Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 2 - Гитин Валерий Григорьевич (читать книги онлайн полностью без регистрации TXT) 📗
Высадившись на африканском берегу, Наполеон тут же взял Александрию. Это была авантюра чистой воды, а скорее — афера. Он заявил египетским властям, что не воюет с турецким султаном, которому принадлежит Египет, а пришел сюда исключительно для того, чтобы освободить арабов от угнетения со стороны местных феодалов, беев-мамелюков. Так-то. Переплыть море, чтобы «освободить».
Впрочем, Наполеон не очень-то заботился об оправдании своего вторжения в эту ничем не обязанную ему страну. Он вообще не любил оправдываться в чем-либо. Ну взял страну, значит так было нужно, вот и все.
Полушутя-полусерьезно он высказывал сожаление по поводу того, что поздно родился и не может, подобно Александру Македонскому, взяв Александрию, провозгласить себя богом, или божьим сыном, на худой конец.
Далее он двинулся на юг, где его ждало сражение с главными силами мамелюков и где он обратился к своим солдатам, произнеся свою историческую, но совершенно неуместную фразу: «Солдаты! Сорок веков смотрят на вас сегодня с высоты этих пирамид!» Как-будто речь шла о древних реликвиях родной земли.
Великолепно сказал Окуджава о том, что вдали от родного дома победы выглядят преступлениями. Обидно, конечно, такое слышать участникам всякого рода экспедиционных военных мероприятий, которые и кровь там проливали, и руки-ноги теряли, и товарищей хоронили, но ведь преступно же врываться с оружием в чужой дом, и если хозяева оказывают сопротивление этому, то они абсолютно правы и перед Богом, и перед людьми.
Наполеон так не считал, и всякая попытка египтян защищаться от вторжения подавлялась им с какой-то изуверской жестокостью, с массовыми казнями мирных жителей, с расстрелами военнопленных, причем тысячами…
Единственно в чем его упрекают напрасно, это в том, что якобы по его приказу артиллеристы отстрелили нос Большому Сфинксу. Исключено, и не только потому, что Наполеон не стал бы разрушать то, чем уже владел (как ему казалось), но и потому, что это сделали турки, к тому же спустя много лет.
В остальном же он вел себя, как подлинное исчадие ада.
Но про имидж мессии не забывал.
Во время тяжелейшего перехода по пустыне армия попала в окружение превосходящих сил мамелюков. И тогда во время перегруппировки своих батальонов Наполеон отдал один из своих исторических приказов: «Ослов и ученых — в середину!» Он спасал самое ценное: ослов как единственное транспортное средство в условиях пустыни и группу ученых, сопровождавших армию в этом походе, чтобы внести свой заметный вклад в египтологию и в формирование имиджа Наполеона.
В принципе же он относился к науке сугубо утилитарно, не слишком церемонясь с теми из ученых мужей, которые углублялись в дебри фундаментальных исследований, не имевших сиюминутной ценности.
А когда его доблестная армия шла по Сирии, Наполеон приказал всем спешиться, а лошадей и повозки предоставить для транспортировки больных и раненых. И тут к нему подходит главный конюший с вопросом, какую из лошадей оставить для главнокомандующего. Главнокомандующий ударил его хлыстом по лицу и закричал: «Всем идти пешком! Я первый пойду!»
И пошел.
В Сирии он тоже натворил всяких жестокостей, способных если не удивить видавшее виды человечество, то заслужить его проклятие.
К счастью, этот поход внезапно прервался, когда Наполеон, долгие месяцы не имевший информации о событиях в Европе, вдруг узнал, что Австрия, Англия, Россия и Неаполитанское королевство возобновили войну против Франции, что Суворов вторгся в Италию, разбил там французские войска и угрожает вторжением во Францию. К тому же, по имеющимся данным, во Франции наблюдается сильное брожение, с которым Директория совладать не в силах… И тому подобные новости.
И ко всему прочему, изложение парижских слухов о том, что Директория так легко согласилась на заморский поход, потому что хотела убрать его подальше от своей внутренней политики, а что касается Барраса, то он санкционировал эту акцию лишь для того, чтобы беспрепятственно трахать Жозефину Бонапарт…
В отношении последнего сообщения Наполеон не проявил сколько-нибудь бурной реакции, но вот все прочие вызвали дикую ярость. Он топал ногами, рвал на себе волосы и кричал, что все загублено, все напрасно, все пропало…
Собственно, на что он рассчитывал? Он ведь неплохо знал историю, достаточно неплохо, чтобы понять всю бессмысленность военных походов, результаты которых исчезают так же легко и неизбежно, как следы на песчаном пляже во время прилива. Знал, но не хотел осознать. Такое бывает…
КСТАТИ:
«Бывают люди, которым знание латыни не мешает быть ослами».
Мигель де Сервантес Сааведра
Он помчался во Францию, совершил государственный переворот, разогнав Директорию и Совет пятисот вместе с Советом старейшин, и 19 брюмера 1799 года стал Гражданином Первым Консулом, а фактически — полновластным диктатором Франции.
Вот так закончился «Бал Сатаны» — революция, которая никогда не бывает народной и которую, по известному выражению Бисмарка, подготавливают гении, осуществляют фанатики, а плодами ее пользуются проходимцы…
КСТАТИ:
«Солдата можно заставить умирать и за медную пуговицу — была бы идея».
Наполеон Первый, император
Все так просто, что попросту скучно…
P.S. А господам просветителям, философам, политикам-популистам и прочим «друзьям народа» надо бы вытатуировать на левой руке старую мудрость: «Не всегда говори то, что думаешь, но всегда думай, что говоришь».
Почему именно на левой руке? Да потому, что правой они мастурбируют.
Век Золота, или Золотой Век
«В чем состоит наша сила и слабость по сравнению с людьми XVIII века: они жили накануне исполнения своих чаяний, а мы живем на следующий день после их крушения».
Если добиваться исполнения своих чаяний недостойными, порочными средствами, теми, которые принято называть «любыми», то не следует негодовать на судьбу, если в итоге приходится пожинать горькие плоды посеянного.
Свобода — очень непростое и уж совсем не однозначное понятие, совершенно извращенно трактуемое большинством, которое путает свободу с вольницей, с беспрепятственной возможностью удовлетворения всех своих природных наклонностей, с тем, что принято называть беспределом.
Множество людей желает свободы, но очень немногие из желающих имеют необходимые данные для рационального ее применения. Для тех, кто не обладает такими данными, свобода попросту губительна, что самым убедительным образом доказала История человечества.
Североамериканцы, доблестно сражаясь за свою независимость в 1775—1783 годах, преследовали цель создания своего государства, то есть устройства, жестко ограничивающего личную свободу (в расхожем понимании этого слова), а вот их союзники в этой затее — французы — действовали в прямо противоположном направлении и, благополучно развалив свое абсолютистское государство, которое, видите ли, ущемляло их свободу (вернее то, что подразумевалось под этим словом), пожали все горькие плоды, какие только можно было пожать в этом случае.
И что же? Их не устраивал безвольный губошлеп Людовик XVI, потом не устраивал коллективный дурак Конвент, потом — пятеро воровитых демагогов, называемых Директорией… И еще много чего продолжало бы не устраивать требовательных и до маниакальности свободолюбивых французов, если бы не появился маленький, неприветливый, жестокий, циничный, но чрезвычайно харизматичный человек, который сказал им: «Цыц! Стоять! Я знаю, что вам нужно, но не собираюсь это с вами обсуждать! „Марсельезу“ запевай! Шагом марш!»
И пошли, и запели, да еще как громко!
