De Conspiratione / О Заговоре - Карпенко В. И. (мир бесплатных книг txt) 📗
«Во-первых, имел место сугубо натовский внутриблоковый геополитический интерес, а именно: связать между собой фланги НАТО — западный (европейский) и восточный — Турцию. Иначе говоря, стремление Турции в Европу, пик которого пришелся как раз на 1990-е годы, было использовано для поощрения косовского сепаратизма. Сам факт этой поддержки, как теперь очевидно, оказал обратное воздействие и на саму Турцию, спровоцировав в стране рост исламистских настроений, материализовавшихся к настоящему времени, из-за фактического отказа Европейского союза от ее приема в свои ряды, в "реставрационную" политику по отношению к османскому историческому наследию.
Во-вторых, деятельность албанских сепаратистов из ОАК способствовала укреплению роли Косова как перевалочной базы наркотиков по маршруту из Афганистана в Западную Европу. Ввиду активного участия в афганских процессах США и их союзников по НАТО можно предположить, что Косово и Афганистан — звенья одной цепи. И в данном случае неважно, какими идеологическими условностями эта политика обставляется: происламистскими или "антитеррористическими". На деле и тот и другой тренды обеспечивают развитие ситуации в заданном, управляемом и необходимом заказчикам этой "игры" направлении.
В-третьих, было бы поверхностно и неразумно сбрасывать со счетов частные интересы крупных фигур мировой закулисной политики, которые имели определенный интерес к соответствующим объектам народно-хозяйственной инфраструктуры Сербии. В частности, речь идет о Дж. Соросе, который еще до агрессии НАТО против Югославии проявил интерес к расположенному в автономном крае горнорудному комплексу Трепча.
Во многом именно поэтому контролируемая Соросом международная правозащитная организация "Human Rights Watch" ("Наблюдение за правами человека") закрыла глаза на действия ОАК при том, что обнародованные на Западе "бесчеловечные планы сербов в отношении албанского большинства края" (так называемый план "Подкова"), по сведениям специалистов, были сфабрикованы германскими спецслужбами.
Общую картину подрывных действий США и НАТО против Сербии в косовском вопросе дополняет упоминание о взаимодействии в Косово НАТО с ООН. миссию которой возглавляла такая противоречивая и непотопляемая фигура, как нынешний глава МИД Франции Б. Кушнер.
Таким образом, ОАК, как и упомянутая концепция "Великой Албании", изначально поддерживались Западом в рамках общего плана по дезинтеграции Югославии, американское авторство которого в октябре 1995 г. признал тогдашний президент США Б. Клинтон» [564].
Однако вернемся к боевикам Освободительной армии Косова. Вооруженные группы ОАК состояли из профессиональных бойцов, многие из которых служили в югославской армии, в том числе офицерами, часть из них получила боевой опыт в Боснии. Группы избегали крупных боев с армией или полицией и следовали тактике террора — «ударь и убеги». Но даже при крупных столкновениях террористы довольно успешно сражались с югославской армией, так как прекрасно знали ее тактику ведения боя. Для «раскрутки» изначально относительно малочисленной ОАК были использованы деньги от разных видов криминальной деятельности и мощная международная поддержка.
Современное Косово — это не только мафиозное и террористическое псевдо-государство, это страна варлордов. Термин «варлорд» (warlord) в буквальном переводе означает «лорд войны» или иначе полевой командир, неформальный военный лидер, бросивший вызов государству в части его исключительных прав — прав на легитимное применение насилия. «Это лидер, обладающий способностью создавать субнациональные военные группы, которые сопротивляются восстановлению центральной власти и участвуют в преступлениях и незаконной деятельности. Диапазон варлордизма как социально-политического явления довольно широк — от крупномасштабного гангстеризма (Албания) до квазиповстанческого движения (Чечня, Кашмир)» [565]. Варлордизм процветает в странах, где центральная власть не способна контролировать политическое и экономическое пространство, организовать должным образом и регулировать политическое социальное пространство среду на своих территориях. Варлорды усиливают свои позиции путем уклонения от уплаты налогов, взимания незаконных поборов, торговли оружием, бартерных сделок, подпольного производства, наркобизнеса, грабежа и рэкета. Варлорд — почти непременный спутник квазигосударств, образовавшихся в большом количестве после распада колониальной системы.
Однако в конце XX в. поднялась новая волна «варлордизации». Ее принципиальным отличием стала тенденция образования наемных вооруженных формирований и частных армий, действующих вне пределов досягаемости национальной и даже международной юрисдикции. Более того, зачастую жизнеспособность варлордистских образований непосредственно связана с интересами и покровительством наднациональных структур.
В историографии распространенным является взгляд на варлордов с позиций «экономики войны» (economy of war) — непременной спутницы несостоявшихся государств, в которых предоставление военизированных услуг зарубежным спонсорам заменил нормальную экономку гражданских лиц [566]. Этот подход предполагает изучение внешней (финансовой, материальной, информационной) поддержки, которую оказывают внешние интересанты своим клиентам-варлордам внутри страны или региона, в дестабилизации которых они заинтересованы. Аналитики, военные наблюдатели отмечают также распространение «новых войн», вызванных ослаблением государственной власти, развалом профессиональных армий, потерей государственной монополии на насилие [567]. Однако за скобками, как правило, остается вопрос: почему, несмотря на целый шлейф преступлений, тянущийся за бывшими полевыми командирами, ведущие страны мира поддерживают их на новом, политическом поприще в виде глав государств или премьер-министров? Конечно, в этом кроются причины политического характера.
Однако было бы очень большим упрощением представлять варлордов как исключительно политический феномен. История и культура того или иного народа дает немало материала для понимания варлордизма. Нельзя, к примеру, не видеть разницу между гангстером в Южной Америке и региональным албанским лидером. Очевидно, что самые яркие примеры варлордизма мы находим в Афганистане. Живучесть, харизма и популярность афганских варлордов кроется в выполняемой ими важной функции общинной самообороны в условиях, когда государство, по различным причинам, но чаще из-за своей слабости, неспособно обеспечить собственную безопасность и неприкосновенность своих субъектов.
Достаточно вспомнить афганских «командиров», творивших суд и разрешавших споры общин в 1980-х годы, когда государство, в том числе его правоохранительные и силовые органы, было разрушено или бездействовало. «Командиры» для многих тогда казались единственными эффективными лидерами. Авторитет «народного дружинника» и живучесть локальных традиций самообороны имеют здесь глубокие исторические корни. Не следует забывать, однако, что защитные функции варлордов прекращаются за пределами «своих» территорий и интересов. Частные армии строятся по статусному, почти кровному принципу клана, семьи, региона. Потому современные армии национального или контрактного типа долгие годы не могут с ними справиться. «Современные национальные армии состоят из граждан, отстаивающих государственные интересы, в то время как частные состоят из "братишек", устанавливающих "тиранию кузенов" (Э. Геллнер). Армии "кузенов" сплочены не только стремлением защитить свои общины и авторитетом вожака, но и возможностью пограбить. Современные армии могут нанести "братишкам" военное поражение, но общие, основанные на кровном родстве лояльности при этом не пострадают, оставляя надежду будущим политическим предпринимателям мобилизовать их в случае необходимости» [568].