Конкистадоры. История испанских завоеваний XV–XVI веков - Иннес Хэммонд (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
Резня в Кахамарке в тот трагический вечер 16 ноября 1532 года обесчестила испанское рыцарство в глазах всего мира. Само нападение, возможно, оправдывают сложившиеся обстоятельства – что еще могло сделать маленькое, но отважное войско перед лицом такого ошеломляющего неравенства сил, чтобы обрести преимущество? Но чудовищную жестокость испанцев, их бесчеловечное поведение в Перу история называет своими именами. Резня в Кахамарке стала символом тех деяний, что происходили позже, и суровый приговор истории, принявшей и оправдавшей множество подобных жестокостей, совершенных по приказаниям более великих полководцев, нежели Писарро, объясним/
Испанцам, только что завершившим долгий, изматывающий марш через незнакомую горную цепь, ожидание в тот субботний день должно было показаться бесконечным. Едва ли удивительно, что некоторые из них потеряли мужество при виде громадной армии индейцев, расквартированной у горячих источников. Однако, как Писарро откровенно сказал им, отступать было уже слишком поздно; единственная надежда заключалась в том, чтобы, подобно Кортесу, захватить в плен самого Инку. С самого начала его план состоял именно в этом, и в пятницу вечером он изложил его на военном совете. Сарате пишет, что индейцы превосходили испанцев численно в двести раз: «Однако, невзирая на это, он и весь его отряд были горячего нрава и обладали великим мужеством. В ту ночь они утешали друг друга, возлагая единственную надежду свою на Господа, а после этого они занялись подгонкой доспехов и прочих принадлежностей, не заснув и не отдохнув на протяжении всей ночи». Скорее всего, они спали, как всегда положив рядом доспехи и выставив часовых. Однако в лагере индейцев движения не наблюдалось, и ночь прошла спокойно. На рассвете Писарро изложил свою диспозицию. Общественные здания представляли собой большие залы с открытыми дверными проемами, идеальные для укрытия войск. Кавалерия, разделенная на два отряда под командованием Эрнандо Писарро и де Сото, заняла два из этих зданий, пехотинцы заняли третье, а Кандиа с несколькими солдатами и двумя фальконетами расположился на нижних склонах Руми-Тианы, получив таким образом господство над открытым треугольником площади. Писарро оставил при себе двадцать отборных солдат, которые должны были действовать в качестве независимого отряда под его личным командованием.
После полного разбора диспозиции и инструктирования каждого солдата отслужили мессу, «и все с энтузиазмом присоединились к гимну „Exsurge, Domine“. После этого все разошлись по своим постам. Медленно текли часы, и солдаты провели их, обдумывая все преимущества противника и собственные слабые места. Только после полудня наблюдатели доложили, что Инка двинулся. Находясь на расстоянии полумили, процессия внезапно остановилась. Стали появляться первые палатки. Наконец прибыли новости, что Инка не войдет в Кахамарку раньше следующего дня. Однако к этому моменту напряжение ожидания стало невыносимым.
Педро Писарро, паж и родственник генерала, пишет, что ответ его господина Атауальпе «осуждал изменение его намерений», что «он обеспечил все для его приема и ожидал, что будет ужинать с ним в этот вечер». Однако в ответе должно было содержаться что-то еще, что-то более важное, что могло убедить Атауальпу явиться в Кахамарку безоружным. Прескотт пишет: «Он был абсолютным властителем в собственной империи, и он, вероятно, не мог поверить в дерзость, с которой горстка людей задумала нападение на могущественного монарха посреди его победоносной армии». Великий историк мрачно добавляет: «Он не знал нрава испанцев». Эта неспособность индейцев осознать владевшую вторгшимися чужаками одержимость – постоянно повторяющийся мотив в истории конкисты; а ведь и ацтеки, и инки были так же малочисленны, когда начинали строить свою империю. Единственное возможное объяснение – то, что абсолютная власть ослепляет деспота и заставляет его забыть историю собственного народа.
