Древняя Греция. От Геракла до Перикла - Савельев Андрей Николаевич (мир книг TXT, FB2) 📗
Надо сказать, что ни у одного из античных авторов передача истории Аристогитона и Гармодия не только не сопровождалась присутствием Эрота, но и вообще каких-либо богов. В совершенно земной истории неудачного покушения на тирана богов нет. Причем еще Геродот и Фукидид пытались своим авторитетом переломить ложные представления афинян о том, что именно эти тираноборцы способствовали освобождению Афин от Писистратидов. Но афиняне упорно считали Гармодия и Аристогитона героями и даже учредили культ с жертвоприношениями у их гробницы. Между тем, тирания после этой истории продержалась еще четыре года. А «любовная» история здесь присутствует как некий фон, отражающий общие представления древних греков в целом и афинян в частности. Гомосексуальная интерпретация – это продукт испорченности толпы, передающей разного рода слухи и смакующей скабрезности. Современная публика все это подхватывает и усиливает.
В сухом пересказе эта история выглядит совершенно абсурдной. Что касается тираноборства, то оно в сюжете не просматривается. Заговор против тирана Гиппия был составлен из мести. Но вместо Гиппия они, испугавшись провала заговора, убили попавшегося под руку его брата Гиппарха. Одного из нападавших тут же убил телохранитель, а другой прославился тем, что под пыткой, якобы, выдавал не соучастников, а приближенных тирана. Правда, в другой интерпретации это все-таки были реальные участники заговора. Совершенно непонятно, как столь сомнительные герои могли стать у афинян прославленными личностями, а стихи о них – неофициальным гимном Афин.
Причиной заговора, согласно Аристотелю, было оскорбление сестры Гармодия (или Аристогитона) другим братом тирана – молодым и дерзким Фессалом. Оскорбление было вроде бы не таким уж тяжким: сестру Гармодия пригласили исполнять почетную роль на празднествах Панафинеях (нести священную корзину), но потом она по неизвестной причине была отстранена от этой роли. При этом Фессал сказал что-то нелицеприятное про Гармодия. К этой вполне понятной истории афиняне добавляют второй слой: отношения между Гармодием и Аристогитоном, которые, якобы, были любовниками. Но тираноборцы были родственниками – из рода Гифиреев. Назвать их «любовниками» на этом основании нелепо – «филия» имела вполне родственную основу. Скорее всего, речь все-таки можно вести только о дружбе. Аристогитон принял участие в мстительном предприятии из дружбы, а не потому, что Гиппарх «ухаживал за Гармодием», а получив отказ, оскорбил его сестру. Это явно выдумка толпы, которая не нашла иных мотивов убийства Гиппарха.
У Гармодия (по другой версии, у Аристогитона) была возлюбленная – гетера Леэна («львица»). О ней стало известно, поскольку после покушения она была схвачена, но никого не выдала. И даже, якобы, откусила себе язык (во что никто не обязан верить). Посмертное прославление верности привело к дополнению скульптурных изображений Афродиты фигурой львицы (заметим, что Афродиты в сюжете нет, от рассказа о тираноборцах она просто приобретает дополнительный атрибут). Наконец, у героев обнаружилось потомство, и оно получило освобождение от налогов и госповинностей. То есть, оба героя были женаты и имели детей. Все это исключает гомосексуальные отношения.
Установив, что Павсаний толком не знает историю Гармодия и Аристогитона (что было свойственно, согласно Геродоту и Фукидиду, всем грекам), вернемся к речи Павсания на пире.
Интересно, что Павсаний двояко относится к обычаю «отдаваться поклонникам». Здесь он явно имеет в виду именно мужские отношения. Что же в его понимании значит «отдаваться»? Передача смысла в рамках сегодняшнего контекста была бы ошибкой. Стоит понять, что нюансы отношений любви и дружбы и в современном мире сильно разнятся в разных культурах. У греков также были свои нюансы. Но однозначно приписывать им гомосексуализм – это передержка, свойственная современности, когда гомосексуальный оттенок стараются видеть в любых отношениях между мужчинами.
