Столконовение цивилизаций: крестовые походы, джихад и современность - Тарик Али (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
Почему г-н Леви уверен в том, что Магриб должен подчиняться нуждам Французской республики, и почему никто не критикует фундаментализм такого рода? «Мы знаем, что мы должны делать», — говорят арабы, но каждый раз, когда Запад вторгается в их страну, они откладывают все свои знания и претензии в долгий ящик. Итак, если они хотят помочь, они должны держаться в стороне от происходящего.
Вот что говорят мои арабские друзья, и я соглашаюсь с их точкой зрения. Посмотрите на Иран. Обычно пристальный взор Запада был мягок и благодушен, в частности во время нападения на Афганистан. Иран нуждался в войне и позволил Западу наблюдать за ней издалека. Теперь фундаменталисты Империи говорят об «оси зла», в которую включен и Иран. Вторжение в Иран станет фатальным, ибо молодое поколение по собственному опыту знает, что такое духовное притеснение. Оно не знает ничего другого. Рассказы о шахах — лишь часть истории. Но эти молодые мужчины и женщины уверены в одном — они больше не хотят, чтобы ими управляли аятоллы. Даже несмотря на то, что в последние годы здесь было все не так плохо, как в Саудовской Аравии или Афганистане, нельзя сказать, что все здесь было хорошо.
Позволь мне рассказать тебе одну историю. Пару лет назад я встретил в Лос-Анджелесе молодого иранского кинорежиссера. Его звали Мослем Мансури. Мансури завоевал доверие трех тегеранских проституток и снимал их на протяжении более двух лет. Из этих материалов он собирался создать фильм. Он показал мне несколько кадров из будущего фильма. Женщины разговаривали с ним достаточно открыто, они рассказали, что самый большой «улов» у них всегда приходится на религиозные праздники. Мансури послал мне копию фильма, и я смог посмотреть его целиком. Одна из женщин рассказала ему следующее:
Сегодня все вынуждены продавать свои тела! Женщины, подобные нам, должны терпеть любого мужчину за 10 000 туманов. Мы ничего не можем сказать… Молодым людям нужно побыть вместе в постели хотя бы 10 минут… Это очень важно… Это помогает им успокоиться. Когда правительство не позволяет им этого, расцветает проституция. Да что там говорить о проституции, когда правительство лишило нас даже права свободно разговаривать с представителями противоположного пола на публике… В парках, в кино или просто на улицах вы не можете даже поговорить с человеком, сидящим рядом. Если вы заговариваете с мужчиной на улице, «защитник ислама» будет задавать вам бесконечные вопросы: «Кто этот человек? В каком родстве вы с ним состоите? Где ваши документы?..» Сегодня в нашей стране нет счастливых! Никто из нас не защищен. Я пошла в одну компанию, чтобы получить работу. Менеджер компании, бородатый мужик, посмотрел на мое лицо и сказал: «Я нанимаю тебя и помимо зарплаты буду платить тебе 10000 туманов». Я сказала, что он мог бы хотя бы проверить мои способности работать с компьютером, чтобы узнать, действительно ли я профессионал… А он ответил: «Я беру тебя за твою внешность!» Я знала, что, если буду работать там, мне придется заниматься с ним сексом по меньшей мере раз в день. Про себя я подумала, что оно того не стоит! Если я буду работать на себя, то смогу получать гораздо больше. И куда ни пойдешь, везде одно и то же! Я пошла в специальный семейный суд — чтобы развестись — и умоляла судью-священника оставить мне право опекунства над моим ребенком. Я говорила ему: «Пожалуйста… Умоляю Вас, отдайте мне моего ребенка. Я буду Вашей каниз…» («каниз» означает «слуга». Это персидское слово, которое буквально означает следующее: «умоляю вас, я в отчаянии».) И как вы думаете, что мне ответили? Судья сказал, что ему не нужна служанка! Ему нужна женщина! Чего же мы хотим от остальных, если даже священник, главный судья, говорит такое? Да у этого мужика одна только растительность на лице килограмм на 50 тянула! А он еще кричит: «Женщину хочу!» Я спросила у судьи, неужели у него нет жены, а он ответил: «Мне нужно много женщин!» Я пошла к чиновнику, чтобы забрать подписанный развод, а он вместо того, чтобы отдать мне бумаги, сказал, что мне вообще не стоило разводиться, а стоило снова выйти замуж, без всякого развода, нелегально. Потому что — говорил он — без мужа будет тяжело найти работу. Он был прав, но у меня не было денег, чтобы заплатить ему…
В западных странах у проституток есть социальное обеспечение и государственная страховка. Они проходят медицинские осмотры и так далее. Здесь же у нас нет права на существование… А почему? Мы ведь, знаете ли, тоже работаем…
Другая женщина, вынужденная торговать собой, рассказывала:
За сексуальными услугами ко мне приходят разные люди: торговцы с базара [владельцы магазинов], студенты, врачи, старики, юноши, невежды… В общем, все, у кого есть деньги, чтобы купить себе женщину на некоторое время. Большинство из них обращается с нами очень плохо… Давая нам деньги, они считают, что имеют право делать с нами все, что им заблагорассудится… а нам остается только смириться с этим.
