История Византийской империи. Том 2 - Васильев Александр Александрович (бесплатные версии книг .txt) 📗
Один из морейских деспотов, Константин, брат Иоанна VIII и будущий последний император Византии, пользуясь некоторыми затруднениями турок на Балканском полуострове, двинулся с войском через Коринфский перешеек на север в среднюю и северную Грецию, где турки уже начали свои завоевания. Султан Мурад II после победы над христианами под Варной, считая вторжение Константина в северную Грецию для себя оскорбительным, направился на юг, прорвал укрепленную стену на Коринфском перешейке, подверг страшному опустошению Пелопоннес и увел в плен большое число греков. Испуганный деспот Константин должен был с радостью заключить с султаном мир на продиктованных последним условиях и, оставшись морейским деспотом, обязался платить султану определенную подать.
При Константине Палеологе знаменитый путешественник, археолог и торговец этого времени, Кириак Анконский, посетил Мистру, где он был любезно принят деспотом (Constantinum cognomento Dragas) и его придворными. При его дворе Кириак встретил Плифона, «самого образованного человека своего времени», и Николая Халкокондила, сына его афинского друга Георгия, молодого человека, хорошо знающего латинский и греческий. Николай Халкокондил не может быть никем другим, как будущим историком Лаоником Халкокондилом, ибо имя Лаоник — это слегка измененное имя Николай. Во время своего первого пребывания в Мистре, при деспоте Феодоре Палеологе в 1437 году, Кириак посетил древние памятники Спарты и копировал греческие надписи.
Константин XI (1449—1453) и взятие Константинополя турками
Территория, признававшая власть последнего византийского императора, ограничивалась Константинополем с его ближайшими окрестностями во Фракии и большей частью лежавшего в стороне от столицы Пелопоннеса или Мореи, где правили братья императора.
Честность, благородство, энергия, храбрость и любовь к родине были отличительными чертами Константина, как о том свидетельствует ряд греческих источников его времени и его поведение во время осады Константинополя. Итальянский гуманист Франческо Филельфо, знавший лично Константина еще до вступления его на престол во время своего пребывания в Константинополе, называет императора в одном из своих писем человеком «благочестивого и возвышенного ума» (pio et excelso animo).
Сильным и страшным врагом Константина был молодой, двадцатиоднолетний султан Мехмед II, соединявший в своей натуре, наряду с грубыми порывами суровой жестокости, жажды крови и низменными пороками, склонность к науке и образованию, энергию, военный, государственный и организаторский таланты. Византийский источник сообщает нам, что он занимался с увлечением науками, особенно астрологией, читал рассказы о подвигах и деяниях Александра Македонского, Юлия Цезаря и константинопольских государей, говорил, кроме турецкого, на пяти языках, может быть, и по-славянски. Восточные источники восхваляют его религиозность, правосудие, милосердие и покровительство ученым и поэтам. Историческая наука XIX—XX веков разноречиво оценивает Мехмеда II, начиная от почти полного отрицания в нем каких-либо положительных сторон и кончая признанием в нем необыкновенной, чуть ли не гениальной личности. Стремление завоевать Константинополь всецело охватывало молодого султана, который, по словам источника Дуки, «ночью и днем, ложась спать и вставая, в своем дворце и вне его, всю свою заботу полагал на то, какими военными действиями и средствами овладеть Константинополем»; в бессонные ночи он на бумаге чертил план города и городских укреплений, намечая те места, откуда легче будет взять город.
До нас дошли изображения обоих противников: Константина Палеолога на печатях и в некоторых поздних рукописях, а Мехмеда II на выбитых в XV веке итальянскими мастерами в честь султана медалях и на его портрете, нарисованном известным венецианским художником Джентиле Беллини (умер в 1507 г.), который в конце правления Мехмеда провел некоторое время (в 1479—1480 гг.) в Константинополе.