Павсаний, следуя своей концепции двоякости Эрота, выносит оценку сложным обычаям в зависимости от общего уровня культуры. Если даже эти обычаи считаются прекрасным, то это может быть всего лишь проявлением «косности тех, кто его завел». Таким образом, мы видим снова разворот к этической теме: общая культура создает возвышенные отношения при отсутствии эротизма, а низкая культура даже при повторении формальных ритуалов высокой все равно скатывается к телесным интерпретациям дружеских и любовных отношений. Что полностью мы можем принять при оценке того и другого в наши дни.
«Сложный» афинский обычай любви Павсаний описывает как систему поощрений и упреков со стороны общества. Влюбленность то встречает сочувствие, и тогда прощаются все ее безумства (готовность исполнять рабские обязанности, униженные мольбы, ложные клятвы), то осуждается, и отцы приставляют к своим юным детям надзирателей, чтобы они не допускали бесед с воздыхателями, а друзья и сверстники считают эти беседы чем-то постыдным. Тем самым Павсаний, с одной стороны, признает возможность «пошлых» (гомосексуальных) влечений, а с другой – свидетельствует о том, что к ним отношение было далеко не лояльным.
То, что Павсаний считает утонченностью, мы бы расценили как крайнюю форму несдержанности. Нас бы шокировало, если мы увидели, что кого-то переживание любви побуждает валяться у дверей возлюбленной. Согласно Павсанию, это не может вызывать осуждения. Но при одном условии: подобное поведение должно быть попыткой угождения достойному человеку и достойным образом. То есть, некий морально-нравственный фон предопределяет оценку любого поступка. Кроме того, объектом влюбленности должно быть не тело, а душа. Ибо тело любит больше пошлый поклонник. Он же и непостоянен, потому что непостоянна красота тела.
Тем самым Павсаний утверждает позитивную оценку постоянства любви (дружбы) на всю жизнь. К этому добавляется избирательность: предпочтение положено оказывать одному поклоннику. Кроме того, обычай требует «испытывать» поклонника, уклоняясь от его домогательств. Позорно как быстро уступать поклоннику, так и отдаваться за деньги или политическое влияние. Эти мотивы считаются низменными, поскольку подобные мотивы преходящи и «на их почве никогда не вырастает благородная дружба». В данном случае Павсаний говорит именно «дружба».
Рассуждая о полезности «рабства ради совершенствования», Павсаний уточнят, о чем он толкует. В описанных им отношениях слово «любовь» связано добродетелями: стремлением усовершенствоваться. При этом юноша в этих отношениях стремится к дружбе со старшим партнером (представим себе устранение сексуального мотива, который у Павсания все-таки присутствует) и с целью приобщиться к мудрости, образованности и доброте. В целом «любовь небесная» требует заботы о нравственном совершенстве (и тем самым сексуальный момент у Павсания отходит на второй план).
Пантеизм (Эриксимах)
За мифической и этической интерпретациями любви следует речь Эриксимаха – пантеистического свойства, предполагающая, что Эрот присутствует всюду. При этом свою очередь говорить вынужден уступить Аристофан, которого разобрала икота, и в повествовании образуется краткая заминка с обменном бытовыми репликами. Казалось бы, совершенно излишними, чтобы сохранять их в пересказе. Скорее всего, здесь налицо скрытая характеристика Аристофана, который был поставлен речью Павсания в какое-то неловкое положение, узнав критику своего поведения в отвлеченных рассуждениях. Поэтому ему пришлось сделать паузу, чтобы собраться с силами, и чтобы его речь не стала двусмысленной. Именно это обстоятельство и предпочел сохранить Платон в своем пересказе.
Эриксимах подхватывает тему, затронутую Павсанием, замечая, что тот ее не вполне удачно закончил. Действительно, Павсаний ушел в сторону от темы, обращаясь к проблеме добродетели. Как врачеватель Эриксимах сообщает свой вывод из практики: Эрот живет «не только в человеческой душе и не только в ее стремлении к прекрасным людям, но и во многих других ее порывах, да и вообще во многом другом на свете – в телах любых животных, в растениях, во всем, можно сказать, сущем». Эрот оказывается везде присутствующим, причастным ко всем делам людей и богов.
