не заставил их объединиться таким любопытным образом, а лишь воплотился в их однородной массе, которая так нуждается в сильной власти…
Значительные порции масла в огонь конфликта между научным знанием и религиозной верой подлили Рене Декарт, Пьер Гассенди, Блез Паскаль, Бенедикт Спиноза и др.
Знаменитое изречение Декарта: «Я мыслю, следовательно, я существую» стало краеугольным камнем теории познания мира, которую творчески развили Блез Паскаль и Бенедикт Спиноза, заявивший, что «истинное счастье человека заключается только в мудрости и познании истины». В их учениях сквозил вызов установившейся системе взглядов на мир, который оказался совсем не таким плоским и одноцветным, как его преподносили церковники. «Зло, — подчеркивал Спиноза, — порождено недостаточным знанием, а слепая вера достойна лишь презрения».
Их блистательно остроумный современник Франсуа де Ларошфуко (1613—1680 гг.) сквозь лавину своих афоризмов четко и уверенно провел мысль о том, что окружающий мир может иметь те или иные характеристики лишь на основании нашего восприятия и ни на каком ином. «Радости и несчастья, — утверждал он, — которые мы испытываем, зависят не от размеров случившегося, а от нашей чувствительности, не более того…»
Разумеется, такое брожение умов, отмеченных достаточно высоким уровнем независимости, непременно должно было найти свое действенное, практическое воплощение, как, например, принцип цепной передачи неизменно должен был привести к изобретению велосипеда.
Свободный ум может принять подчинение какой-либо власти или, по крайней мере, не отторгать идею этого подчинения, воспринимая его как осознанную необходимость. Однако на фоне этого брожения умов, да и вообще на фоне пробуждения здравого смысла и здоровых эмоций, власть Церкви уже никак не могла восприниматься как осознанная необходимость. Чем больше было осознания бытия, тем меньше было нерассуждающей веры в надприродные силы, управляющие каждой его деталью, и уж, конечно же, в необходимость подчинения церковникам, которые вели себя прямо противоположно насаждаемым ими же догмам и стереотипам.
КСТАТИ:
«Проводник нужен в странах неизвестных и диких, а на открытом и гладком месте поводырь необходим лишь слепому. А слепой хорошо сделает, если останется дома. Тот же, у кого есть глаза во лбу и разум, должен ими пользоваться в качестве проводников».
Галилео Галилей
Все сферы бытия той эпохи освобождались, как змея — от старой кожи, от докучливого и во многих отношениях тлетворного влияния самозванных посредников между Богом и Человеком. Это был процесс освобождения от средневековой идеологии, согласно которой люди — безвольные, беззащитные и беспомощные порождения Божьи, погрязшие в первородном грехе и крайне нуждающиеся в поводырях. А философия Ренессанса сказала: «Сбросьте повязки с глаз. Протрите их и взгляните на окружающий мир, что так прекрасен и так наполнен радостями, которые нормальный человек никогда не назовет грехами. Живите и радуйтесь!»
КСТАТИ:
«Нельзя отрицать того, что внешние обстоятельства способствуют счастью человека. Но главным образом судьба человека находится в его собственных руках».
Фрэнсис Бэкон
Но это ни в коей мере не было тем, что можно было бы назвать атеистической революцией. Речь шла не об отмене Бога, а о реформации системы служения Ему. Вот почему наблюдаемый процесс и получил название Реформации.
