Ф. М. Достоевский. Новые материалы и исследования - Коган Галина Фридмановна (читаем книги бесплатно .txt) 📗

Стихотворение могло и идти всем в ответ.

Во всяком случае гордиться [предка] происхождением от Мстислава, по крайней мере так же простительно, как и от Митюшки-целовальника, ибо есть гордившиеся демократизмом и происхождением от Митюшки-целовальника [228] — //

<2>

2) Слышится вера в русский характер, вера в его необъятную духовную силу, а коль вера, [стало быть, и надежда, великая надежда [в] на русского человека

В надежде славы и добра

Гляжу вперед я без боязни [229],

Сказал он сам потом —

Вся деятельность Пушкина в этом 2-м периоде есть… Но что поражает, это умилительное. Я не говорю о величавом образе инока.

— Посмотрим Медведя [230]

Сказка о Медведе: все это сокровища для будущих [231] художников, для будущих [творцов] работников, делателей [232] на этой ниве. Положительно можно сказать: не было бы Пушкина, не было бы и последующих талантов, которые не проявились бы и не выразились, несмотря на всю свою силу. Но и не в творчестве, не в поэзии лишь одной дело: не было бы Пушкина, не определилась бы, может быть, в такой самостоятельной силе, в какой это явилось потом, — наша вера в нашу русскую самобытность, наша сознательная уже теперь надежда в наши народные силы и в твердый грядущий путь нашей деятельности (наше отношение к европейскому гению, наше умение различать среди европейских гениев — духов добрых и злых).

Вот перед этим-то грядущим Пушкин и стоит перед нами как указание и пророчество. Но чтоб разъяснить эти силы, надо 3-й самостоятельный период.

Ибо назначение русского человека — есть всеевропейское и всемирное, оставаясь русским. Но что значит в этом смысле остаться самостоятельно русскими. Оно именно и значит внести примирение в европейские противоречия [233], дать исход европейской тоске, вместить с братской любовью в свою душу всех наших братьев великого арийского племени и, может быть, впоследствии, в конце концов изречь окончательное Слова всепримирения, всесоединения в великой и общей гармонии братства евангельского [234], единения людей. Вот какую надежду оставил нам Пушкин. И действительно: взгляните на третий период его деятельности: Коран, Древний Рим, Испания, Англия [235].

— И как подумать что деятельность эта только что начиналась [236]!

Мои слова могут показаться кому-нибудь теперь восторженно преувеличенными и фантастическими. Пусть, но я не раскаиваюсь, что я их высказал. Этому должно было быть высказанным. Я же сам твердо верю в правду мною высказанного.

Байрон. 1-й период. Говорят о каких-то подражаниях.

NB. "Цыганы"

Разве бывают с такой страстною духовною силою подражатели? В "Цыганах", например, поэме, бесспорно относящейся к первому периоду деятельности Пушкина.

Одно написано раньше, другое позже.

Навеки (?) оторвавшись от почвы, он не знает и не понимает никакой жизни.

Он не у себя, он не дома, он не знает, что ему делать [на своей ниве], и чувствует себя у себя же самого чужим, там, в тех счастливых, по его мнению, странах, где жизнь, кажется ему, кипит горячим стремительным ключом, полна, самостоятельна. Правда [237], он болен уже и вечным идеалом. Это тот же Алеко, искавший идеала, — правда, и он любит родную землю, но родной правде он не доверяет, верит в невозможность работы на родной ниве, а на верующих в эту возможность глядит с грустной насмешкой. Не такова Татьяна: У той инстинкт.

Светская повесть "Пиковая дама" [239].

Ведь он забыл ее совершенно и видя ее в светлом величии…

Но манера глядеть свысока заставила его не узнать [240] Татьяну, что не "нравственный эмбрион" [241] она только. Правда, мешала и светская манера, фатство, рабство и лакейство души перед авторитетом. Явись Чайльд Гарольд [242] оттудова, из своего места [243] и влюбись в маленькую девочку Татьяну, покажи ей уважение, и Онегин тотчас же был бы поражен [244] и удивлен, конечно, на время, ибо никакая Татьяна не наполнила бы проклятую беспредметную тоску его — тотчас же бы оценил высоко прелестную девушку и на время возвел бы ее в свой идеал. Но этого не случилось, там все Зарецкие и Ленские, которых он презирает откровеннейшим образом. Он отделался фатской проповедью, хотя и показал себя честным человеком.

Но вот он встречает ее уже знатной придворной дамой. Нет, она не то, что Онегин. Кто сказал, что ее уже успел развратить модный свет и тщеславие — если не развратить, то по крайней мере испортить и отравить — нет, у ней все те же крест и тень ветвей и 1-й идеал в душе. О, как она искренна в ту минуту! Но зачем она не отдалась Онегину? Кому верна, зачем верна? — Тому, кто ее любит. Тут трагедия — соблазнительная честь [245].

О не мщение женщины, но зачем она не отдалась ему.

Кто он? Нет, это он нравственный эмбрион.

Великий Государь. Ах как это добродушно и хорошо…

Зверства и русской доброты [246].

<3>

Думаете ли вы, что это есть в западной литературе, так ведь это чудо, ведь надо же это сознать. Это столь оригинально, [что и] и в этом-то и есть пророческое. В чем же пророчество?

Алеко, стремление к мировому идеалу. Беспокойный человек, фантастическая жизнь у цыган. И вот при первом столкновении обагряет руки кровью.

Его прогоняют.

Не то, чтобы цыганы были тот идеал общества, но даже и цыганам-то он не годится

Переделать весь мир — и чуть личность — кровь.

Мы — нет у нас закона [248]

Овладей собою сначала, и увидишь рай. Это уже указание. Это уже русским духом повеяло. Не безграничная личность, а смирись, подчини себя себе, овладей собою, — что, впрочем, и есть самое сильное проявление личности, и не требуй прав человечества, не то первый позовешь на помощь закон. Да, тем и кончишь. Когда ты первый их не достоин и первый в этом идеальном обществе производишь диссонанс своей злобой и жадностью наслаждений даром, за которые ничем нравственно не хочешь платить. Такой силы мысль — не есть только подражание.

Скоро Пушкин перешел во 2-й период. Еще в Онегине в 1-х главах слышится.

Это не строго отмежевано.

Но посмотрим на Онегина, разве это не всецело русский человек, русская тоска тогдашнего времени?

Это тоже Алеко — оторванный от почвы.

Европа и удел всего арийского племени нам также дороги, как Россия, удел всего арийского племени есть русское дело, родное нам, прирожденное, наша сущность, наш идеал.

4-й период. Может быть, Пушкин дал бы великие положительные типы красоты русской.