Тайны ушедшего века. Сенсации. Антисенсации. Суперсенсации - Зенькович Николай Александрович (читать книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Она говорила, что царь, царица и все другие — за границей. В России осталось только трое — она, младшая сестра Анастасия и брат Алексей, что Алексей в Орловской губернии, а сестра Анастасия в Сибири. Она же говорила, что их в Екатеринбурге хорошо принимали в монастыре игуменья Хеония и другая игуменья Магдалина.
После отъезда Дойскурдайте и Ковшова к нам никто из царской семьи до масленицы 1926 года не приезжал, кроме Ковшова, который приехал в мясоед или на рождественские святки или же скоро после святок. Он у нас не ночевал, а, побыв несколько часов, ушел в д. Ходыкино Артемовской волости к Евдокии и Матрене. Этих двух женщин Ковшов знал еще раньше от архимандрита Кирилла, у которого он, Ковшов, был вместе с Дойскурдайте в первый свой приезд в 1925 году.
Примерно за несколько дней до масленицы 1926 года к нам приехали, с их слов, из Москвы Ковшов Николай Трофимович и Шитов Алексей Иванович. О княжне Марии они сказали, что она осталась в Москве. Они у нас не останавливались, а остановились у Костылева Василия Александровича, члена церковного совета нашей церкви. К нему же они прямо и приехали. Шитов у Костылева был прописан и жил у него около двух недель.
Затем Ковшов поехал за Марией, якобы в Москву. Шитов же оставался один у Костылева.
Спустя несколько дней Ковшов с Марией пришли к нам в сторожку. Они говорили, что привезли Алексея, что ему здесь плохо жить, что он привык хорошо жить. В то время, когда у нас в сторожке были Ковшов и Дойскурдайте, приехала неизвестная нам молодая, лет 30-ти, монашка и назвала себя Анастасией. Она сказала, приехала из Екатеринбурга и едет в Саровский монастырь. При встрече с Ковшовым и Марией Анастасия поцеловалась и обнялась. Ковшова она назвала Котей. Затем она пошла с Марией за занавеску и там с ней о чем-то долго шепталась. В этот день Мария и Анастасия ночевали у нас, а Ковшов пошел к Костылеву.
Добавляю, что Мария сказала, что эта монашка Анастасия является ее родной сестрой, т. е. тоже дочерью царя Николая II.
На другой день трое — Мария, Анастасия и Ковшов уехали на лошади в деревню Ходыкино к двум сестрам, Матрене и Евдокии. Наследник же Алексей в этот же уехал куда-то на поезде.
Пробыли они в д. Ходыкино неделю или даже немного больше. Ковшов с Марией уехали, а куда не знаю. Анастасия же одна оставалась в деревне. Дней через пять или неделю Ковшов приехал за Анастасией. Она заходила к нам прощаться. Ковшов не заходил. Прощаясь, она на вопрос матушки Раисы, куда она едет, ответила, что едет в Саров.
В июне или в июле снова приезжала Мария одна и остановилась у нас в стороже. Пробыла она у нас несколько часов — от поезда до поезда. Она просила у нас деньги, но мы не дали ей.
В Филиппов пост 1926 года Ковшов снова приехал в Сычевку и три раза к нам в сторожку заходил, но матушки Раисы не застал. Заходил он даже раз спустя неделю. На мой вопрос, что он тут в Сычевке живет, он ответил, что уезжал и снова приехал.
В бытность Ковшова в Сычевке в последний раз матушка Раиса получила письмо из Бежицы от Марии (письмо не было подписано, но мы догадывались, что оно от нее; причем в письме адреса указано не было), в котором о Николае Ковшове ничего сказано не было. В письме она ругалась, что мы ничего им не помогали. После этого письма мы получили еще два. Причем в последнем письме она писала, чтобы Котя (Ковшов) скорее приезжал, что девочка померла. Очевидно, у них был ребенок…»
29 августа 1927 года состоялось заседание коллегии ОГПУ. Слушали дело № 48136 по обвинению граждан Шитова Алексея Ивановича, Ковшиковой — Чесноковой Евдокии Михайловны, она же Малюгина, она же Андриевская, Карленко Михаила Павловича, Топоркова Федора Андреевича и других — всего 42 человек по статьям 58/6 и 58/12 Уголовного кодекса.
