Тайны ушедшего века. Сенсации. Антисенсации. Суперсенсации - Зенькович Николай Александрович (читать книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
22 июля по этому поводу выступил Сталин.
— Позвольте сделать несколько замечаний по поводу прочитанного письма, — сказал он. — Какие выводы проистекают из этого письма? Вывод первый — «обдумать» вопрос о перемещении Сталина с поста генсекретаря и заменить другим, с такими же качествами и прочее, но без грубости. Делегации ХIII съезда этот вопрос обсуждали, и я не считаю нескромностью, если сообщу, что все делегации без исключениявысказались за обязательное оставление Сталина на посту генсекретаря. У меня имеются здесь эти резолюции, я могу их прочесть, если желаете.
— Не надо, — зашумели в зале.
Сталин продолжил:
— Несмотря на это, непосредственно после ХIII съезда, на первом же Пленуме нашего ЦК, я подал в отставку. Несмотря на мою просьбу об отставке, Пленум решил, и мне припоминается, единогласно, что я должен остаться на посту Генерального секретаря. Что же мне было делать после этого, товарищи? Я человек подневольный и я подчинился решению Пленума. Второй вывод: так как я остаюсь по воле партии на посту генсекретаря, то я обязан был принять все меры к тому, чтобы ликвидировать свою грубость, исправиться.
— И нелояльность, — подсказали из зала.
— И нелояльность, — повторил Сталин.
В его личном фонде хранится письмо от 19 августа 1924 года, адресованное Пленуму ЦК РКП(б). Вот этот текст.
Полуторогодовая совместная работа в Политбюро с тт. Зиновьевым и Каменевым после ухода, а потом и смерти Ленина, сделала для меня совершенно ясной невозможность честной и искренной совместной политической работы с этими товарищами в рамках одной узкой коллегии. Ввиду этого прошу считать меня выбывшим из состава Пол. Бюро ЦК.
Ввиду того, что ген. секретарем не может быть не член Пол. Бюро, прошу считать меня выбывшим из состава Секретариата (и Оргбюро) ЦК.
Прошу дать отпуск для лечения месяца на два.
По истечении срока прошу считать меня распределенным либо в Туруханский край, либо в Якутскую область, либо куда-нибудь за границу на какую-либо невидную работу.
Все эти вопросы просил бы Пленум разрешить в моем отсутствии и без объяснений с моей стороны, ибо считаю вредным для дела дать объяснения, кроме тех замечаний, которые уже даны в первом абзаце этого письма.
Т-ща Куйбышева просил бы раздать членам ЦК копию этого письма.
С ком. прив. И. Сталин.
19. VIII.24 г.
* т. Куйбышев! Я обращаюсь к Вам с этим письмом, а не к секретарям ЦК, потому, что, во-первых, в этом, так сказать, конфликтном деле я не мог обойти ЦКК, во-вторых, секретари не знакомы с обстоятельствами дела, и не хотел я их зря тревожить».
Из выступления Сталина на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК 22 июля 1926 года мы знаем, что его просьба об отставке, поданная 19 августа 1924 года на первом же Пленуме после ХIII съезда, принята не была.
Не удовлетворил Пленум ЦК и вторую просьбу Сталина об отставке. С ней он обратился 27 декабря 1926 года: «В Пленум ЦК (т. Рыкову). Прошу освободить меня от поста генсека ЦК. Заявляю, что не могу больше работать на этом посту, не в силах больше работать на этом посту. И. Сталин. 27. ХII. 26 г.».
Была и третья, совсем уж неизвестная, попытка. Она была предпринята на Пленуме 19 декабря 1927 года. Он состоялся после 18-дневной работы ХV съезда ВКП(б), вошедшего в историю партии как «съезд коллективизации». В день его закрытия предстояло выбрать руководящие органы партии — Политбюро, Секретариат и Генерального секретаря.
Председательствовал глава Совнаркома А. И. Рыков. Он предоставил слово С. В. Косиору, который огласил предполагаемый состав высших органов ВКП(б). На пост Генерального секретаря предлагался Сталин. Но он взял слово и неожиданно для всех попросил освободить его от обязанностей генсека.