Итак, солнце инков закатилось за вершины Анд. Атауальпа безоружным пришел в Кахамарку. И в тот вечер он действительно ужинал с Писарро, в качестве его пленника, в одном из залов центральной площади, где были безжалостно перебиты его люди. В воздухе витал запах смерти и крови. И будто бы он сказал: «Такова военная удача», – как мавры Гранады сказали бы: «Такова воля Аллаха». Однако эта фраза, так же как и то, что Атауальпа выразил восхищение хитростью Писарро, представляет собой конечно же интерпретацию испанских историков, призванную поддержать мнение о том, что Писарро, сделав то, что сделал, только предвосхитил жестокие намерения самого Атауальпы. Херес очень старательно объясняет, что все спутники Инки скрывали оружие под хлопковыми рубахами, в том числе камни и пращи, «и все это наводило на мысль о предательских замыслах».
Каковы бы ни были намерения индейцев – ведь нет никакой уверенности в том, что они действительно замышляли уничтожить испанцев, – однако поведение Атауальпы в плену не вызывает у нас и тени того сочувствия, которое мы испытываем к Моктесуме. История завоевания Перу вызывает удивление и грусть, так как пассивность настолько была в крови перуанских индейцев, что они утратили всякую инициативу и потеряли волю к сопротивлению. В Кахамарке испанцам позволили разграбить лагерь и угнать огромные стада домашних животных, собранные пастухами в качестве провианта для армии инков. Индейские воины, казалось, были ошеломлены до полной неподвижности; в конце концов они просто разбежались, не сделав никакой попытки освободить Атауальпу.
Это было невероятно: Писарро внезапно обнаружил, что перед ним открыта громадная империя! Добиться этого помог исключительно счастливый случай, и ни один испанец при этом не погиб. В самом деле, никто не был даже ранен, кроме самого Писарро, слегка поранившего мечом руку, защищая Атауальпу от своих пришедших в неистовство солдат.
«В королевских банях они обнаружили пять тысяч женщин, которыми они не преминули воспользоваться, несмотря на то что женщины были печальными и усталыми; они захватили множество отличных больших палаток и всевозможную провизию, а также одежду, скатерти, ценную столовую утварь и вазы, одна из которых весила сто килограммов в золоте; одна столовая утварь Атауальпы, изготовленная исключительно из золота и серебра, стоила сто тысяч дукатов».
Считая жен и слуг Атауальпы, испанцы пригнали в лагерь так много индейцев и индианок, что даже пехотинцы обзавелись свитой слуг. Однако их больше интересовали золото и серебро, захваченные в павильонах Инки и палатках его орехоне; было собрано множество очень больших и очень тяжелых блюд, а также несколько необычайно крупных изумрудов.
Атауальпа, похоже, не предпринял никаких попыток связаться со своими генералами в Куско и отдать им приказ уничтожить испанцев – вероятно, он получил предупреждение, что подобные действия будут стоить ему жизни. Напротив, он поторопился воспользоваться алчностью испанцев за счет своего народа. Он предложил в обмен на свою свободу наполнить один из залов золотом «на высоту вытянутой руки».
Так Писарро оказался в таком же положении, в каком сорока пятью годами раньше оказался Фердинанд после взятия Малаги, – он потребовал с побежденных выкуп. Как и Фердинанд, он был убежден, что такой громадный выкуп собрать невозможно, ведь зал имел 22 фута в длину и 17 в ширину, а красную линию вдоль стен он сам провел на высоте более 7 футов от пола. Тем не менее, пытаясь купить свободу своего короля, индейцы должны были сами собрать и привезти испанцам все богатства империи, вместо того чтобы скрывать их. Чтобы сделать условия договора еще более невыполнимыми, Писарро настоял на том, чтобы в дополнение к «золотому» залу соседний зал несколько меньшего размера был дважды заполнен серебром.
Атауальпа согласился, настояв только на том, чтобы золото и серебро укладывалось в той форме, в какой будет привезено, и что его людям дадут два месяца на доставку сокровищ. Условия выкупа были заверены нотариусом, и Атауальпа немедленно отдал необходимые инструкции своим бегунам.
