История германского фашизма - Гейден Конрад (электронная книга .txt) 📗
Быть может, президент в конце концов отклонил бы это предложение, если бы только что смещенный генерал Шлейхер, думая, что поступает особенно хитро, не отсоветовал Гинденбургу назначить Папена канцлером. Такой кабинет, правящий против воли большинства народа, не в состоянии удержаться на долгое время и не может рассчитывать на поддержку рейхсвера — так заявил Шлейхер. Он исходил при этом из следующего расчета. Если Папен не в состоянии будет образовать кабинет, то президент при своем нерасположении к Гитлеру в конце концов сам должен будет обратиться к нему. Ибо за Шлейхером сомкнутыми рядами стоял генералитет министерства рейхсвера, т. е. самая страшная и необходимая сила в государстве.
Генералитет замыслил большую игру. Он видел, что влияние на президента, которым пользовался его вождь и друг, перешло теперь к Папену. Он видел также, что к Папену перебежал полковник фон Гинденбург, бывший друг Шлейхера. «Не предусмотренный конституцией сын», самый влиятельный советник президента, в качестве юридического владельца Нейдека все больше втягивал своего отца в дружественную аграриям династическую политику. В направленной против крупного землевладения колонизационной политике Шлейхера он видел оскорбление политических симпатий рода Гинденбурга. Возможно, что Шлейхер неосторожно коснулся личных отношений с «сыном», между тем как Папен заботливо поддерживал эти отношения. Папен должен был быть устранен любой ценой. Возник план, отличавшийся военной беспардонностью. Папен и Гитлер должны были быть арестованы по обвинению в государственной измене, и Гинденбург должен был быть поставлен перед совершившимся фактом небольшого государственного переворота. Сейчас нельзя сказать с полной уверенностью, существовала ли связь между дипломатическими визитами Шлейхера к старому господину и воинственными проектами его подчиненных, ибо все участники этого дела предпочитают либо отрицать их существование, либо молчать о них. Во всяком случае предполагаемый переворот привел к результату, противоположному тому, который ожидали его инициаторы. План стал известен. Суетливый политический сплетник, некий господин фон Альвенслебен из Нойгатерслебена, разнес эти слухи и, как говорят, сообщил полковнику фон Гинденбургу, что аресту подлежит его отец.
Сообщение господина фон Альвенслебена показало господину Гитлеру, что он должен торопиться, если не хочет, чтобы двери успеха были окончательно захлопнуты перед ним manu militari (военной рукой).
Расчеты шлейхеровского круга постигла полнейшая неудача. Сравниться с ней может разве только жестокое разочарование, которое готовило правительство Гитлера перехитрившим самих себя творцам.
Когда Папен приступил к переговорам, Гинденбург не хотел и слушать о том, чтобы наряду с Папеном находился Гитлер в качестве рейхсканцлера. Гитлер же не хотел быть рейхсканцлером при Папене и Гугенберге. Это отрицательное отношение с обеих сторон сразу же сменилось готовностью к соглашению, когда стали известны планы генералов. В ноябре 1923 г. Гитлеру в решительный момент было нанесено поражение рейхсвером, в 1933 г. он взял реванш и нанес поражение рейхсверу.
Гитлер видел ловушку, которую собирался расставить ему Папен в кабинете с буржуазным большинством. Он разбил, однако, эту ловушку оружием, которым умел пользоваться лучше других. В качестве вознаграждения за свою уступчивость он потребовал роспуска рейхстага и назначения новых выборов. Ибо он знал, что хотя по воле Папена и президента он является вначале лишь номинально канцлером, однако для общественности он был теперь победившим народным трибуном, человеком из народа на троне, борцом у цели, бунтовщиком, который оказался прав. За ним была гипнотическая сила успеха. Он располагал теперь орудием, которым не умели пользоваться его предшественники: радио. Гитлер не сомневался, что в борьбе за расположение народа он сумеет разбить своих новых коллег — Папена и Гугенберга.
