Язычники крещеной Руси. Повести Черных лет - Прозоров Лев Рудольфович (читаемые книги читать .TXT) 📗
В июне 1670 года, в походе С. Львова, на Чёрном Яре попал в плен к разинцам и с ними вернулся в Астрахань. Он своими глазами видел кончину девицы — впрочем, о девице, с которой "ночку провозжался", речь не шла — Разин успел прижить от молодой персиянки сына.
Не шла речь и о потакании атамана пьяным крикам шайки. Всё было, можно сказать, чинно — перед всей ватагой, на кругу, он вывел свою любовницу, наряженную в лучшие одежды, и заявил, что нынче ночью, во сне, он видел "водяного бога Гориновича, которому подвластна река Яик" (в казачьих песнях Яик и впрямь именуется Горынычем).
Бог упрекал Стеньку за то, что уже столько лет он, пользуясь его, речного бога Гориновича, благосклонностью, захватил столько добра в своих походах, но не сдержал своего обета. Некогда, напомнил водяной владыка, Стенька пообещал ему лучшую часть своей добычи в обмен на удачу в походах.
И вот теперь, продолжал атаман, он исполняет обещание — и, со словами "Прими от меня этот дар, покровитель мой Горинович, у меня нет ничего лучше, чем эта женщина" швырнул персиянку с обрыва, над которым заседал круг.
Самое занимательное, что годовалого малыша, прижитого им от пленницы, он отправил в Астрахань, к митрополиту, с просьбой воспитать мальчика в христианской вере, и приложил к тому тысячу рублей золотом.
Жить с мусульманкой, прижить от неё сына, принести её в жертву языческому Богу и отдать малыша на воспитание митрополиту — любопытный был человек атаман Степан Тимофеевич! Многогранный и разносторонний.
Хотя в одном он прав — общество, в котором он жил, явно не могло "воспитать в христианской вере" малыша-полукровку. Любопытно, что все казаки совершенно спокойно, судя по описанию Фабрициуса, отнеслись к откровенному человеческому жертвоприношению водяному божеству.
Так что некрещёных там, должно быть, и впрямь обреталось немало. Судя по имени божества и обычаю венчаться вокруг вербы, некрещёные казаки разинских времён исповедовали как раз славянское язычество. Впрочем, в армии атамана хватало и старообрядцев, и никониан — он даже велел снарядить обитый чёрным струг, на котором с восставшими якобы плыл сам патриарх Никон.
Напоследок замечу, что за Разиным осталась не превзойдённая ни одним другим атаманом слава великого волшебника, он даже стал героем обычной истории про заточенного "в гору" колдуна, который вырвется в конце мира.
Впрочем, колдуном Степана Тимофеевича, судя по всему, считали уже при жизни — пленного мятежника содержали не в каком-нибудь банальном остроге или застенке, а в церковном приделе, на освящённой цепи. Любопытно примечание в одной из легенд о разинских кладах — мол, Стенька-вор с черемисой одной веры был.
Черемисы, марийцы, так и остались язычниками до самой революции, да и сейчас многие почитают старых Богов, а древняя религия в республике Марий Эл зарегистрирована на республиканском уровне.
Последний раз язычники — повторюсь ещё раз, именно откровенные и последовательные язычники, противопоставлявшие себя христианству и не желавшие принимать его ни в каком, сколь угодно "народном", виде, — мелькнули в бурных волнах российской истории уже в просвещённом XVIII столетии, в царствование Анны Иоанновны, если точнее — в 1743 году.
Некий нижегородский епископ Дмитрий (Сеченов), проезжая по своим делам Терюшевскую волость, увидел у церкви в русском (!) селе Сарлеях на кладбище рядом с крестами какие-то странные столбы и срубы.
Потребовав ответа у местного батюшки, архиерей оказался очень озадачен. Оказывается, в селе и в деревнях поблизости жило немало язычников. Чтобы не трогали власти (сравнительно снисходительно относящиеся к язычеству инородцев), они называют себя мордвой, на деле же даже говорить по-мордовски не умеют, а говорят, как суздальские и ярославские мужики.
Никакими мордвинами они не были — "старые русские идолопоклонники", как писал впоследствии почтенный архиерей в Святейший синод. А странные сооружения — так это могилы ихние, нехристей здешних.
Епископа очень рассердило, что какие-то "поганые" надгробия торчат на православном кладбище, и он, недолго думая, отдал приказ своим слугам изрубить эти "неправильные" надмогильные памятники на дрова и сварить на них ему обед.
Читатель, а вы, часом, не слыхали от наших батюшек сетований по поводу вандализма на кладбищах, воздыханий о губительном наследии советского безбожия, о засилии бездуховности? Высокодуховный епископ Дмитрий приготовил себе обед на чужих могилах задолго до советской власти.
Вскорости прибежали люди с известием, что к селу от нескольких языческих деревень движется огромная толпа, вооружённая кто чем (кое-где мелькали даже пращуровы мечи). Язычники, запыхавшись, выдавили из себя вестники, выглядят очень злыми, можно даже сказать, разъярёнными…
С чего бы это, а, читатель?
Пришлось его преосвященству, бросив недоеденный обед — ужасная утрата! — в панике бежать из села Сарлеях. Толпа долго гналась за ним, но удовлетворилась несчастным пономарём из обслуги, выпавшим из мчавшейся во весь дух брички. Бедолагу убили на месте. Вслед епископу стреляли из луков и даже из ружей, но не попали. К сожалению.
Что за донос настрочил преподобный Дмитрий в Синод! Обширный, прочувствованный. Были там и "волшебники", которые, мол, у "идолаторов" вместо попов, и их подстрекательство. Причиной нападения он полагал слух, прошедший по волости, что "едет архиерей крестить с салдаты".
Язычники, мол, и постановили, что ежели "точию с салдаты, то все созжемся на овинах, а если не с салдаты, то убием его и до смерти".
Мне отчего-то кажется, читатель, что почтенный архиерей перемудрил. Представьте, что, придя на кладбище к родным могилкам, вы видите там незнакомого типа, который разложил костерок из столика и скамейки, уселся на поваленный памятник и жарит над костерком шашлычок.
Уверен, чтоб дойти до состояния терюшевских язычников, вам не понадобится ни подстрекательство "волшебников", ни слухи.
Это даже если позабыть, что, как мы уже говорили, кладбища во многом заменили последним язычникам святилища.
