Основы дзэн-буддизма - Судзуки Дайсэцу Тэйтаро (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
Дзэн, действительно, одно из самых удивительных порождений китайского духа («дзэн, несомненно, одна из наиболее драгоценных и во многих отношениях одна из наиболее замечательных духовных милостей, дарованных восточному человеку»), который забеременел от буддизма. Поэтому каждый, кто действительно попытается понять буддийскую доктрину, пусть даже до некоторой ограниченной степени, – то есть путем простого отказа от различных западных предрассудков – дойдет до определенных глубин под эксцентричным покровом индивидуального саториального опыта или почувствует серьезные трудности, которыми философская и религиозная западная мысль пренебрегает вплоть до сегодняшнего дня. Как философы мы имеем дело исключительно с таким познанием, которое само по себе ничего общего не имеет с жизнью, а как христиане – ничего общего с паганизмом (благодарю Тебя, Господи, что я не такой, как другие люди!). В этих западных границах сатори отсутствует – это восточное занятие. Но так ли это? Неужели у нас нет сатори?
При внимательном изучении дзэнских текстов нельзя избежать впечатления, что, несмотря на переполняющие их причуды, сатори, на самом деле, совершенно естественная вещь, нечто настолько простое (Судзуки, «Опыты...», 1,12: До изучения дзэна для человека горы – это горы и вода – вода. Когда для него блеснет истина дзэна, благодаря наставлениям хорошего мастера, горы для него – больше не горы и вода – не вода; позднее, однако, когда он действительно достигнет места покоя (то есть сатори), горы вновь становятся горами, а вода – водой), что за деревьями не видится леса, и в попытке объяснить это неизбежно говорятся такие вещи, которые приводят других в еще большее смущение. Нукарийя поэтому прав, когда он говорит, что любые попытки объяснить или проанализировать содержание дзэна по отношению к просветлению будут безрезультатными. Тем не менее этот автор рискует сказать о просветлении, что оно представляет собой инсайд в истинную природу «я», что это освобождение сознания от иллюзий относительно «я» (просветление заключается в проникновении (инсайде) в природу «я»). Эта иллюзия состоит в смещении (отождествлении) эго и «я». Нукарийя понимает под «я» – Все-Будда, то есть просто тотальное сознание жизни. Он цитирует Пан-Шана, который говорит: «Мир мысли заключает целую Вселенную в своем свете», – добавляя: «Это космическая жизнь и космический дух, и в то же время индивидуальная жизнь и индивидуальный дух». Как бы ни определять «я», это всегда нечто другое, чем эго. Ввиду того, что высшее познание эго приводит к «я», последнее – вещь большого размаха, обнимающая знание его и поэтому превосходящая его. Точно так же, как эго – это определенное знание о себе, так же и «я» – знание моего эго, которое, однако, не воспринимается больше в форме более широкого или высшего эго, но в форме не-эго.
Подобные мысли также знакомы автору «Немецкой теологии»: «Любое создание, которое осознает это совершенство, должно вначале потерять всю свою тварность, «неточность» и «себя». «Если я возьму какое-либо добро для себя, то только от заблуждения, что есть – мое, или что я – Бог. Это всегда знак несовершенства и глупости. Когда я сознаю истину, я должен понять также, что я не Бог, что Бог не мой и не для меня. Человек говорит: «О, я бедный глупец, я заблуждался, думая, что был этим, но я нашел, что это есть и стал воистину Богом».
В этих фразах уже достаточно информации относительно содержания просветления. Наличие сатори интерпретируется и формулируется как прорыв через сознание, ограниченное эго-формой, в форму не-эго, подобного «я». Эта концепция отвечает природе дзэна, а также и мистицизму Мейстера Экхарта. Мейстер говорит в своей проповеди по поводу «Блаженны нищие духом»: «Когда я пришел от Бога, все вещи сказали: Вот Бог! Но я не мог быть блаженным, потому что был созданием (тварью). Но в прорыве (в дзэне также имеется подобный образ: когда мастера спросили, из чего состоит Буддость, он ответил: «Дно кувшина пробито»; другая аналогия в «разорвать мешок»), когда я хотел оставаться пустым в воле Бога, а также опустошить эту волю Бога и всех его созданий, и самого Бога – тогда я более, чем все создания (твари), ибо я не Бог, не тварь: я то, что я есть (Судзуки: дзэн – это прыжок в истинную, естественную природу человека, или распознание исходного человека) и чем останусь сейчас и навсегда. Затем я рванулся и вознесся выше всех ангелов. В этом рывке я стал так богат, что Бог не мог удовлетворить меня, несмотря на то, что он – Бог, несмотря на все его Божьи дела; ибо в этом прорыве я ощутил, что Бог и я – одно и то же. Я есть то, чем я был, я не уменьшаюсь и не увеличиваюсь, я неподвижное бытие, движущее все вещи. Бог больше не пребывает в человеке, так как человек своей силой отвоевал то, чем он всегда был и чем будет всегда».
Здесь мастер описывает восприятие сатори, освобождение эго через «я», к которому добавляется природа Будды или Божественные универсалии.
Так как из-за научной осторожности я не собираюсь здесь делать какие-либо метафизические заявления, то, имея в виду изменение сознания, которое может быть воспринято, я рассматриваю сатори прежде всего как психологическую проблему. Для всякого, кто не разделяет или не понимает эту точку зрения, это «объяснение» будет не чем иным, как словами, не имеющими реального значения. Он не способен сделать эти абстракции связующим мостом для соответствующих фактов; другими словами, он не может понять, каким образом запах цветущего лавра или прищемленный нос могут привести к столь резкому изменению сознания. Простейшей вещью было бы, конечно, отбросить все эти анекдоты в область занимательных волшебных историй, или, по крайней мере, если принять факты как таковые, рассматривать их как случаи самообмана. (Можно также с готовностью использовать при этом выражении «самовнушение» – этого патетического белого слона из собрания интеллектуальных нелепостей.) Однако серьезное и благожелательное исследование странного явления не может легко пройти мимо этих фактов. Конечно, мы никогда не сможем решить с определенностью, действительно ли личность «просветлена» или «спасена», или она просто вообразила себе это. Мы не имеем критериев для этого. Более того, мы достаточно хорошо знаем, что воображаемая боль зачастую гораздо болезненнее, чем так называемая реальная, ибо первая сопровождается моральными страданиями, причиной которых является вытесненное чувство тайного самообвинения. Поэтому здесь следует говорить не о действительных фактах, а о духовной реальности. Все эти странные факты являются, так сказать, психическим проявлением события, известного в качестве сатори. Каждое духовное событие – это и картина и воображение; там, где этого нет, не может быть сознания и феноменальности наличия (данности). Воображение само по себе является психологической данностью, и поэтому, назвать ли просветление реальным или воображаемым, совершенно безразлично.
