Махно и его время: О Великой революции и Гражданской войне 1917-1922 гг. в России и на Украине - Шубин Александр Владленович
Ничем не лучше были и колчаковцы. При подавлении крестьянских выступлений А. Колчак рекомендовал своим подчиненным уничтожать (то есть казнить) «агитаторов и смутьянов» (такая расплывчатая формулировка позволяла ставить к стенке любого недовольного новой властью), брать заложников, которых расстреливать, а их дома сжигать, если местные жители дают властям неверные сведения. Колчак предлагает брать пример с японцев, которые сжигают деревни, «поддерживающие» повстанцев {418}.
После того, как флер «законности» слетал, социально-политическое лицо белых определялось стремлением к возвращению «законных» привилегий старой элиты. Для крестьян это означало, что у них отрежут землю в пользу помещиков или возьмут за нее выкуп. Такая перспектива делала крестьян потенциальными партизанами.
Методы взаимоотношений белых с крестьянами диктовались логикой военного остервенения и быстро сравнялись в жестокости с красными. Но у белых были и отличия, и не в их пользу. Характеризуя эволюцию белого движения, один из его идеологов В. Шульгин пишет: «Почти что святые» и начали это белое дело, но что же из него вышло? Боже мой!.. Начатое «почти святыми», оно попало в руки «почти бандитов»… Деревне за убийство было приказано доставить к одиннадцати часам утра «контрибуцию» — столько-то коров и т. д. Контрибуция не явилась, и ровно в одиннадцать открылась бомбардировка.
— Мы, — как немцы, сказано, сделано… Огонь!..
Кого убило? Какую Маруську, Евдоху, Галку, Приску, Оксану? Чьих сирот сделало навеки непримиримыми, жаждущими мщения… «бандитами»?…
Мы так же относимся к «жидам», как они к «буржуям». Они кричат: «Смерть буржуям», а мы отвечаем: «Бей жидов» {419}. Шульгин вспоминает о разговоре с офицером перед «профилактическим» обстрелом крестьянской деревни: «Ведь как большевики действуют, они ведь не церемонятся, батенька… — Это мы миндальничаем… Что там с этими бандитами разговаривать?» {420}
И белые не церемонились, доставляя народу выбор между офицерской и пролетарской диктатурами. Крестьяне в 1919-1920 гг. из двух зол предпочли второе.
В случае гипотетической победы Белого движения развитие нашей страны пошло бы, конечно, не так, как это случилось в Советскую эпоху. В этом смысле альтернатива была, и как показывает опыт Европы, это была альтернатива между коммунизмом и фашизмом. В 20-30-е гг. Европа и Северная Америка шли к индустриальной системе социального государства. Это развитие могло идти трем путями — коммунистическим, нацистско-фашистским и социал-либеральным (включая сюда и варианты, предлагавшиеся демократическими социалистами). В России последний из этих путей в обход тоталитаризма открывала победа тех или иных социалистов, кроме коммунистов. Две первые возможности вели по тоталитарному пути. Коммунистический путь нам известен. «Белый» путь уже в период гражданской войны заметно коричневел, как коричневели и другие диктаторские режимы Европы в первой трети XX века. Фашистские тенденции контрреволюционного авторитаризма по мере дальнейшей модернизации имеют тенденцию к усилению.
Коренное отличие фашистского варианта тоталитаризма от коммунистического ~ консолидация общества на основе национальных, а не социальных приоритетов, сохранение старой правящей и имущественной элиты. Это не лучшим образом согласуется с задачами модернизации и интеграции возбужденных масс в новый социальный порядок. Национал-авторитарная контрреволюция в Европе была жизнеспособна либо при условии изначальной слабости революционного движения, либо при массированной поддержке извне. Российская революция была одной из мощнейших за всю историю мира, а поддержка Антанты своих белых союзников — неуверенной и недостаточной для такой большой страны, как Россия. Так что белых могли спасти только грубые просчеты революционеров.
