Украденное имя (Почему русины стали украинцами) - Наконечный Евгений (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗
Псевдоэтноним «хахол» в разные времена наполнялся разным содержанием и воспринимался по-разному. До Полтавской битвы его еще воспринимали в Украине как обиду. Это иронически выражено в «Истории Русов»: «Вступление шведов в Малороссию совсем не похоже было на вторжение неприятельское, и ничего оно в себе враждебного не несло, а переходили они села жителей и нивы их как друзья и скромные путешественники, не занимая ничьей собственности и не совершая всех тех дебошей, своеволий и всякого рода бесчинств, что наши войска обычно по селам совершают под лозунгом: „Я — слуга царский! Я служу Богу и Государству за весь мир христианский! Куры и гуси, молодицы и девки нам принадлежат по праву воина и по приказу его Благородия!“ Шведы, наоборот, ничего у обывателей не требовали и силой не брали, но где их находили, покупали у них добровольным торгом и за наличный расчет. Каждый швед научен был от начальников своих говорить по-русски такие слова народу: „Не бойтесь! Мы ваши, а вы наши!“ И, несмотря на это, народ здешний уподоблялся тогда диким американцам или капризным азиатам. Он, выйдя из закромов своих и хранилищ, удивлялся кротости шведов, но за то, что они разговаривали между собой не по-русски и совсем не крестились, считал их за нехристей и неверных, а увидев, что они едят в пятницу молоко и мясо, решил, что они безбожные бусурмане, и убивал всюду, где только малыми партиями и поодиночке найти мог, а иногда брал их в плен и приводил к Государю, за что получал у него жалованье, сперва деньгами по несколько карбованцев, а после — по рюмке водки с приветствием: „Спасибо, хахльонок!“» [980].
Полтавская катастрофа, о главной причине которой рассказал автор «Истории Русов», уничтожила казацкую Гетманщину XVIII век стал одним из наиболее трагичных в украинской истории. Начался процесс беспрерывного наступления русско-имперских сил во всех сферах народного жизни. Горько насмехаясь над тогдашним политическим состоянием, певец Казатчины Иван Котляревский вкладывает в уста Юноны такую мольбу:
Но как раз «имя» сохранить не получилось. Вместо этого пренебрежительная кличка «хахол» набирала все большего распространения. Каким-то чудом обманув цензурный глаз, в «Москале-Волшебнике» Котляревский изображает этнонимическое противоборство народных пословиц, что является отголоском этнического противоборства. С одной стороны, «С москалем знайся (дружи), а камень за пазухой держи», а с другой, — «Хохлы никуда не годятся, да голос у них хорош» [982]. В «Энеиде» показаны фиаско казацкой истории, насильственное закрепощение свободного народа, установление деспотического имперского режима, а также, что следует подчеркнуть, потеря самоназвания и замена ее «хахлом».
С. Рудницкий приводит еще другую пословицу. «Украинский простолюдин намного лучше ощущает обособленность своего народа и, пряча свои национальные черты даже в далеких и наиболее разбросанных колониях, в наиболее чуждой среде, дал повод для известной российской пословице: „хохол везде хохол“» [984].
Запрет имен был находкой Екатерины II. После подавления восстания Пугачева даже реку Яик переименовали в Урал. После отмены Запорожской Сечи Екатерина издала такой манифест: «Мы хотим настоящим известить верноподданых нашей Империи, что Запорожская Сечь окончательно разрушена, на будующе запрещается даже имя запорожских казаков, ибо дерзкие действия этих казаков, нарушавшие наши Высокие приказы, оскорбили наше Императорское Величество» [985].
Раздумывая над термином «хахол», в историософской разведке «Две русские народности» тонкий знаток народного менталитета М. Костомаров пришел к такому выводу: «Скажу к слову, что из всех тех названий, которые придумали для нашего народа, чтобы отличать его от Великорусов, более всего принялось название „хахол“. Очевидно, что принялась оно не из-за своей этимологии, а только по той привычке, по которой употребляют ее Великорусы. Произносится слово „хахол“. Великорус понимает под ним истинный народный тип. Перед Великорусом вместе со словом „хахол“ предстает мужчина, который говорит на каком-то определенном языке, имеет свои определенные обычаи, свои обстоятельства домашней жизни, своеобразную народную физиономию» [986].