Сегодня в нашем обществе никто не защищен от финансовых проблем. Я не могу платить за жилье… Что прикажете мне делать? Если сегодня вечером я не продам свое тело, завтра у меня не будет денег… В обществе, в котором нет работы, нет безопасности и нет прав, что может сделать человек? Ты выходишь на улицу и постоянно оглядываешься, опасаясь «защитников ислама», которые могут арестовать тебя по любой причине, будь то прядь волос, выбившаяся из-под хиджаба, тускло блеснувшая губная помада, все сгодится…
Если бы я жила в обществе, где я смогла бы работать и быть независимой, я бы ни за что больше не стала продавать свое тело. Тогда, возможно, я испытывала бы физическую потребность быть с кем-то, я смогла бы выбирать… Я бы смогла жить, не боясь своих чувств и желаний… жить с радостью… Но в данной ситуации правительство сделало мужчин покупателями, а людей, подобных мне, — товаром…
Мослем, видимо, лишился рассудка, потому что ни одна из американских теле- или радиокомпаний не хотела покупать фильм. Они вовсе не хотели подорвать режим Хатами! Сам Мослем — дитя Иранской революции. Без нее он бы никогда не стал режиссером, поскольку происходит из очень бедной семьи. Его отец — муэдзин, и потому воспитание Мослема было ультрарелигиозным. Теперь он ненавидит религию, причем с такой страстью, которую я даже не могу передать. Мослем отказался участвовать в войне против Ирака и был арестован. Это сильно изменило его.
Был 1978 или 1979 год, когда я только начинал работать продавцом газет на углу многолюдной улицы в Сангсаре. Каждую неделю я должен был получать книги и газеты различных политических групп и продавать их в газетном киоске. Некоторое время спустя мой киоск стал привлекать молодежь, желавшую обсуждать политическую ситуацию.
Однажды ночью члены организации защитников ислама, называющей себя «Хезболлах», напали на газетный киоск и подожгли его. Я забрал обгоревшие книги и в течение недели каждый день выкладывал их перед киоском. После этого меня арестовали и посадили в тюрьму.
Тюрьма стала для меня тяжелым, но полезным испытанием. Именно там я ощутил, что достиг наконец интеллектуальной зрелости. Я оказался достаточно стойким и наслаждался осознанием собственной силы. Я почувствовал, что спас свою жизнь от коррумпированного мира духовенства, а это цена, которую я за это платил. Я гордился этим. После года, проведенного в тюрьме, они пообещали освободить меня, если я подпишу бумаги, гарантирующие, что я буду посещать проповеди по пятницам и займусь религиозной деятельностью. Я отказался их подписывать. Они оставили меня в тюрьме еще на один год.
Когда я наконец вышел на свободу, моя родина показалась мне слишком маленькой и тесной. Мне казалось, что я задыхаюсь. Я отправился в Тегеран. По утрам я работал, а по ночам посещал Свободный исламский университет [частный университет с высокой оплатой за обучение].
В начале 1980-х годов я еще не интересовался кино. Мои внутренние терзания и размышления не позволяли мне обратить внимание на кинематограф или составить для себя хоть сколько-нибудь долгосрочный жизненный план. Я продолжал думать, что никогда не смогу приспособиться к ситуации в Иране. Меня серьезно беспокоила социальная и политическая атмосфера в целом.