Картины доисторической жизни человека (В дали времен. Том Х) - Елисеев Александр Владимирович (читаем книги бесплатно .TXT) 📗

^{Орудия позднейшей каменной эпохи.}

Окончивши еду, семья начала свой рабочий день. Если мы опишем хотя один из них, мы будем иметь понятие о том, как проводила она всю свою жизнь, преисполненную борьбы за существование.

Глава семьи встал, выпрямился во весь рост и расправил могучие члены, на которых заиграли гибкие волны железных мускулов; поправив шкуры, полуспавшие во время ночи, и перевязавшись ремнем, — длинным куском кожи, еще хранившей остатки шерсти, — он был готов выступить из дому, чтобы в поте лица своего добыть хлеб себе самому и своей жене. Чувство не то довольства, не то гордости или суровой непреклонности разлилось на его полудиком лице, когда он взял в руки свою тяжелую пудовую палицу и заткнул за пояс два грузных каменных топора, которых кремневые рубила были прикреплены лыками к дубовым рукоятям. В левую руку охотник взял длинное копье, которому наконечником служил острый камень, обточенный в форме клина, а рукоятью — дубовый кол с расщепом, где острие было укреплено при помощи лыка и жил. Владея этим первобытным, но страшным оружием, человек чувствовал, вероятно, свою силу и, гордый крепостью своих мышц, готов был смело идти навстречу всем чудовищам леса.

Снарядившись совсем, охотник быстро исчез в чаще дремучего леса, следуя по течению ручейка, где были расставлены его немудреные сети.

^{Орудия каменного века: 1) Костяная игла, 2 и 3) гарпуны из оленьего рога, 4 и 5) наконечники стрел, 6) костяное шило, 7) костяной наконечник копья эскимосов.}

Недавно пришел человек в девственные дебри; недавно еще они огласились звуками человеческого голоса, тогда как доселе рев диких зверей, стоны сов и веселое щебетание птичек было их единственной песней. Несмотря, однако, на недавний приход, первобытный человек, охотник по преимуществу, уже успел раскинуть свои охотничьи ловы. Нехитры они были, как нехитер был и сам человек, вложивший всю свою изобретательность в придумывание способов ловли дикого зверя, доставлявшего ему пропитание. В двух-трех местах он ухитрился выкопать глубокие ямы, на дне которых натыкал острых, обожженных с конца кольев, а сверху покрыл их тонкими зелеными сучьями и свежей травой так, что придал всей западне вид, не внушавший подозрения животным, не напуганным еще охотником. Этой немудрой хитрости было вполне достаточно, и добыча легко попадала в руки искусного ловца, тем более, что западни были поставлены как раз на звериных тропах, которыми любят проходить звери, проторив их в дебрях раз навсегда.

Надо было видеть охотника в те моменты, когда он подкрадывался к яминам, словно боясь спугнуть дорогую дичь. Неслышными, тихими шагами, ступая осторожно, как кошка, подражая ей в самих движениях, с искрящимися дикой страстью глазами, он пробирался через чащу, в правой руке держа наготове копье, а в левой — палицу, словно идя на бой со зверем, словно готовясь нападать. Но на этот раз напрасны были предосторожности: зеленый покров ямины был свеж и нетронут, — зверь счастливо избежал гибели.

Неудача охотника была, однако, скоро вознаграждена, и другой род засады изловил нехитрого зверя. Высокую, тонкую, гибкую, как пальма молодую березку догадливый охотник умудрился пригнуть к самой земле, где и прикрепил широкой петлей лыка, надетой на крепко вбитый колышек; строя такую западню, ловец рассчитал, что, когда зверь, не догадываясь о кознях человека, побежит мимо по тропе, то необходимо заденет ногой петлю, сорвет ее с колышка и тем заставит распрямиться березку, которая силой своей упругости потянет с собой животное, а тяжесть последнего затянет наглухо и петлю. Эту нехитрую западню охотник умудрился поставить также на самой тропе и смастерил так ловко, что зверь попался на другой же день. Охотник, видно, хорошо выследил ту тропу, которой ходило каждый вечер к реке стадо молодых оленей, и пристроил свою петлю как раз в том месте, где необходимо было скучиться животным. Расчет оказался верен, — и молодой олешек заплатил за неосторожность своею жизнью.

