Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования - Коган Галина Фридмановна (читаем книги бесплатно .txt) 📗
Самый ранний период работы запечатлен в различных черновых набросках на отдельных листах. Два этапа отражает черновик речи, переплетенный А. Г. Достоевской вместе с черновиками "Объяснительного слова" и "Ответа Градовскому" (I и III главы "Дневника писателя" 1880 г.) в общую тетрадь, которая была подарена в 1891 г. Публичной библиотеке в Петербурге, где и хранится в фонде рукописей. Центральная ее часть — очерк о Пушкине — опубликована В. Б. Враской под ред. Д. И. Абрамовича с указанием на те поправки, которые явились результатом вторичного обращения к рукописи (ср.: Ф. М. Достоевский. Статьи и материалы / Под ред. А. С. Долинина. — Сб. 2. — Л.-М., 1924. — С. 509-536). Публикация лишена каких-либо других текстологических примечаний и историко-литературных комментариев.
Наборная рукопись, также переплетенная в общую тетрадь "Дневника писателя" 1880 г., написанная рукой А. Г. Достоевской, находится в ЛБ. Ее расхождения с черновиком очень незначительны.
Наконец, сохранилась даже часть корректурных листов с авторской правкой.
Таким образом, все этапы работы Достоевского над речью о Пушкине отражены весьма полно.
Очень интересен самый ранний этап работы. Несколько черновых набросков хранится в рукописном отделе ИРЛИ (Ф. 100. — № 29502. — ССХб. 22). Часть их (2 листка in folio), была опубликована В. Б. Враской (Вестник литературы. — 1921. — № 2. — С. 5-6; а также "Радуга". Альманах Пушкинского Дома. — Пб., 1922. — С. 260-270).
Предлагаемые наброски из того же собрания ИРЛИ (из той же папки) представляют собой три небольших рукописи размером в 20,5?13,1; 20,6?13,1; 20,6?13,1 и объемом в 2,2 и 4 страницы соответственно — всего 8 страниц текста (ср.: Описание рукописей Ф. М. Достоевского. — М., 1957. — С. 85-86), написанного мелким почерком в разных направлениях. Все поля, а также свободные места между первоначальными набросками заполнены записями более позднего времени. На некоторых страницах второй и третьей рукописи имеются пометки и цифры, сделанные с целью установить последовательность текста.
Записи на рукописях не единовременны. Они отражают по крайней мере троекратное обращение к ним автора. Об этом свидетельствуют как различные чернила, так и само расположение более поздних записей, вставленных в промежутках между более ранними, или вынесенных на поля.
Как известно, 2 мая 1880 г. Общество любителей российской словесности обратилось к Достоевскому с просьбой произнести речь по случаю открытия памятника Пушкину. Достоевский был внутренне давно подготовлен связать с творчеством Пушкина судьбу самых дорогих для него убеждений. Надо полагать, что он сразу принялся за работу, и тут же набросал основные мысли, которые он желал высказать. 19 мая в письме Победоносцеву Достоевский сообщал о том, что речь свою о Пушкине он подготовил. Следовательно, основная часть очерка о Пушкине была написана между 2 и 19 мая 1880 г.
Итак, рукописи отражают самый ранний этап работы. Они предшествуют черновику речи, хранящемуся в ГПБ. Однако в первой рукописи содержится запись, сделанная, вероятно, несколько ранее и, может быть, вне связи с речью о Пушкине. Она расположена в конце второй страницы в направлении, обратном основному тексту. Все остальные записи в трех рукописях объединены общей темой и единой целевой установкой. Некоторые записи повторяются на нескольких страницах с той или иной степенью различия.
