Новые и старые войны: организованное насилие в глобальную эпоху - Калдор Мэри (книга бесплатный формат .txt) 📗
На ранних стадиях формирования европейского государства для ведения войн монархи собирали армию, прибегая к помощи коалиций феодальных баронов, что, в общем-то, напоминает сегодняшний день, когда Генеральному секретарю ООН приходится мобилизовывать добровольное содействие отдельных государств для того, чтобы собрать силы по поддержанию мира. Постепенно они смогли укрепить территориальные границы и централизовать власть, используя для этого свои растущие экономические активы, состоящие из таможенных пошлин, различных форм налогообложения и заимствования средств у зарождающейся буржуазии, а также собрать наемные армии, давшие им определенную степень независимости от баронов. Впрочем, наемные армии оказались ненадежными, и рассчитывать на их верность было нельзя. Кроме того, после войны или на зимний период они распускались. Издержки расформирования и новой вербовки часто были недопустимо высоки, а в период бездействия наемники всегда могли найти другие, не вполне безупречные способы заработать на жизнь. Таким образом, наемные армии приблизились к рубежу, когда их должны были заменить постоянные армии, которые дали возможность монархам создать специализированные, профессиональные вооруженные силы. Введение муштры и военной подготовки (у их истоков стояли Густав Адольф Шведский и принц Вильгельм Оранский) позволяло армии быть занятой в периоды без явных военных действий. Согласно Кигану, учреждение постоянной пехоты, создание compagnies d’ordonnance, или полков, стало «механизмом обеспечения контроля государства над вооруженными силами». Войска размещались в гарнизонных городах, ставших «школами нации» 30. Чтобы отличать солдат от гражданского населения, была введена униформа. По выражению Майкла Робертса, «солдат стал солдатом короля, ибо он носил мундир короля»31,— как оказалось буквально, потому что короли, как правило, все чаще носили военную униформу, желая показать себя в роли военачальников.
Новый тип военной организации должен был стать типичным для возникающих административных механизмов, обусловленных эпохой модерна. Солдат был агентом того, что Макс Вебер называл «рационально-легальной властью»:
Офицер нововременной эпохи — это тип назначенного чиновника, который явно отмечен определенными классовыми отличиями. И поэтому офицеры подобного рода радикально отличаются от выборных военачальников, от харизматических кондотьеров, от того типа офицеров, которые вербуют наемные армии и возглавляют их как некое капиталистическое предприятие, и, наконец, от носителей купленных офицерских чинов. Между этими типами возможны постепенные переходы. Пионерами современного типа бюрократии, наряду с частным капиталистическим предпринимателем, стали патримониальный «домочадец», отделенный от средств выполнения своих обязанностей, и обладатель наемной армии, употребляемой в капиталистических целях32.
Учреждение постоянных армий под контролем государства было неотъемлемой частью монополизации легитимного насилия, составлявшей сущностную черту новоевропейского государства. Легитимным оправданием войны стал государственный интерес, заняв место концепций справедливости, jus ad bel-lum, пришедших из теологии. Настойчивое утверждение Клаузевица, что война—это рациональный инструмент преследования государственного интереса («продолжение политики другими средствами»), отражало секуляризацию легитимности, параллельно происходившую в других областях. Как только господствующим оправданием войны стал государственный интерес, негосударственные участники уже не могли претендовать на осуществление правого дела насильственными средствами.
В том же русле формировались правила в отношении законных способов ведения войны, кодифицированные позже в виде законов войны. Все типы ведения военных действий характеризуются определенными правилами. К необходимости правил взывает сам факт, что военные действия — это социально санкционированная деятельность и она должна быть организована и оправданна. Между общественно допустимым убийством и убийством, которое подвергается общественному остракизму, проходит тонкая разделительная линия. Однако в разные периоды эта линия определяется по-разному. В Средние века источником правил ведения военных действий, jus in bello, являлся папский авторитет. В условиях новоевропейского государства должен был сформироваться новый набор секулярных правил. Согласно ван Кревельду,
дабы терминологически отделить войну от просто преступления, она была определена как нечто, ведущееся суверенными государствами, и только ими. Солдаты определялись как служащие, имеющие право участвовать в вооруженном насилии от имени государства. [...] Для того чтобы получить и сохранять за собой это право, солдаты должны были тщательно регистрироваться, носить знаки различия и контролироваться — во избежание каперства. Считалось, что сражаться они могут только в военных мундирах, оружие должны носить «открыто» и обязаны выполнять приказы командира, который мог быть привлечен к ответственности за их действия. Солдаты также не должны были совершать такие «низкие» поступки, как нарушение перемирия; снова браться за оружие после ранения или взятия в плен и т. п. Предполагалось, что гражданское население не будет затронуто действиями военных, если это не будет обусловлено «военной необходимостью»33.
Финансирование постоянных армий требовало упорядочивания в сферах администрирования, налогообложения и привлечения займов. На протяжении всего XVIII века в большинстве европейских стран военные расходы составляли почти три четверти государственного бюджета. Для усовершенствования механизмов сбора налогов пришлось начать административную реформу: надо было ограничить (если не ликвидировать) коррупцию, чтобы предотвратить «течь» в бюджете34. Для организации и повышения эффективности государственных расходов пришлось учредить военные ведомства и ввести должности военных министров. Чтобы увеличить займы, необходимо было упорядочить банковскую систему и процесс создания денег, отделить королевскую казну от финансов государства и, наконец, учредить центральные банки35.
Подобным же образом понадобилось найти и другие средства для установления правопорядка и правосудия на территории государства как в целях обеспечения надежной базы для налогообложения и займов, так и в целях обеспечения законности. Была введена некая разновидность неявного договора, посредством которого короли предлагали защиту в обмен на денежные средства. Благодаря ликвидации и/ или признанию вне закона разбойничьих шаек, каперов и грабителей с большой дороги были устранены частные формы «покровительства» (резко увеличив этим королевские возможности пополнения казны) и была заложена основа для законной экономической деятельности. Параллельно переопределению войны в качестве войны между государствами, в качестве внешнеполитической деятельности шел процесс, который Энтони Гидденс называет «внутренним умиротворением». Оно включало в себя введение денежных отношений (например, заработной платы и ренты) вместо более простого и непосредственного принуждения, постепенное упразднение насильственных форм наказания (таких, как порка и повешение) и создание гражданских органов для сбора налогов и внутригосударственного правоприменения. Особенно важным было появление различия между войсками и гражданской полицией, ответственной за внутренний правопорядок!0.
Процесс монополизации насилия вовсе не был гладким, и в разных европейских государствах он протекал в разное время и по-разному. Образцом часто считается прусское государство, созданное после заключения Вестфальского мира из различных кусков территории, которой владел дом Гоген-цоллернов. Это государство, всецело являвшееся искусственным образованием, благодаря решительному сочетанию военной реформы с рациональным администрированием, введенным «великим курфюрстом» Фридрихом Вильгельмом и его преемниками, в XVIII веке смогло сравняться по численности своих войск с Францией, имея лишь пятую часть ее населения. Французские же короли, напротив, сталкивались с постоянными возмущениями среди дворянства и испытывали огромные трудности с упорядочением механизмов администрирования и сбора налогов. Скочпол полагает, что главной причиной Великой французской революции была неспособность «старого режима» развить административный и финансовый потенциал, необходимый для осуществления его военных амбиций36.