Уместно здесь обратить внимание на то, что М. Костомаров подчеркнул, как надо правильно произносить кличку «хахол». Согласно фонетическим принципам украинского правописания, это слово в украинских текстах нужно писать через букву «а», потому что так этот специфический термин на самом деле произносится всеми (в том числе и украинцами). Ведь по этимологическим принципам российского правописания пишется «хохол», однако читается «хахол». А насколько, к слову, российское этимологическое правописание отличается от украинского фонетического, видим на примере любого обычного российского предложения: «Хороша холодная вода, когда хочется пить». По правилам фонетического правописания это предложение должно было бы писаться так: «хараша халодная вада, кагда хочица пить» [987]. Таким образом, написание в украинских текстах слова «хахол» через «о» является неправильным.
После запрета украинского печатного слова российским министром внутренних дел Валуевым группа украинских патриотов, во главе с М. Костомаровым, пришла к Валуеву с тихим протестом. В дневниковой записи Валуева этот эпизод звучит так: «Были у меня несколько лиц, в том числе Костомаров, сильно озадаченный приостановлением популярных изданий на хохольском наречии» [988].
В первой половине XIX ст. украинцев под российским ярмом официально называли малороссами, но в быту обычно лишь «хахлами». В частности, «хахлами» называли украинское крестьянство. «В воронежской губернии великорусские поселенцы называют малороссов „хахлами“, и их жен „хахлушками“, а малороссы в свою очередь зовут великороссов „москалями“ и великорусских женщин „московками“» [989]. Для российского имперского общества «украинские крестьяне, продолжая жить в традиционном украиноязычном мире, оставались доброжелательными, безвредными, даже колоритными в своих танцах и песнях, однако в целом некультурными, глупыми хахлами» [990]. Правда, «хахлов» ценили за хозяйственность, за истинно земледельческую любовь к земле.
Вот, например, как писал о земледельческих хахлах высокий царский сановник: «В Терской и Кубанской области вскоре после окончательного замирения Кавказа, а особенно после Турецкой Кампании, жизнь тоже закипела необычайным для России темпом. В этих областях, недавно еще бывших театром кровавых событий, кроме аулов, где жили горцы, были только станицы казаков, более занятых охраной от набегов татар, чем хлебопашеством. После замирения края, плодородными его землями были наделены казачьи станицы, генералы и офицеры, принимавшие участие в завоевании Края. И так как и те и другие к земледелию были не склонны, то офицерские участки стали продаваться, а станичные земли сдаваться в аренду чуть ли не задаром. Продажная цена не превышала двенадцати рублей за десятину, арендная — была от пяти до десяти копеек. И переселенцы нахлынули со всех сторон. Сперва явились тавричане, гоня перед собой десяток-другой овец: Мазаевы, Николенки, Петренки и многие другие — теперь богачи, владеющие сотнями тысяч овец и многими миллионами, потом появились и землеробы, хохлы на своих скрипучих, неокованных арбах, запряженных рослыми волами, а потом — и наши земляки на своих заморенных клячах. И чем дальше и дальше, тем все больше и больше прибывало народа. Все это копало землянки, строило себе глинобитные или мазаные хаты, и села выростали за селами. Лучше всех сжились с новыми условиями степенные домовитые хохлы и вскоре зажили прочно и богато. Многих из „российских“, т. е. чисто русских, погубила страсть к бродяжничеству. Пожил бивуаком неделю-другую на одном месте, видя, что все еще не текут в угоду им медовые реки, они, разочарованные, отправлялись дальше искать обетованные земли и в вечной погоне за лучшим в конце концов хирели и, продав свои остатки тем же хохлам, поступали к им в батраки или возвращались вконец разоренными домой с вечным своим припевом: „курицу негде выпустить, тесно стало“» [991].
