Русская Доктрина - Кобяков Андрей Борисович (книги бесплатно без .txt) 📗
Инвестиционная политика России нацелена не на форсирование капиталонакопления, а на замещение отечественных инвесторов и собственников иностранными. Отсюда также практика фактического поощрения тезаврации сбережений в СКВ, вкладывание активов Центробанка и “излишних доходов бюджета” (и это в стране с вымирающим населением!) в государственные ценные бумаги западных стран.
По сути “обмен капиталом” является формой выплаты репараций Западу, который уже получил от России больше, чем он рассчитывал получить от Германии после проигрыша ею Первой и Второй мировых войн.
Характерной особенностью инвестиций в Россию из развитых стран является то, что почти все они в той или иной степени дотируются российской экономикой ввиду заниженного курса рубля. В 1999–2004 гг. при заниженном минимум в 3 раза курсе рубля инвестиции, не имеющие формы ввоза машин и оборудования, автоматически дотировались Россией в среднем минимум на две трети. В условиях действия нового земельного закона Россия фактически дотирует скупку своих собственных земель иностранными инвесторами.
Отечественные же инвесторы такой дотации не получают.
Система валютной либерализации создает для российского инвестора дополнительные инвестиционные риски и оказывает парализующее влияние на его склонность к инвестициям во все те секторы экономики, где он может столкнуться с конкурентом из развитых стран с сильными валютами, инвестиции которого фактически дотируются Россией.
В общем итоге возникает ситуация, когда Россия играет и проигрывает на всех тех досках, на которых она ведет инвестиционную игру. Она вывозит капитала во всех формах (включая вложения в СКВ и капиталовложения Центробанка и Минфина в иностранные государственные ценные бумаги) много больше, чем ввозит.
В этих условиях уже неудивительно, что характерной чертой инвестиционной политики государства за весь период реформ является ставка не на максимизацию инвестиций вообще, а лишь инвестиций иностранного капитала в Россию.
При этом и реформаторы, и, к сожалению, большая часть общественности, попавшей под влияние реформаторов, видимо, просто не понимают, что:
1) в советские времена Россия вкладывала в основные фонды каждый год свыше 1 трлн долл. в ценах 2002 г.;
2) в настоящее время в текущих ценах капиталовложения России в основные фонды идут на уровне не меньше 500 млрд долл. в год (расходуется соответствующее количество цемента, металла и т.д.);
3) потенциал инвестиционного сектора экономики используется все еще в лучшем случае наполовину;
4) западные инвесторы вообще не любят вкладывать средства в промышленность в своих и чужих странах, и доля производственных капиталовложений в мировой экономике без Китая опустилась до рекордно низкого уровня. До правительства, по-видимому, не доходит, что никто ничего строить в России не будет, а вложений в капиталоемкое производство (например, в электроэнергетику) иностранные инвесторы избегают как черт ладана.
Стратегия российских реформ, осуществляемых под флагом ультралиберализма, как ни парадоксально, в ряде отношений имеет ярко выраженный антирыночный характер.
Во-первых, фактически проводится стратегия отказа от строительства эффективной кредитной системы и фондового рынка, а в 90-е годы экономика была принудительно демонетизирована.
Во-вторых, принят принцип нереагирования на кризис. На кризис же в любой рыночной экономике положено реагировать антикризисными мероприятиями – именно по той причине, что кризис означает не только падение производства или инвестиций, но прежде всего падение работоспособности рыночного механизма.
В-третьих, принят принцип диспаритета в ценах на труд, с одной стороны, и на товары и услуги – с другой. Фактически заблокировано создание организаций, способных обслуживать интересы трудящихся. Рынок труда соответственно утратил черты рынка. На нем установлена монополия предпринимателей с перспективой того, что организации рабочих будут в конце концов созданы, но под криминальной опекой.
В-четвертых, политика в области оплаты труда и социального обеспечения препятствует воспроизводству эффективной рабочей силы.
В-пятых, цены на топливно-энергетические ресурсы устанавливаются на базе тех цен, которые вырабатываются якобы мировым рынками, а фактически рынками развитых стран и без учета заниженности курса рубля. В результате в настоящее время цены на продукцию ТЭК в стране в несколько раз превышают средний уровень цен, а ее доля в себестоимости промышленной продукции недопустимо велика. И все это в одной из самых холодных стран мира. Тем самым работа рыночного механизма парализуется.
В-шестых, принят принцип приоритетности способствования решению задачи создания глобальной экономики безотносительно к ущербу для экономики России и ее предпринимательского сообщества, причем в ситуации, когда создание глобальной экономики явно невозможно.
В-седьмых, объективно проводится политика выплаты репараций Западу.
В-восьмых, и внешняя, и внутренняя экономическая политика, в том числе политика цен, строится так, как если бы в России функционировала золотостандартная денежная система; фактически игнорируются разнообразные следствия и значительные эффекты, порождаемые существенным разрывом между рыночным курсом рубля и его курсом, исчисленным по паритету покупательной способности, которые необходимо учитывать при управлении экономикой.
4. Кто выигрывает в результате российских реформ
Население в целом, безусловно, проиграло. Цена “реформ” – депопуляция России (потеря около 10 млн человеческих жизней). Для либеральных и демократических преобразований это, надо полагать, надолго останется непревзойденным рекордом. Выигравших – примерно 10%. Но если бы реформы проводились не по неолиберальному лекалу, то эти 10% выиграли бы еще больше, хотя бы по той причине, что при нормальной, соответствующей условиям российской экономики либерализованности и приватизированности экономики (как во Франции и Италии в 50-е годы) ВВП России был бы сегодня в 1,5–2 раза больше, а рыночная капитализация активов ее корпоративного сектора составляла бы минимум 2 трлн долл. Соответственно предпринимательский класс России был бы в 4–5 раз богаче, чем сегодня, и его уважали бы во всем мире. Реально он пока получил только отступные.
Ну а что выиграл Запад?
В 1917 г. немцы и американцы посредством своих креатур устроили в России революции именно для того, чтобы ее предпринимательский класс не появился на мировом рынке, а в 90-е годы – реформу в варианте разрушительной шоковой терапии с той же целью.
Пока Запад от российских реформ “поимел” примерно 1 трлн долл. плюс еще на несколько сот миллиардов захвачено в России имущества. Но все это ценой очень сильно подмоченной репутации.
Между прочим, репутация – это дорогая вещь, хотя это и не материальный актив. Рузвельт отказался от “плана Моргентау” (разрушения экономики Германии в послевоенный период) потому, что попытка его реализации обошлась бы США в конечном счете слишком дорого.
США ныне, кажется, не боятся за свою репутацию. Но не боятся зря.
Глобальный терроризм, 11 сентября и проблему расползания ядерного оружия они уже получили.
Китай фактически отказался от либеральных реформ после того, как стали очевидны их результаты в России. Он еще живет при плановой системе, и КПК еще будет у власти многие десятилетия. А мог бы жить без плана, если бы реформы в России не дали всему миру картину катастрофических эффектов преобразований в экономике по западным рецептам.
Разрушение СССР и экономическая катастрофа в России сделали Китай противостоящей США сверхдержавой на 10–20 лет раньше, чем это было бы при ином раскладе событий.
США после распада СССР ощутимо снизили военные расходы в расчете на то, что они остались без сильного конкурента. Когда же выяснилось, что конкурент есть, они начали их увеличивать и вновь достигли рейгановского максимума.