Восемь человек, в том числе Шитов, Ковшикова — Чеснокова, Карленко, Топорков, были приговорены к расстрелу. Семеро получили по десять лет концлагерей; девятеро, включая монахиню Наталию Федоровну Федорову, — по пять лет; шестеро — по три года. Остальные были высланы на разные сроки в Казахстан, Среднюю Азию и Западно-Сибирский край.
Глава 3
ЛЕГЕНДЫ И БЫЛИ СТАРОЙ НОМЕНКЛАТУРЫ
Вот какую удивительную историю поведал кандидат медицинских наук полковник Леонид Колосов.
В начале 90-х годов он был членом президиума Моссовета, как оказалось, последнего созыва.
— Мой дед был потомственным дворянином, его звали Леонидом Александровичем Лениным. У меня до сих пор сохранился его паспорт. Наш род внесен в «Родословную книгу Вологодской губернии». Родоначальником Лениных был енисейский казак Иван Постник. Он командовал отрядом казаков в Восточной Сибири, организовал несколько зимовий, в том числе на реке Лене. За это мой предок и был пожалован дворянством, поместьями в Вологодском крае и фамилией Ленин.
В начале XX столетия судьба нашего рода трагически пересеклась с судьбой Ульянова. Было это так. Брат моего прадеда Николай Ленин умер около девятисотого года, а незадолго до этого его дочь Ольга Николаевна, которая была знакома с Надеждой Крупской, передала паспорт умирающего отца Владимиру Ульянову. Он был ему нужен то ли для подпольной работы, то ли для выезда за границу. В паспорте была подделана дата рождения. С тех пор Владимир Ильич стал печататься под псевдонимом Н. Ленин. Но самое трагическое началось уже после октябрьского переворота. Свидетели всей этой истории фактически были убраны. Уходили они из жизни насильственным путем в одно и то же время: в 18–19-м годах. Мой дед был казнен в октябре 18-го, его двоюродные братья, дети Николая Егоровича, также разделили его судьбу. Род стал хиреть. Хотя все мои тетки и дядья были в культурном и интеллектуальном отношении людьми очень развитыми, они ничего не достигли в смысле какого-то общественного положения. Их дворянское происхождение было непреодолимым препятствием для карьеры. Словом, кто знает, как сложилась бы судьба нашей семьи, да и всей России, если бы моя бабка не передала в свое время чужой паспорт Владимиру Ульянову.
Не могу не привести и письмо, полученное в 1997 году из Киева от кандидата наук Сергея Михайловича Доброхотова. Письмо тоже имеет отношение к ленинской теме.
«Многоуважаемый Н. Зенькович!
С большим интересом прочел вашу книгу „Вожди на мушке“. Очень много документального материала.
Сообщаю вам интересный факт. В Киеве проживает полковник МВД в отставке, который в начале 40-х годов был в охране тюрьмы города Нальчика (Северный Кавказ). Он достоверно подтверждает следующий факт. Весной 1942 г. немецкие войска приближались к Нальчику. В тюрьме этого города находилась Фанни Каплан. Этот полковник (ранее у него был более низкий воинский чин) был командиром охраны, которая доставила группу заключенных и лично Фанни Каплан в Махачкалу, где эта группа была отправлена пароходом в Гурьев.
У меня нет времени заниматься восстановлением этого факта, однако вы можете приехать в Киев и встретиться с этим человеком. Я с ним работал в одной и той же организации, где он был ответственным за гражданскую оборону».
Еще одно свидетельство, что Фанни Каплан, стрелявшая в Ленина, не была казнена спустя три дня после покушения на его жизнь.
Каюсь, что сразу не поехал в Киев. Когда теперь выберусь?
В горбачевские времена много писали о том, что Сталин утаил от партии знаменитое ленинское «Письмо к съезду», известное как его завещание, в котором Владимир Ильич давал нелестную характеристику Иосифу Виссарионовичу и рекомендовал заменить его на посту Генерального секретаря другим товарищем. Мол, ленинское завещание было предано забвению и речь о нем никогда больше не заводилась.
Но вот стенографический отчет объединенного Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б), который проходил 14–23 июля 1926 года. На Пленуме было вновь оглашено то самое письмо Ленина, с которым впервые ознакомились делегаты ХIII съезда в 1924 году.
