Поэзия первых лет революции - Меньшутин Андрей (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗

А. Меньшутин, А. Синявский

Поэзия первых лет революции

ПРЕДИСЛОВИЕ

Эпоха Великой Октябрьской революции и гражданской войны обладает совершенно особым, исключительным в мировой истории жизненным содержанием. События этого времени даже в восприятии их непосредственных участников развертывались со сказочной быстротой, создавали в огромных массах населения России атмосферу небывалого подъема и потрясения, чрезвычайного физического и душевного напряжения. Чтобы сколько-нибудь конкретно представить размах и темп исторической жизни в этот период, сошлемся на ленинскую оценку момента в марте 1918 года. Характеристика истекших событий, сделанная тогда Лениным, охватывает лишь один год российской истории, вместивший, однако, столько крутых поворотов во всех областях социально-политического развития, что при других условиях они могли бы составить содержание многих десятилетий:

«История человечества проделывает в наши дни один из самых великих, самых трудных поворотов, имеющих необъятное - без малейшего преувеличения можно сказать: всемирно-освободительное значение. ...Неудивительно, что на самых крутых пунктах столь крутого поворота, когда кругом с страшным шумом и треском надламывается и разваливается старое, а рядом в неописуемых муках рождается новое, кое у кого кружится голова, кое-кем овладевает отчаяние, кое-кто ищет спасения от слишком горькой подчас действительности под сенью красивой, увлекательной фразы.

России пришлось особенно отчетливо наблюдать, особенно остро и мучительно переживать наиболее крутые из крутых изломов истории, поворачивающей от империализма к коммунистической революции. Мы в несколько дней разрушили одну из самых старых, мощных, варварских и зверских монархий. Мы в несколько месяцев прошли ряд этапов соглашательства с буржуазией, изживания мелкобуржуазных иллюзий, - на что другие страны тратили десятилетия. Мы в несколько недель, свергнув буржуазию, победили ее открытое сопротивление в гражданской войне. Мы прошли победным триумфальным шествием большевизма из конца в конец громадной страны. Мы подняли к свободе и к самостоятельной жизни самые низшие из угнетенных царизмом и буржуазией слоев трудящихся масс. Мы ввели и упрочили Советскую республику, новый тип государства, неизмеримо более высокий и демократический, чем лучшие из буржуазно-парламентарных республик. Мы установили диктатуру пролетариата, поддержанного беднейшим крестьянством, и начали широко задуманную систему социалистических преобразований. Мы пробудили веру в свои силы и зажгли огонь энтузиазма в миллионах и миллионах рабочих всех стран»¹.

История, писал Ленин, «летит теперь с быстротой локомотива»².

Дальнейшие события, связанные с началом иностранной интервенции и гражданской войны, еще более обострили внутреннюю и международную обстановку, усилили до предела накал классовой борьбы, принявшей особенно сложные и ожесточенные формы. Свобода и жизнь первой в мире Республики Советов не раз находились в смертельной опасности, висели на волоске. Процесс разрушения старого и рождения нового общественного строя оказался не столь гладким и спокойным, как предполагали иные «социалисты», далекие от реальной политики. Партия большевиков не скрывала исключительных сложностей и трудностей борьбы за социализм, которые предстояло преодолеть стране, вчера еще одной из самых отсталых в мире, разоренной, истекающей кровью. Но в тяжелейших испытаниях этого времени Ленин и партия умели разглядеть, поддержать и наглядно показать массам реальные завоевания будущего, коммунистического общества, ради которых и был сделан этот трудный, беспримерный в развитии человечества исторический шаг. Примечательны та жизненная аналогия, тот художественный образ, которыми пользуется Ленин, говоря о рождении нового мира и оспаривая публицистов, струсивших и повернувших вспять при виде жертв и лишений, вызванных гражданской войной. Эти сравнения с большой выразительной силой передают и необходимую правомерность, грозное величие, живую реальность революционных процессов, новшеств, преобразований и острейший драматизм, напряженность, болезненность борьбы и страданий, в которых рождалось новое общество. По поводу выступлений напуганной интеллигенции Ленин писал в июне 1918 года:

«Они готовы „теоретически“ допустить революцию пролетариата и других угнетенных классов, наши сладенькие писатели „Новой жизни“, „Впереда“ или „Дела народа“, только чтобы эта революция свалилась с неба, а не родилась и не росла на земле, залитой кровью в четырехлетней империалистской бойне народов среди миллионов и миллионов людей, измученных, истерзанных, одичавших в этой борьбе.

Они слыхали и признавали "теоретически", что революцию следует сравнивать с актом родов, но, когда дошло до дела, они позорно струсили, и свое хныканье дрянных душонок превратили в перепев злобных выходок буржуазии против восстания пролетариата. Возьмем описание акта родов в литературе, - те описания, когда целью авторов было правдивое восстановление всей тяжести, всех мук, всех ужасов этого акта, например, Эмиля Золя „La joie de vivre“ („Радость жизни“) или „Записки врача“ Вересаева. Рождение человека связано с таким актом, который превращает женщину в измученный, истерзанный, обезумевший от боли, окровавленный, полумертвый кусок мяса. Но согласился ли бы кто-нибудь признать человеком такого „индивида“, который видел бы только это в любви, в ее последствиях, в превращении женщины в мать? Кто на этом основании зарекался бы от любви и от деторождения?