2. Начало сибирской «махновщины»
Для того, чтобы реализовать свои преимущества, большевикам требовалось время. Офицеры с юности учились искусству войны, а красным командирам все приходилось постигать на ходу, как Махно. Белая диктатура не заигрывала с народной стихией, а коммунистам приходилось маневрировать между требованиями дисциплины и демократическим настроениями народной стихии. Наконец, на стороне белых все таки была помощь Антанты. Несколько раз судьба революции висела на волоске.
В мае 1919 г. белое движение достигло больших успехов. Мобилизовав в свою армию сотни тысяч крестьян, Колчак наступал к Волге, а Юденич шел на Петроград. Но Деникин в это время только накапливал силы. В июне 1919 г. Колчак потерпел поражение и отступил за Урал. Оказалось, что организаторы ноябрьского переворота 1918 г. — неважные полководцы. К тому же в тылу у белых разгорались крестьянские восстания, в организации которых сотрудничали эсеры, большевики и анархисты.
География крестьянской войны 1918-1922 гг. не ограничивается советской территорией. Белые пришли на Украину, и крестьянские восстания вспыхнули с новой силой.
Другое пространство крестьянской войны — Сибирь. Летом 1918 г. красным здесь пришлось тяжело. Крестьянство холодно относилось к ним. Война шла также, как на Украине в 1918 г. — прежде всего вдоль железнодорожного полотна. Отряды коммунистов и анархистов откатывались под натиском чехословаков, белоказаков и их союзников из местного населения. Красным и черным оставалось только обвинять в неудачах друг друга. В действительности эти дни полны примеров как мужества и большевиков, и анархистов, и левых эсеров, так и мародерства, трусости и разгильдяйства, оплаченного жизнями. И тоже без различия партийной принадлежности. Что ни эпизод этого времени, так разрушение стереотипов о том, что борьба с разложением исходила от партии коммунистов. Так, анархист Каландаришвили расстрелял другого популярного анархистского командира Лаврова за дезертирство. В Чите восстали казаки, но мятеж был подавлен анархистами и левыми эсерами. Коммунисты решили арестовать анархистов, которые, по их версии, готовили заговор и сеяли разложение, но в ответственный момент командующий войсками Центроси-бири коммунист П. Голиков оказался мертвецки пьян. Анархисты из отряда Пережогина захватили золото советского правительства Центросибири, обвиняя его в том, что оно готово отдать золотой запас белым. Красные обвинили их в грабеже. Но Пережогин в Благовещенске стал формировать с помощью этих средств дивизион с артиллерией и пулеметами (с согласия Амурского совнаркома), но тут он был застрелен красными. Даже прокоммунистический автор А.А. Штырбул признает, что в красном Благовещенске «разложение касалось не только анархистских отрядов. Оно в те дни было практически всеобщим» {421}. Тем временем Каландаришвили, по-анархически не подчинившись приказу отступать на восток, прорвался на запад, где под Иркутском зимой перешел к партизанской войне в районе реки Китой, наведываясь и на Транссиб.
Нестор Каландаришвили («Дедушка») был бывшим эсером, удачливым боевиком еще во времена Первой русской революции, скрывшимся от преследований в Сибири. В 1917 г. он создал в Иркутске военную организацию при Совете, принял активное участие в декабрьских боях 1917 г. В итоге под его командованием оказался кавалерийский дивизион в несколько сот сабель, постепенно принявший отчетливую анархистскую окраску. Помимо иркутских анархистов в него вошли черемховские шахтеры, социализировавшие свои копи и торговавшие углем в пользу коллективов, а также большинство революционеров-кавказцев этих мест.
К осени 1918 г. стало очевидно, что за советскую власть в Сибири теперь можно бороться только партизанскими методами. Репрессивная политика белых и не оставляла революционерам иного пути, кроме ухода в тайгу или глухое подполье. Полтора десятка отрядов имели «черную» окраску. Но влияние анархизма было шире. Поскольку режим «военного коммунизма» не успел утвердиться в Сибири, то граница между большевизмом и анархизмом здесь была размыта. Партизанские атаманы могли сочувствовать и большевистским лозунгам, понимаемым анархически, и анархистским, понимаемым полубольшевистски. Главная задача была проста: «бить гадов» — засевших в городах «золотопогонников», «помещиков» и их «прихлебателей».
