Художник есть в каждом. Как воспитать творчество в детях - Кэмерон Джулия (читать книги регистрация TXT) 📗

Когда моя Доменика ходила в детский сад, мы каждый раз старались выбрать какой-то отличный от вчерашнего путь, а наш любимый маршрут проходил мимо зоомагазина, где продавали рыбок. Как-то раз я взяла Доменику за руку, и мы вошли внутрь. В магазине было темно. Я показала ей на большой аквариум, где плавала парочка рыб-ангелов. «Милые, но невзрачные», – произнесла я. Затем мы направились к аквариуму, где жила целая стая меченосцев. При нашем приближении рыбки метнулись прочь и спрятались за коралловой веткой. «Милые, но такие пугливые», – сказала я дочке.

«Мама, смотри!» – закричала Доменика и потащила меня к аквариуму, в котором плавало много золотых рыбок-веерохвостов. Когда мы приблизились к стеклу, рыбки тоже подплыли ближе. Мне показалось, что мы интересны им ничуть не меньше, чем они – нам. «Милые и совсем не пугливые», – сказала я, а про себя подумала, что Доменика уже достаточно взрослая для собственного аквариума. Когда дочке исполнилось шесть лет, я подарила ей на день рождения золотую рыбку-веерохвоста в аквариуме размером с небольшой телевизор. Она очень радовалась подарку. А через много лет, когда Доменика поступила в колледж и уехала, она завела у себя в общежитии аквариум с рыбками. «Чтобы чувствовать себя как дома», – пояснила она. Я улыбнулась и вспомнила эту историю. Удивительно: всего лишь небольшая остановка по пути в детский сад так повлияла на ее жизнь.

Мы всегда все делаем ради детей, но нельзя забывать и о собственных потребностях и желаниях.

Нередко мы совершаем ошибку, думая, что должны целиком и полностью принадлежать детям, а иначе мы – плохие родители. Безусловно, когда в семье появляется ребенок, взрослым приходится менять образ жизни, отказываться от каких-то привычных занятий. И нам кажется, что так мы становимся к нему ближе. Но на самом деле, отказываясь от своих интересов, полностью переключаясь на ребенка, мы перестаем быть собой, а это может привести к тому, что мы не сможем впоследствии научить его всему, что умеем и любим сами.

Я воспитывала свою маленькую дочь одна. Чтобы заработать на жизнь, я писала. Я не могла позволить себе не работать, ведь должна была обеспечить себя и ребенка. И я училась работать, даже когда под ногами ползает малышка. «Мама работает», – говорила я, отправляя ее поиграть с любимыми лошадками. Я научилась работать быстро.

– Мама, – снова дергает меня дочь.

– Мама работает, – снова повторяю я. – Маме нужно писать.

И вскоре дочь усвоила, что я обязательно займусь ею, но как только закончу работу. Она стала меньше меня дергать и перебивать и научилась играть в одиночку. А затем она поняла, что фраза «Я играю» может быть такой же границей общения, как и «Я работаю». Она делала сосредоточенное лицо точь-в-точь как делаю я. И я обрадовалась, осознав, что учу дочь самостоятельности, а это очень важно. Мы погружались в свои собственные фантазии, я – чтобы писать, а она – играть. Когда я заканчивала свой марш-бросок и отрывалась от работы, дочь тут же получала все мое внимание.

«Какая лошадка тебе нравится больше всех?» – спрашивала я. Ей нравилась та, что с золотистой гривой. «Да, мне тоже она нравится», – говорила я. Затем мы вместе убирали фигурку в обувную коробку, которая служила конюшней.

Часто друзья спрашивали, как я нахожу время для работы. Я рассказала про лошадок Доменики и про то, как мне удалось с ней договориться и провести границу с помощью фразы «Мама работает».

«Но неужели Доменика на это не обижается?» – спросила меня одна мама, которая никогда не устанавливала никаких границ и всегда бросалась к ребенку по первому требованию. Со временем я заметила, что ее ребенок почти не может обходиться без матери.

Однажды, я помню, к нам пришла подружка Доменики, я дала им лошадок и посадила играть. Вскоре девочка захотела о чем-то меня спросить. И в эту секунду я услышала, как Доменика сказала: «Мама работает». Нет, она совсем не обижалась на то, что я пишу. А очень скоро она начала писать сама. Шли годы, и на смену лошадкам пришли дневники. Она писала стихи, рассказы, небольшие пьесы – все, что писала я, когда она ползала у меня под ногами и играла лошадкой с золотой гривой.

