Язычники крещеной Руси. Повести Черных лет - Прозоров Лев Рудольфович (читаемые книги читать .TXT) 📗
Почитать и далее прежние резные и литые изображения богов и духов в виде человеческих фигур, зверей, птиц было просто опасно — хранить их означало признаваться в "идолопоклонстве", напрашиваясь на самые суровые меры — пожалуй, самым безобидным наказанием упорным "идолопоклонникам" было перекладывание на них податей, снимаемых с более лояльных к государственной религии соплеменников (невольно вспоминается новгородское "забожничье").
Фетиш (сушёная голова щуки, хвост белки, крыло тетерева) смотрелся куда безобиднее, икона и вовсе была воплощением благонамеренности; между тем иконы эти, как я уже сказал, хранились не просто у язычников, но у жрецов!
Переход имени изображённого на иконе святого на то языческое божество, которому молились на эту икону, ещё только начинался — верховное небесное божество, Инмара, начали именовать "Козьмой". Перенесение почитания древних деревенских божков на византийские образы и имена у русских происходило, скорее всего, примерно так же.
Не очень сложно и ответить, когда именно он произошёл. Среди святых, именами которых прикрылись языческие Боги, выделяются Зосима и Савватий Соловецкие, Пчелиные Боги. Во-первых, их привязка к пчелиному делу очень устойчива.
Коровьим Богом мог быть Власий или Модест, Мамант делил заботу об овцах с Анастасией, но о пчёлках-труженицах пеклись Зосима и Савватий — и только они.
Во-вторых, эти святые — самые "молодые" из деревенского "пантеона". Их культ возникает в конце XV-начале XVI века. Поскольку крайне сомнительно, чтобы столь важное для православного культа ремесло, как пчеловодство (надеюсь, читатель, роль восковых свечей в православных обрядах в особых пояснениях не нуждается), оставалось без покровителей, можно считать, что и в целом перенесение христианских имён на деревенский культ произошло в это же время.
Разумеется, процесс это был не единовременный — вспомним целиком языческий культ куриного Бога Боглаза из подмосковной деревни, да и в Калуге до начала XX века почитался "конский бог Хорояр", очень созвучный балтскому Хаурирари.
К XVI столетию относятся первые упоминания о том, что русские называют свои иконы Богами (англичанин Дженкинсон). Кстати, существует немало легенд о том, как основатель монастыря находил икону своего святого покровителя на дереве в лесу.
Очень возможно, что это были просто почитаемые деревья, культу которых местные жители пытались придать христианский вид, и ничего "чудесного" в появлении на них христианских образов не было.
Некоторые исследователи утверждают, однако, будто русская деревня крестилась уже в первый век после крещения Киева. Недаром же она почти сразу в большинстве краёв (кроме такой глухомани, как земля вятичей) перешла от огненного погребения, языческой кремации, к похоронам в земле.
Что и говорить, переход от сожжения к погребению, произошедший в большинстве Русских земель, нуждается в объяснении. Но ради него нет нужды объявлять русскую деревню христианской. Надо только поглубже вникнуть в смысл погребальных обрядов, а это не всегда просто.
Так, к примеру, покойный академик Рыбаков попытался объяснить переход первобытных племён Европы от сожжения тел мёртвых сородичей к их погребению тем, что они отошли от представления о переселении душ к представлению о загробной жизни.
Достаточно странно, чтоб не сказать сильнее — ведь в стране, где до сих пор господствует представление о переселении душ, в Индии и по сей день продолжают именно сжигать мертвецов!
Язычество вовсе не обязывает, как часто утверждают, сжигать труп умершего. Дело, однако, в том, что и литовская легенда о Совий, и скандинавская "Сага об Инглингах" в один голос трактуют погребальный обряд сожжения как путь полного ухода с Земли людей из среднего мира в мир иной.
Умерший Совий является детям во сне и жалуется, пока те не сжигают тело. Скандинавы приписывают обряд кремации Одину, а погребение в кургане — Шрейру. В первом случае человек, по мнению скандинавов, покидает землю "в полном комплекте" и отправляется в загробный мир.
Во втором случае некая часть всё же остается в этом мире и может влиять на дела потомков как благотворно (так, удача конунга Ингви, пращура Инглингов, оставалась со страной и после его смерти, помогая войскам — побеждать, полям — обильно плодоносить, а женщинам — рожать крепких и здоровых детишек), так и не очень (в сагах часто описывается жуткий "курганный жилец", упырь-драуг).
Теперь, читатель, обратимся ко временам крещения Руси. Люди, способные обеспечивать связь с тем миром, куда уходили умершие в пламени погребальных костров, либо отступились от древней веры (князья), либо же в бегах, прячутся от ретивых крестителей (волхвы).
Теперь некому обеспечивать связь между ушедшими в мир иной и оставшимися жить — а связь нужна. Если уж святилища Богов разоряют, нужно же сохранить связь хотя бы с предками!! Но это можно сделать без помощи жрецов лишь в одном случае — если умерший не будет сожжён, а будет зарыт в землю.
Поэтому и прекратили сжигать покойников на погребальных кострах, по крайней мере там, где князья крестились, а волхвы были истреблены или разогнаны ("волхвов расточи, а инех показни").
Любопытно, что, как рассказывал мне мой киевский друг В., в Карпатской глухомани ещё есть хутора, до которых так и не добралось христианство. Роль святилищ для живущих на этих хуторах людей выполняют именно кладбища.
Но не будем сводить всё к наслоению православных икон на языческие деревенские культы. В XV веке складывается вся система "народного православия". До него в церковных поучениях ещё фигурируют Род, Перун, Троян, Макошь.
После — они исчезают. Их перестают обличать! Не оттого ли, что они сливаются с православными иконами и именами византийских святых?
Впрочем, в XV столетии с языческими Богами произошло еще одно занимательное событие. Они попали на монеты. Речь в первую очередь о монетах Новгорода и Твери. Над изображением на монетах-новгородках конца XIV-XV века учёными-нумизматами сломано немало копий, но смысл его яснее не стал.