В первой, наиболее фрагментарной рукописи, можно встретить в тезисной форме главные мысли всей речи, но большинство записей относится к характеристике народности Пушкина, как самой существенной черты его таланта. Здесь приведен ряд образов и сцен, в которых эта особенность Пушкина сказалась наиболее полно. Среди них обращает на себя внимание пересказ Достоевским содержания небольшого отрывка из "Капитанской дочки". В сцене расправы Пугачева над защитниками Белогорской крепости, по мнению Достоевского, Пушкин глубоко верен народности. Достоевский восхищается тем, что писатель раскрыл типичные черты русского человека, например, то удивительное простодушие, с которым казаки подбадривают обреченного на виселицу. Достоевский ставит в заслугу Пушкину то, что он, верный дворянским традициям, тем не менее не лишил человечности образ "озверевшего" Пугачева и увидел в нем не только "русского плута", но и "добродушную русскую душу".
Любопытно здесь упоминание в этом же контексте "великой государыни". Говоря о лишенном всякого высокомерия взгляде поэта на русского человека и на явления русской жизни, Достоевский проводит параллель между рассказчиком Белкиным и повествователем в "Капитанской дочке": "Это Белкин посмотрел на Капитанскую дочку…" По мнению Достоевского, Пушкин до такой степени перевоплотился, что "всякая мысль о подделке, об идеализации исчезает, стушевывается", что "не подпишись Пушкин" под произведением, "можно подумать, что рукопись действительно найдена".
Относительно много внимания Достоевским уделено здесь "иноку-летописцу". Записи позволяют предполагать, что Достоевский думал сначала обосновать свое понимание народности Пушкина, анализируя этот образ. О том, что эта мысль не лишена оснований, говорят и фрагменты из двух других рукописей. В них упоминается о подвигах христианских подвижников, "побеждавших свою плоть" и овладевавших "духом своим до высочайших размеров свободы и нравственной силы".
Представляет интерес и уже упоминавшаяся запись (самая ранняя). Она касается очень интересного вопроса об отношении Пушкина к своему дворянскому происхождению, которое нашло выражение в "Моей родословной" и "Родословной моего героя". Может быть, эта запись возникла как впечатление от опубликованного в "Русской старине" (1879 г., декабрь) автографа "Моей родословной". Возможно, она представляет собой осколок каких-нибудь неизвестных записей. Но несомненна ее тематическая связь с теми двумя отрывками, которые были опубликованы В. Б. Враской. Подобно им, он не вошел в содержание речи. В этом отрывке Достоевский, развивающий тезис о народности Пушкина, берет под свою защиту произведения, за которые поэт подвергался "нападкам" в демократической критике, в частности в статьях Белинского. Достоевский оправдывает гордость Пушкина своим происхождением, говоря, что поэт восхищался "доблестью" предков.
По словам Достоевского, стихи Пушкина вызваны раздражением против Булгарина и других "писак русских", дразнивших его. Однако отрывок не позволяет судить, к какому окончательному выводу пришел бы Достоевский. Вторая рукопись носит менее фрагментарный характер.
Посредством вставок, пометок и цифр устанавливается хронология текста, целые куски которого почти без изменения были перенесены в последующие черновики речи, а потом и в самую речь.
Во многом содержание записей в третьей рукописи повторяет мысли предыдущей. Интересны записи, вскрывающие связь между сегодняшней позицией писателя и его прошлым политическим опытом. Характеризуя Алеко, Достоевский вскользь упоминает о Фурье: "Укажите ему тогда систему Фурье, который еще тогда был не известен, и он c радостью бы поверил в нее и бросился бы работать для нее, и если б его сослали за это куда-нибудь — почел бы себя счастливым…". К той же мысли Достоевский возвращался в "Ответе Градовскому" (ср. черновик ЛБ. — Ф. 93.11.16/2).
Интересно отметить и оказавшееся зашифрованным в окончательном тексте указание на то, что "этого страдальца, в котором отразился век и современный человек", Пушкин отыскал в себе гораздо более чем у Байрона, а это значит, что Достоевский признавал духовное родство Пушкина с образом скитальца.
Вместе с тем образ скитальца сближается Достоевским с типом современного революционера-нигилиста:
