Мысли и сердце - Амосов Николай Михайлович (книги регистрация онлайн TXT) 📗
— Хорошо. Давай дальше, по схеме.
— Здесь центральный архив. Сосредоточены три типа информационных систем: по методам исследования, например, электрокардиографии, по историям болезни, по способам лечения. Архив на перфокартах или перфолентах. Отдельно: кардиология, легочные болезни, глазные и т. д.
Хоть бы кардиологию сделать для начала.
— Вот отдел программирования. Здесь создаются программы для получения вариантов заболеваний, диагностики, решения консультативных задач.
Объясняет, как это будет организовано. Не забыть бы мне сказать о значении Центра для руководства здравоохранением и планированием.
— Этот квадрат — отдел статистики. Машина будет делать отчеты для каждой больницы, для целого города, области, республики. Уже не соврешь. Министерство должно этим заинтересоваться — планированием. Система потребует больше ума, а недостатки сразу вылезут наружу...
— Составил ты расчет штатов по десяти основным специальностям?
— Есть расчет. Вот таблица. Много нужно людей. Но окупится качеством медицины. Стоит сделать. Впрочем, не так уж много.
— Скажу, сколько сначала нужно для кардиологии и для организационной статистики. Это можно скоро развернуть.
— Все равно нужно не менее двадцати человек. Почему вы боитесь просить?
— Я не боюсь, да не люблю, когда отказывают. А что это у тебя еще за лист?
— Это уже собственные домыслы. Проект будущего Большого центра.
— Васюки? Как у Остапа Бендера?
— Вроде. Но вполне реальные. Показывать?
— Мне — да, а им — посмотрим. Знаешь, я пока не очень уверен в возможностях кибернетики. От тех перфокарт по митральным стенозам особой пользы нет.
Возмущен. Все видно на физиономии.
— Ну как это нет? Мы уже дали статистику распределения признаков.
— Ее можно и так дать, по историям болезни. Да и были уже такие таблицы.
— Но мы дали частоту комбинаций признаков! Выбрали наиболее часто встречающиеся комбинации! Этого-то еще не было, я знаю. Пока только у нас вся история болезни с операцией, с послеоперационным течением закладывается в машину.
— Хорошо, хорошо. Если бы я не надеялся, не занимался бы. Покажи свой прожект.
Развернул другой большой лист. Ого, сколько наворочено! Сразу не вникнешь...
— Кроме того, что было в Малом центре добавлено: экспериментальная клиника, лаборатория, совет специалистов. Самое же главное — представлен другой метод: моделирование организма и заболеваний. Вот он — в этом конце схемы. Это ваши надежды.
Да. Это мне нравится. С тех пор как Саша рассказал о принципе структурного моделирования, я много об этом думал. Вот бы сделать такую модель!
Дело пока двигается медленно. Я составляю схемы, придумываю цифры — из клинического опыта, просто с потолка. Володя пытается программировать. Не знаю, кто из нас больше заинтересован.
— Но стоит ли говорить об этом в докладе? Будут одни врачи — не поймут: «Математические характеристики органов...» Да и нет еще их. Скажут — «фантазия».
— Фантазия? А вот если бы были такие характеристики и модели, то Александр Яковлевич мог и не умереть.
Удар. Прямо в лицо.
— Да, да, не хмурьтесь. У меня есть доказательства.
— Какие же у вас доказательства? Интересно. Обвиняет. Сколько раз просматривал всю историю операции — ничего не нашел, ни одной серьезной ошибки, а он... Больно.
— А вот какие. Делаем опыт на собаке, на изолированном собачьем сердце. Неблагоприятными нагрузками загоним его до крайности — почти совсем не дает крови. Долго так длится, потом подбираем разные «входы», и вот смотришь, через два часа снова начинает хорошо работать. Вы же знаете эти кривые.
— Что же, вы уже открыли эти чудодейственные комбинации ваших «входов»? Может, нам расскажете, дуракам?
— Вы не обижайтесь. Дело прежде всего. «Входов» мы еще не открыли, но уверены, что сердце имеет огромные резервы, и если создать нужные условия, оно восстановит мощность...
Первое движение — «иди вон!». Второе — «нельзя». Еще — «а может быть, он и прав?»
