Цареубийство в 1918 году - Хейфец Михаил (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
Но под внешним спокойствием таилась, оказывается, надежда, что кто-то его вновь призовет, что жизнь не кончена. И вот за ними прибыл в ссылку комиссар, их увозят. Конечно, в Москву. Ни народ, ни державы не верят прочности мира, пока он не подписан законным правительством страны. Отказ от подписания Брестского мира станет его последней политической демонстрацией на земле. Вот оно, исполнение мечты, – самопожертвование во имя России, достойный политика конец поприща. Лишь одно мучило семью: выдержит ли один, ведь на него наверняка будут давить карами для родных. Вдруг уступит!
Больше всех страдала несчастная царица. «Первый раз в жизни не знаю, как поступить», – сказала камер-даме, металась: остаться с больным сыном или ехать в последнюю дорогу с мужем в Москву, чтобы дать ему силы, чтобы не совершил из-за них ту же ошибку, что с отречением. Наконец решилась: «Мы едем с Машей».
– «Воля твоя», – ответил муж. Оклеветанная при жизни и после смерти женщина решилась на разлуку с единственным сыном ради спасения чести России, как она ее понимала.
И молились они в ту пору об одном – о спасении родины. Узнав о прибытии в Тобольск Яковлева, пишет Николай в дневнике, «дети вообразили, что он придет делать обыск, и сожгли все письма, а Мария и Анастасия даже свои дневники», но в бумагах великой княгини Ольги сохранились переписанные ею стихи поэта С. Бехтеева, видимо, настолько близкие душе, что не поднялась у нее рука их уничтожить. Вот эти стихи-молитвы:
Пока Романовы готовились к путешествию в неизвестность, на комиссара Яковлева свалились неожиданные заботы.
«У себя дома я застал некоторых товарищей, пришедших сообщить под секретом очень серьезную новость… Один из екатеринбургских отрядов имел совещание и решил так или иначе покончить с Романовыми, и если это не удастся в Тобольске, то намечено осуществить покушение между Тобольском и Тюменью.»
Яковлев сразу отправился к Заславскому, который «невольно и в порыве злобы, выдал свой план:
– Дадут ли вам царя увезти, – вот вопрос. А, кроме того, если повезут, то дорогой может что-нибудь случиться.
– Товарищ Заславский, вопрос слишком серьезный, говорите яснее.
– Я ничего не знаю. За других не отвечаю. Только скажу определенно: повезете Романова, не садитесь рядом с ним.
– Вы хотите сказать, что и меня могут убить?
Заславский криво улыбнулся. Я вынул документ.
– Товарищ Заславский, вам очень полезно прочитать его, и прочесть внимательно.
Заславский неохотно взял мой мандат и прочитал.
– Так вот, ваш отряд будет охранять мой поезд от Тобольска до Иевлево. В тарантасе с Романовым буду находиться самолично. И если найдутся сумасшедшие головы, поступающие наперекор инструкциям Москвы по-своему, они жестоко поплатятся… Начальника отряда пришлите ко мне».
Из предосторожности Яковлев тут же вызвал навстречу экспедиции резервную группу из Тюмени во главе со своим помощником Петром Гузаковым и одновременно предупредил начальника екатеринбуржцев Гусяцкого (у Касвинова он Бусяцкий): «Если что-нибудь случится, вы будете расстреляны.»
В том месте воспоминаний Яковлева, опубликованных в свердловском журнале «Урал», где описаны его впечатления от семьи Романовых, стоит многоточие – либо это пропуск публикатора, либо сам Яковлев не хотел на Соловках подробно описывать сюжет. И единственное место, где он мельком коснулся «самочувствия груза», – это описание их отъезда утром 26 апреля:
«Обитатели дома все были на ногах. По всем углам слышались вздохи и всхлипывания. Дочери Романовых и весь их придворный штат вышли на крыльцо. Николай Романов как-то растерянно переходил от одного к другому и какими-то судорожными движениями крестил дочерей. Его надменная жена сдерживала слезы. Каждый ее жест, каждое слово говорили, что не нужно показывать своей слабости «Красному врагу». Она попыталась еще раз показать характер, заявив, что выберет экипаж по своему усмотрению.
– Садитесь, куда приказывают, – и с того момента она всю дорогу хранила упорное молчание».
Не мог же комиссар объяснять ей, что в дороге их поджидают убийцы и он обязан по должности сидеть рядом с ее мужем, чтобы затруднить задачу преступников.
В остальном проявил деликатность к узникам: увидев, например, что царь одет в одну шинель, приказал принести ему еще и плащ; удовлетворил просьбу Алекасандры Федоровны взять слугу. Это было непросто – пришлось долго пересаживать путников. Позволил он взять и много багажа по просьбе царицы, над чем иронизирует Касвинов: мол, раскапризничалась барыня!
Клавдия Битнер показала следователю, что, встретив царя утром у повозки, Яковлев отдал ему честь.
Наконец готовы были «ужасные тарантасы, из которых один только имел покрытие (это были так называемые «кошевы», сани на длинных дрожжинах, – такой вид повозок Яковлев выбрал потому, что не знал, будет дорога в распутицу еще санной или уже колесной. – М.Х.). Во дворе было немного соломы, которой мы застелили пол. Лица опухли от слез. Мы все старались скрыть наше горе и держать себя спокойно. Было такое чувство, что если кто-то сорвется, мы все не выдержим и заплачем. Государь с женой были спокойны и собранны. Было видно, что они готовы на любые жертвы, даже на собственную гибель, если Бог в Его непостижимой мудрости сочтет это нужным для блага страны… Я пошел к мальчику в комнату: он лежал на постели и плакал. Через пару минут мы услышали шум колес. Княжны пошли к себе, когда они проходили мимо комнаты брата, я слышал, как они всхлипывали» (Пьер Жильяр исполнял в это время обязанности воспитателя наследника).
Ровно в 4 утра Яковлев попрощался с царскосельскими стрелками. «Очевидно, Керенский произвел специальный подбор этих статных, сильных красавцев, большинство с открытыми, чистыми русскими лицами», – вспоминал он. Ехать предстояло свыше 200 верст. «Холодно, серо и ветрено, – записала в тот день в дневник Александра Федоровна. – Дорога кошмарная, земля замерзшая, грязь, снег, вода доходит лошадям до пояса, тряска жуткая, всю ломит… Переночевали в доме, который раньше был магазином, спали по три человека в комнате. Мария (великая княжна, поехавшая с родителями – М. X.) на полу на матрасе». Через Иртыш ехали по пояс в воде, через Тобол лошади не могли уже идти, люди перебирались пешком по залитому водой настилу, через Туру по кладке шли вброд.