Решив нанести последний удар Константинополю, Мехмед приступил к этому шагу с полной осторожностью. Прежде всего на севере от города, на европейском берегу Босфора, в самом узком его месте, он построил сильное укрепление с башнями, величественные остатки которого видны еще и теперь (Румели-Хиссар); поставленные там пушки выбрасывали громадные для того времени каменные ядра.
Когда весть об укреплении на Босфоре распространилась, то среди христианского населения столицы, Азии, Фракии и островов, как пишет современный источник Дука, только и раздавались восклицания: «Теперь приблизился конец города; теперь знамения гибели нашего рода; теперь (наступают) дни антихриста; что будет с нами или что нам делать?. Где святые, охраняющие город?» Другой современник той эпохи, очевидец событий, перенесший все ужасы осады Константинополя, автор драгоценного «Дневника осады», венецианец Николай Барбаро писал: «Это укрепление чрезвычайно сильно с моря, так что овладеть им нельзя никоим образом, ибо на берегу и на стенах стоят в громадном количестве бомбарды (род орудий); с суши укрепление также сильно, хотя и не так, как с моря». Возведенное укрепление прекратило сообщение столицы с севером и с портами Черного моря, так как все иностранные суда, входившие в Босфор и выходившие из него, перехватывались турками, благодаря чему Константинополь, в случае осады, лишался подвоза хлеба, шедшего из черноморских портов. Для турок это было тем более легко сделать, что против европейского укрепления возвышались на азиатском берегу Босфора укрепления, построенные еще в конце XIV века султаном Баязидом (Анатоли-Хиссар). Затем султан сделал опустошительное нападение на греческие владения в Морее на Пелопоннесе, чтобы этим самым лишить морейского деспота возможности прийти на помощь в опасный момент Константинополю. После вышеописанных подготовительных мер Мехмед, этот, по словам Барбаро, «языческий враг христианского народа», приступил к осаде великого города.
Константин сделал все возможное, чтобы достойно встретить своего могущественного противника в открывавшейся неравной борьбе, исход которой, можно сказать, заранее был уже предрешен. Император приказал из окрестностей столицы свезти в город возможные запасы хлеба и сделать некоторые исправления в городских стенах. Греческий гарнизон города не превышал несколько тысяч. Видя приближение смертельной опасности, Константин обратился за помощью к Западу; но вместо желанной военной помощи в Константинополь прибыл римский кардинал, грек по происхождению, Исидор, бывший московский митрополит и участник Флорентийского собора, и в ознаменование восстановленного мира между восточной и западной церквами отслужил униатскую обедню вхраме Св. Софии, что вызвало сильнейшее возбуждение среди городского населения. Тогда именно один из виднейших византийских сановников Лука Нотара произнес знаменитые слова: «Лучше видеть в городе власть турецкого тюрбана, чем латинской тиары».
В защите столицы участвовали венецианцы и генуэзцы. Особенно большие надежды возлагались на прибывшего с двумя большими судами с острова Хиоса начальника испытанного в боях генуэзского отряда Джованни Джустиниани. Доступ в Золотой Рог был прегражден, что не раз уже случалось в опасные минуты прежнего времени, массивной железной цепью, остатки которой, как полагали в течение долгого времени, можно было видеть до последних лет на дворе сохранившейся византийской церкви св. Ирины, где теперь устроен оттоманский военно-исторический музей.
Военные силы Мехмеда, сухопутные и морские, в состав которых входили, кроме турок, представители покоренных ими народов, в том числе и славян, бесконечно превосходили скромное число защитников Константинополя из греков и латинян, преимущественно итальянцев.
Наступило одно из важнейших событий мировой истории.
Самый факт осады и взятия турками «Богохранимого» Константинополя оставил глубокий след в источниках, которые, на разных языках, с разных точек зрения описывают последние моменты Византийского государства и позволяют нам иногда буквально по дням и часам следить за развитием последнего акта захватывающей исторической драмы. Дошедшие до нас источники написаны на греческом, латинском, итальянском, славянском и турецком языках.