— Может быть, вы и правы, Володя (на «вы»). Если оно работало с плохим клапаном, тем более должно было работать с хорошим. Но мы не можем найти эти оптимальные «входы». К сожалению, создать такую лабораторию, чтобы нашла, я не в силах. Может быть, когда камеру сделают...
Молчим. Разговор прервался. Разве мне легко слышать такое?
..............................................
...Пустили АИК. Опять заработало сердце. Даже хорошо сокращается. Надежды... «Останавливайте!» Но через пять минут снова слабеет. «Пускайте!»
Два часа: «Останавливайте!». «Пускайте!» Отчаяние. Отупение.
Сокращается еле-еле даже при включенном аппарате.
«Останавливайте... совсем...» Обязательно нужно выпить. Даже одному.
..............................................
Пауза.
— Все материалы для доклада приготовили? Молча показывает таблицы, перфокарты, схемы. Не забыть бы мне чего-нибудь...
— Хорошо. Все есть. До свидания...
Встал. Вот так всегда: уходят недовольные.
Как странно: видишь людей, как айсберги, — очень мало снаружи, а большая часть — под водой, скрыто. Да и внешнее видишь только с одного бока.
Говорят, айсберги переворачиваются, когда подводная часть подтает. И с людьми бывает так: на войне, при катастрофах. Дно часто неприятно. Но нередко — и героизм.
Люди проходят в моей жизни как тени. Появляются, привлекают, потом исчезают, оставляя призрачный след. Была мать. Валя в далекой юности, близкие друзья.
Саша.
Он уже призрак. Только идеи его остались реальностью. На них, как на сеть координат, я пытаюсь наносить нашу науку.
Жена. Дочь.
Леночка. Самый теплый уголок в сердце. Уйдет? Ужасно... Уже пришла из школы, пообедала. В моем кабинете, на диване, читает.
Обязательно в кабинете, на моем диване.
А насчет подводной части — интересно. Была катастрофа. Кто выстоял, кто — нет. Инженеры Аркадий, Яша не отступились. Положим, тоже боялись, крутили немножко, но дело не бросили. Если бы не они — не было бы маленькой камеры и надежд на большую.
Не знаю: хватило бы у меня энергии найти новых?
Прикидываю: да, хватило бы. Но не сразу. Время упустили бы.
Тоже масса дряни на дне, если бы перевернуть. Но стараюсь поддерживать чистоту. Только трудно следить за собой.
Пойду посмотрю мальчишку. Уже час прошел, наверное, вывезли из операционной. Не идут — значит, в порядке. Все-таки посмотреть.
Встаю. Усталость прошла. Как молодой!
Обычная обстановка конца рабочего дня. Беспорядок в коридоре и столовой: детишки только кончили обедать. Анна Максимовна еще кормит двоих. Один заплакан. Утешает.
Предстоят операции. Но мне почти не страшно.
— Что случилось, Максимовна?
— Домой хочет, не ест. Первый день.
Боже, сколько страдания в его глазах! Какая тоска...
Пытаюсь приласкать. Отворачивается: белый халат, доктор, разлучник...
— Ничего, Михаил Иванович, два дня потоскует, не больше.
Палата.
Мой мальчик хорош. Дима уже трубку удаляет.
— Порядок!
Смотрю: розовый, глаза открыты. Морщится — больно. Моча в бутылке прозрачная. Крови из дренажа немного.
Паня обтирает ему лицо. Что-то говорит вполголоса, но он еще не слушает.
Дима:
— Забыл вам сказать: часа два назад звонили с завода, спрашивали, долго ли пробудете в клинике, Аркадий Павлович, кажется.
— Небось больного какого-нибудь показать.
— Нет, о чем-то насчет малой камеры посоветоваться. Говорил — кончают, скоро привезут.
...Какой маленький кусочек эта камера от того, что нужно еще сделать... Хватит ли жизни?
А если даже не хватит — то для чего же она еще, жизнь?
Сидели в коридоре, у сестринского столика, вспоминали, обсуждали, почему операции стали легче проходить. Перечислили разные пункты — все как будто малозначащие.
— Просто опыт. Десятая сотня операций с АИКом...
Еще какие-то разговоры. Хорошо посидеть после удачной операции. Помечтать.