Это положение было ясно по крайней мере одному из министров: Гугенбергу. Создатель гарцбургского фронта видел, наконец, перед собой правительство этого фронта. Он понимал, однако, что оно должно править с помощью гарцбургских методов, если не хочет превратиться в национал-социалистское правительство. Поэтому Гугенберг потребовал, чтобы рейхстаг был распущен, а новые выборы были отложены. Вместо них должно было быть объявлено исключительное положение — мера, не предусмотренная конституцией, которой именно поэтому долго добивались любители диктатуры из среды правых. Президент должен был освободиться от стеснительных предписаний конституции. Гитлер не дал, однако, уговорить себя, и в последний момент разногласия по этому вопросу едва не привели к срыву переговоров. Однако слухи о предполагаемом аресте Папена и предстоящем путче заставили договаривающиеся стороны стать сговорчивее. Была найдена формула: с большой торжественностью Гитлер дал честное слово, — эту сцену позднее описал вождь «Стального шлема» Дюстерберг, — что «независимо от исхода предстоящих выборов все входящие в этот кабинет министры останутся в нем и после 5 марта» (день выборов). Еще одно честное слово. Какое по счету за эти 14 лет!
В полдень 30 января Гитлер и Папен явились вместе к президенту и сообщили ему, что удалось образовать «национальную концентрацию». Ссылаясь на эту концентрацию, президент поручил господину Адольфу Гитлеру образовать правительство. Он заявил Гитлеру, что не мог дать такого же поручения ему как вождю партии, теперь же Гитлер является представителем всего национального фронта. Кстати сказать, это был фронт, который в то время, да и позднее, насчитывал, кроме национал-социалистов, всего два десятка депутатов. Однако до чего носители консервативной государственной власти запутались в сетях своих отживших формул! Либо национальный фронт, фронт всех или большинства немцев, совпадал с национал-социалистской партией (именно такова была цель, которой добивался Гитлер, но которой он 30 января еще не достиг), либо национал-социалистская партия не в состоянии была привлечь на свою сторону большинство германского народа. В таком случае и в качестве правительства «национальной концентрации» правительство это было и оставалось лишь правительством одной партии, правительством меньшинства и насилия. «Национальная концентрация» Гинденбурга — только самообман. Это прекрасно сознает канцлер, который получил свое назначение во имя этой концентрации. Сознает ли это также стоящий рядом с ним вице-канцлер? Много обмана и самообмана, много хитрости и задних мыслей было пущено в ход во время этих рукопожатий и взаимных клятв в верности.
Гитлер стал рейхсканцлером.
Рядом с ним был создан пост вице-канцлера, который редко встречается в германских кабинетах. Назначенный на этот пост Франц фон Папен является одновременно министром-президентом Пруссии. Этот вице-канцлер всегда присутствует во время доклада рейхсканцлера президенту — enfant terrible со своей гувернанткой. Разумеется, вождю самой большой партии нельзя было отказать в нескольких важных постах: Фрик становится поэтому имперским министром внутренних дел, а Геринг — прусским министром внутренних дел. Таким образом контроль над провинциями и власть над самой крупной полицейской организацией в Германии попадают в руки национал-социалистов. Всё же считают, что в Пруссии последнее слово осталось за Папеном, а национал-социалисты в имперском, как и в прусском кабинете остались в безнадежном меньшинстве. Правда, в конституции значится, что политику в основных чертах определяет рейхсканцлер, но разве этот чудаковатый господин Гитлер, который ничего не понимает в делах, в состоянии настоять на своем? К тому же президент оговорил, что министерство иностранных дел должно остаться в руках консервативного барона Нейрата, а рейхсвер должен быть доверен испытанному офицеру, генералу фон Бломбергу из Кенигсберга. Последний собирается привести с собой из Кенигсберга собственного начальника канцелярии министерства. Кому придет на ум вспомнить при этом, что этот человек, полковник фон Рейхенау, близок к национал-социалистам!