— Товарищи! — сказал он. — Уже три года прошу ЦК освободить меня от обязанностей Генерального секретаря ЦК. Пленум каждый раз мне отказывает. Я допускаю, что до последнего времени были условия, ставящие партию в необходимость иметь меня на этом посту, как человека более или менее крутого, представляющего известное противоядие против опасностей со стороны оппозиции. Я допускаю, что была необходимость, несмотря на известное письмо товарища Ленина, держать меня на посту генсека. Но теперь эти условия отпали. Отпали, так как оппозиция теперь разбита. Никогда, кажется, оппозиция не терпела такого поражения, ибо она не только разбита, но и исключена из партии. Стало быть, теперь нет налицо тех оснований, которые можно было бы считать правильными, когда пленум отказывался уважить мою просьбу и освободить меня от обязанностей генсека. А между тем у нас имеется указание товарища Ленина, с которым мы не можем не считаться и которое нужно, по-моему, провести в жизнь. Я допускаю, что партия была вынуждена обходить это указание до последнего времени, была вынуждена к этому благодаря известным условиям внутрипартийного развития. Но я повторяю, что эти особые условия отпали теперь и пора, по-моему, принять к руководству указания товарища Ленина. Поэтому прошу Пленум освободить меня от поста Генерального секретаря ЦК. Уверяю вас, товарищи, что партия только выиграет от этого.
Первым откликнулся А. И. Догадов — секретарь ВЦСПС.
— Голосовать без прений! — предложил он.
Наркомвоенмор Клим Ворошилов:
— Предлагаю заслушанное заявление отвергнуть.
Председательствующий Рыков:
— Голосуется без прений. В основу кладется предложение товарища Косиора. Кто за это предложение? Кто против? Кто воздержался? Один. Всеми при одном воздержавшимся отвергнуто предложение товарища Сталина.
Сталин снова попросил слова.
— Тогда я вношу другое предложение, — сказал он. — Может быть, ЦК сочтет целесообразным институт генсека уничтожить. В истории нашей партии были времена, когда у нас такого поста не было.
— Тогда у нас был Ленин, — возразил Ворошилов.
— До Х съезда у нас института генсека не было, — упрямился Сталин.
— До ХI съезда, — уточнил кто-то.
— Да, кажется, до ХI съезда у нас не было этого института, — принял поправку Сталин. — Это было еще до отхода Ленина от работы. Если Ленин пришел к необходимости выдвинуть вопрос об учреждении института генсека, то я полагаю, что он руководствовался теми особыми условиями, которые у нас появились после Х съезда, когда внутри партии создалась более или менее сильная и хорошо организованная оппозиция. Но теперь этих условий нет уже в партии, ибо оппозиция разбита наголову. Поэтому можно было бы пойти на отмену этого института. Многие связывают с институтом генсека представление о каких-то особых правах генсека. Я должен сказать по опыту своей работы, а товарищи это подтвердят, что никаких особых прав, чем-либо отличающихся от прав других членов Секретариата, у генсека нет и не должно быть.
— А обязанности? — раздался голос.
— И обязанностей больше чем у других членов Секретариата нет, — продолжал Сталин. — Я так полагаю: есть Политбюро — высший орган ЦК; есть Секретариат — исполнительный орган, состоящий из пяти человек, и все они, эти пять членов Секретариата, равны. Практически так и велась работа, и никаких особых прав или особых обязанностей у генсека не было. Не бывало случая, чтобы генсек делал какие-нибудь распоряжения единолично, без санкции Секретариата. Выходит, таким образом, что института генсека, в смысле особых прав, у нас не было на деле, была лишь коллегия, называемая Секретариатом ЦК. Я не знаю, для чего еще нужно сохранять этот мертвый институт. Я уже не говорю о том, что этот институт, название генсека, вызывает на местах ряд извращений. В то время как наверху никаких особых прав и никаких особых обязанностей на деле не связано с институтом генсека, на местах получились некоторые извращения, и во всех областях идет теперь драчка из-за этого института между товарищами, называемыми секретарями, например, в национальных ЦК. Генсеков теперь развелось довольно много и с этим теперь связываются на местах особые права. Зачем это нужно?