Когда подходил охотник, олень был еще жив; гибкая березка, ухватив его за заднюю ногу во время стремительного бега, не могла, однако, поднять на воздух такое значительное животное, а только приподняло его немного от земли, причем переломила ногу. Бедное животное сильно страдало; крупные слезы выступали в углах его красивых темных глаз; оно неистово билось в своих путах, рыло землю передними ногами и рогами и избило до крови морду и ноги; лыковая петля держала, однако, крепко, и захваченная нога сильно отекла и была парализована.

Когда прошли первые порывы радости, охватившей охотника, последний приступил к свежеванию и обработке убитого зверя. Несколько взмахов тяжелого каменного топора отсекли лапы от туловища, с которого охотник принялся снимать шкуру. Нелегка была эта операция для человека, вооруженного лишь одними каменными орудиями; как ни остры были кремневые ножи, но их лезвия не были так удобны, как лезвие металлического орудия. Часто обламываясь по своей хрупкости, тонкий оббитый край каменного ножа, служивший лезвием, требовал новой тщательной оббивки, которую и не ленился производить охотник среди своей работы при помощи двух увесистых кремней, служивших ему в одно и то же время рубилом и точилом. Осторожно приподняв складку кожи и подрезая фасцию краем камня, охотник принялся отдирать шкуру, начиная с головы и постепенно подвигаясь к обрубленным по щиколотку лапам. Покончив с этим делом, лесной человек сильными ударами топора начал обрубать лучшие части мяса животного, которые и отбирал к стороне. Много прошло времени за этим занятием, но в те времена жизнь человека не была еще распределена по часам, и он работал, не считая времени, пока не оканчивал своего труда или не падал, наконец, от изнеможения.

^{Костяные предметы древних пещерных обитателей: 1) игла из трубчатой кости лебедя, 2 и 3) просверленные для подвешивания лошадиные зубы, 4) тоже из челюсти дикой кошки.}

Набросив затем дымящуюся шкуру на плечи и взяв очищенную голову в руки, счастливый успехом, охотник потащил трофеи к своему жилью. Диким криком радости встретила его, обремененного добычей, жена; даже ребенок, словно понимая и сочувствуя родителям в их радости, весело протягивал ручонки и улыбался, как только может улыбаться младенец.

До самого вечера продолжалась переноска кусков животного к жилищу лесного человека, который теперь был опять обеспечен в пище на несколько дней. Оба супруга теперь могли предаться покою на некоторое время. Некультурный человек, особенно охотник и номад, не имеющий постоянной оседлости, мало заботится о будущем; если он сыт и доволен сегодня, для него не существует завтрашнего дня, он ленится и отдыхает до новой крайности, пока голод, — этот могущественнейший стимул природы, — не заставит его снова приняться за дело и удвоенной энергией и трудом наверстать потерянное время.

Еще не закатилось солнышко, как яркий костерок весело трещал перед жилищем нашей счастливой семьи, засевшей объедаться добычей рук своих. На закоптелых камнях, заменявших очаг, жарились и коптились огромные куски мяса, в то время как оба супруга занимались разбиванием трубчатых костей, из которых они с жадностью выпивали полужидкий мозг, составлявший для них род лакомства. Покончив с этим занятием и пресытившись пищей до отвала, и он и она, завернувшись в шкуры, крепко заснули…

Сон их, однако, на этот раз не был безмятежен: его нарушили волки, почуявшие запах свежего мяса и пришедшие отведать его. Глухой ночью в густой заросли кралась разбойничья шайка; злые глаза их горели фосфорическим блеском, а могучие челюсти, щелкая зубами, словно пережевывали воображаемую добычу; их фигуры, дышавшие хищничеством, слегка серебрились, облитые бледным сиянием луны. Соблазнительное мясо было близко; более прокопченные и прожаренные куски висели на деревьях; там же болтались и остальные части оленьей туши, и шкура, еще свежая, пахнувшая живой кровью… Вся осторожность хищников, правда, еще не знавших себе врагов в первобытном лесу, при виде близкой добычи сменилась дерзкою жадностью. С неистовым бешенством, презирая даже близкое присутствие человека, — которого они не могли не чуять, но не имели причин и бояться, — они принялись доставать манившие их куски мяса, подпрыгивая, рыча и визжа.