Чувство изоляции

Когда у нас появляются дети, нам так или иначе приходится в чем-то себе отказывать, но при этом в жизни возникает много нового. Да хоть детская кроватка и столик для пеленания! Однако мы больше не можем сорваться на вечеринку, а спать ложимся не тогда, когда валимся с ног от усталости, а когда есть возможность. Подобные перемены всегда сопровождаются ощущением изолированности, и вам кажется, что в этом ощущении виноваты вы сами, вы его стесняетесь. Важно, чтобы чувство оторванности от мира не стало привычным. Порою, из-за того что мы все время пребываем наедине с ребенком, у нас просто опускаются руки, но на самом деле мы вовсе не бессильны. Есть несколько простых приемов, которые помогут справиться с ощущением изолированности. Это важно не только для вашего самочувствия, но и для ребенка.

В изолированности, которую переживают родители, имеются две составляющие: с одной стороны, вы отдаляетесь от друзей, а с другой – от самих себя. И поняв, что происходит с вами, как меняетесь вы сами, вам проще понимать, как меняются ваши отношения с людьми и какую роль в этом играет ребенок.

Вчера мне позвонила одна молодая мама.

– Я хочу поговорить с кем-нибудь из взрослых, – пояснила она.

– Устали быть мамой? – спросила я.

– Боюсь, что да, – засмеялась она. – Мне хорошо с сыном, но я хочу общаться и с другими людьми.

Она была совершенно права. Как и многие другие мамы, она страдала от изолированности. И при этом чувствовала себя виноватой. «Мне нужно сначала найти себя», – решила она. Все время и внимание она уделяла ребенку, но тосковала по общению с другими, взрослыми людьми. Правда, она не знала одного. Тоска по общению с другими взрослыми, как и чувство вины из-за этой тоски, совершенно нормальна. Конечно, я не могла примчаться к ней через всю страну, чтобы час посидеть с ребенком, но я могла хотя бы выслушать ее, поговорить с ней пару свободных минут. Я понимала ее, сочувствовала ей и вспоминала то время, когда сама только-только стала мамой и испытывала то же самое. Я напомнила ей, что она не одна.

До рождения дочери я работала киножурналистом. Я ездила по съемочным площадкам и дни напролет проводила там со съемочной группой. Мне это нравилось, я любила задавать острые вопросы участникам съемок. Они с удовольствием рассказывали о своей работе. И каждый убеждал меня, что не будь его, никакого фильма бы не получилось. И все они были правы: и осветители, и звукооператоры, и художники по костюмам, и многие другие специалисты. Забеременев, я почувствовала себя на съемках не к месту. Моя повседневная форма – синие джинсы и футболка – уступила место одежде для будущих мам. И хотя члены съемочной группы вели себя доброжелательно и входили в мое положение, мне было не по себе. Я гнала от себя эти мысли, но они все равно возникали.

Я родила Доменику в первый понедельник сентября – в День труда. Для съемочной группы это был первый выходной день за двадцать две рабочие недели. Когда за мной в роддом приехала машина, я попросила водителя отвезти меня не домой, а в павильон звукозаписи Metro-Goldwyn-Mayer – там работал отец Доменики [1]. Я с гордостью показала ребенка, а Доменика была очень красивой малышкой. Но как только мой муж и остальные члены группы вернулись к работе, мы с дочкой уехали домой. Мне было очень одиноко и грустно, я все время была как на иголках. Даже когда Доменика крепко спала в кроватке, я старалась находиться поблизости. Моя жизнь стала жизнью дочери. Когда муж приходил домой, я с энтузиазмом слушала, что нового происходит на съемочной площадке. При этом я прекрасно понимала, что мои рассказы о малышке однообразны: изо дня в день – поела, поспала, поиграла… Я была ее единственным – невольным – зрителем и слушателем. Муж любил нашу дочь, но при этом ее «подвиги» его отнюдь не потрясали. Кроме того, я перестала быть его партнером и «членом команды». Постепенно я теряла себя и становилась только мамой. Дочери еще не исполнился год, когда мой брак распался. Я забрала ребенка и пишущую машинку и начала жить одна.