...Пусть каркают „социалистические“ хлюпики, пусть злобствует и бешенствует буржуазия. Только люди, закрывающие себе глаза, чтобы не видеть, и затыкающие уши, чтобы не слышать, могут не замечать того, что во всем мире для старого капиталистического общества, беременного социализмом, начались родовые схватки. На нашу страну, ходом событий выдвинутую временно в авангард социалистической революции, падают теперь особенно тяжелые муки первого периода начавшегося акта родов»³.

Эти ленинские слова и ныне могут служить ориентиром не только в социально-политическом, но и в нравственном и в художественно-эстетическом подходе к таким сложным и сопряженным часто с большими трудностями жизненным явлениям, как рождение нового, противоборство будущего и прошлого. Писатели, видевшие тогда лишь страшные и тяжелые стороны действительности, не замечали главного, что несло с собой общество, рождавшееся в муках. Всеми своими целями, идеалами и реальными достижениями оно было обращено к тому, чтобы избавить человечество от страданий, от ужасов империализма, чтобы освободить, накормить, научить человека, создать условия для его всестороннего развития. Недаром «Декларация прав трудящегося и эксплуатируемого народа», являющаяся по существу первой Конституцией Советской Республики (ее проект был написан Лениным в январе 1918 года), была проникнута гуманистическим пафосом пролетарской революции и как основную задачу, как главный закон нового государства провозглашала уничтожение всякой эксплуатации человека человеком.

В социальных, политических, культурных преобразованиях, вносимых Октябрем, проявлялась забота партии, социалистического государства о человеке, угнетенном царизмом, помещиками и капиталистами, измученном войной, голодом, разрухой. Обратимся ли мы к первым декретам Советской власти о мире, о земле, или к таким конкретным повсеместным мероприятиям, как открытие дворцов материнства, организация широкой сети библиотек, - всюду в ростках нового, появлявшихся на каждой фабрике, в каждой деревне, обнаруживает себя эта человечность победившего социалистического строя. А в невиданной самодеятельности масс, в их борьбе за Советскую власть, в массовом героизме на фронте и в тылу освобожденный человек встал в полный рост и показал свои могучие творческие силы.

В этом утверждении высокого гуманистического идеала, в широком потоке социальных и культурных преобразований, реформ, начинаний важная роль принадлежала искусству, литературе. Как и все в окружающей жизни, художественное развитие протекало в те годы чрезвычайно бурно, интенсивно. «...Мы, работники искусств Советской России, являемся водителями мирового искусства, носителями авангардных идей»⁴, - с гордостью заявлял Маяковский. А такие представители буржуазного Запада, как, например, Герберт Уэллс, со смешанным чувством растерянности и изумления свидетельствовали, что «в этой непостижимой России, воюющей, холодной, голодной, испытывающей бесконечные лишения, осуществляется литературное начинание, немыслимое сейчас в богатой Англии и богатой Америке»⁵. Трудности, действительно, были огромные. Один из видных критиков того времени В. Фриче (чья приверженность к вульгарно-социологическим схемам не мешала подчас верно улавливать запросы литературы, как и самой жизни) по прошествии нескольких месяцев после Октября писал: «Над Российской Советской Республикой нависли... тяжелые тучи. Международное наше положение критическое. Со всех сторон - с севера и юга, с востока и запада - нас обступили, грозя нас задушить, захватчики и грабители. Наша социалистическая республика подобна острову среди бурного моря, ежеминутно готового его поглотить... Перед рабочими и крестьянами встает задача огромной сложности - воссоздать на новых социалистических началах производство и труд. Эта, сама по себе чрезвычайно сложная задача, осложняется еще тем, что ее решение протекает в обстановке разрухи и неорганизованности, в обстановке голода и безработицы. Если принять во внимание все эти условия, то казалось бы, до искусства ли нам, до красоты ли нам...?»⁶. Такая острая постановка вопроса соответствовала трудностям момента, когда «тяжелые тучи» застилали горизонт новой жизни и самому существованию государства рабочих и крестьян угрожала постоянная опасность. Но была в этом заострении еще и доля полемики против всяческих предсказаний о наступающем якобы полном упадке художественного творчества. И вопреки мрачным прогнозам, представители новых литературных сил уверенно заявляли: революции «до красоты», именно теперь начинается подъем, расцвет искусства. Об этом (с тем же полемическим подтекстом) писал несколько позднее, в обстановке завершения гражданской войны, А. В. Луначарский, подчеркивавший, что «художественная жизнь не замерла, несмотря на страшные препятствия», что «мы переживаем интересную страницу в области художественного творчества»⁷.