Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 2 - Кургинян Сергей Ервандович (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
Повторяю — я с большим интересом прочел работы диакона Андрея Кураева, посвященные проблемам развития.
Во-первых, я считаю в принципе крайне важным, чтобы проблема развития обсуждалась как можно шире и на разных уровнях. Особо важно — если мы хотим уйти от роли ведомых кем-то неизвестно куда, — чтобы проблема развития обсуждалась на метафизическом уровне, что сегодня, увы, скорее всего будет происходить не в светской среде.
Хотелось бы, чтобы и светская метафизика вошла в свои права. Но пусть войдет хоть какая-то. Все, что сказано Андреем Кураевым в его работах «Может ли православный быть эволюционистом?», я воспринял «с чувством глубокого облегчения». Ибо, конечно, хочется, чтобы у развития было побольше сторонников.
Но и наличие оппонентов — это не зло, а благо. Только в дискуссиях по этим вопросам может быть обнаружен тот предельный смысл развития, который, я абсолютно убежден, невероятно важен для современного российского общества.
Так что наличие позиции отца Лоргуса тоже очень важно. И очень не хотелось бы, чтобы эта позиция была растворена в уклончивостях (мол, признаем развитие, но такое-то и при таких-то оговорках). Хватает у интеллектуала мужества сказать «не признаю» и обосновать почему, ему за это надо высказать искреннее спасибо.
Но если бы позиция Андрея Лоргуса была главенствующей, то интеллектуальное уважение к ее жесткости сочеталось бы у меня с политической тревогой за институт Церкви. Работы Андрея Кураева доказывают, что это не так. Во всем не так, включая отношение к стихам А.К.Толстого. Отсюда — чувство глубокого политического облегчения.
Оно еще усиливается, когда А. Кураев предлагает жить не в пику советской власти, но «исходя из наших собственных, внутренних мотивов и ценностей».
Есть один принципиальный пункт, в котором я расхожусь с Андреем Кураевым. Он говорит, что в Библии теогонии нет. Я бы не стал на его месте утверждать это с такой категоричностью. Теогонии в языческом смысле, конечно, нет. Но ведь теогония теогонии рознь. Кураев пишет: «…в Библии теогонии нет. «В начале создал Бог». Гадания о том, что было прежде этого нашего «начала» бессмысленны. В иудейской традиции обращалось внимание на то, что написание буквы «бейт», с которой начинается слово «Берешит» (а значит, и вся Библия), представляет собой квадратную скобку, открытую в сторону продолжающегося чтения текста и закрытую в противоположную. Начертание буквы отгораживает пространство текста с трех сторон: от того, что сверху, что выше нашего понимания, от того, что снизу, то есть не достигает уровня нашего восприятия, ниже порогового уровня его, и от того, что было до. Отсюда выводится мысль о том, что исследованию может подлежать лишь то, что сообщается в дальнейшем тексте, но не нечто предшествующее или запредельное».
Андрей Кураев — очень образованный человек. И он не может не знать, что адресация к «Берешит» никак не может быть исчерпана тем, на что он указывает.
Он наверняка знает традицию «Алеф», в которой указано, что факт написания Торы, начиная со второй, а не с первой буквы алфавита, означает наличие других священных текстов, в которых и говорится о том, что было до Берешит. Он наверняка знает и эти тексты, и образы (или символы) которыми они оперируют, например общеизвестные клипы (клипот), являющиеся прямым указанием на наличие того, что было до Берешит, до Творения «нашего начала», как говорит А. Кураев. Да, есть и традиция, в которой не рекомендуется этим заниматься. Но есть и другая, вполне внутрииудейская традиция, о которой А.Кураев, я думаю, осведомлен ничуть не хуже меня.
Еще важнее то, что в самом библейском тексте есть нечто, адресующее именно к наличию чего-то, существующего прежде «нашего начала» (по выражению А.Кураева). Об этом «что-то» говорится «и тьма над бездною». Тьма над Бездной — это «что-то», по преимуществу трактуемое как первоначальное, предвечное. В связи с особой важностью этой темы я просто не могу не возразить А.Кураеву, подчеркивая, что мое возражение относится не ко всему вообще, что А.Кураев сказал в своих статьях о развитии. Но зато оно имеет прямое отношение к тому, что я обсуждаю в связи с метафизикой развития вообще и метафизикой Маркса в частности.
Тьма над Бездной — это не хаос, к которому апеллирует в своих построениях А.Кураев. Хаос — это у греков. А Тьма… В любом случае — по поводу Тьмы есть разные точки зрения, я думаю, хорошо известные Андрею Кураеву.
Что касается веры науки в изохронизм и изоморфизм Вселенной, о которой говорит А.Кураев, то ее нет и в помине. Не буду загружать текст доказательствами. Пусть А.Кураев в этом вопросе поверит мне на слово. Последним из тех, кто еще брал изохронизм и изоморфизм в качестве опорного утверждения, был бесконечно уважаемый мной Лев Давыдович Ландау. Но и он, скорее, играл в подобную аксиоматичность, чем верил в нее. Теперь же мы все знаем, что Вселенная неизохронна и неизоморфна.
Насчет того, что нет в Библии войны Бога с хаосом… Как мне кажется, это верно лишь отчасти. Войны с хаосом нет, ибо хаоса нет. Только что (в соседней статье на тему об эволюции) А. Кураев утверждал, что хаос есть… А что с ним Богу делать-то, как к нему относиться? Но, на самом деле, как мне представляется, хаоса в Библии нет, а Тьма — есть. И каковы ее отношения с Богом — вопрос непростой.
Если Творение — это развитие, то развитию нужно противоречие. Это может быть либо внутренняя противоречивость Творца (что, согласитесь, не вполне монотеистично), либо противоречие между Творцом и Тьмой. На что-то подобное, разумеется, иначе называемое (или мысленно произносимое), и вышел Маркс в своей борьбе с Гегелем, сделавшим конечную метафизическую ставку на Покой, Слияние, Нирвану.
Завершая свое (крайне позитивное) рассмотрение исследований развития, предпринятых А.Кураевым, я всячески хочу поддержать его тезис: «открыто идти на конфликт с научными мнениями стало возможно только в нашей ситуации fin du siecle».
Подлежит ли спасению Космос или человек? Это открытый вопрос. А.Кураев считает, что только человек. Могу повторить то (умное и корректное), что А.Кураев сказал о позиции отца Серафима (Роуза), который не так толерантен к развитию, как А.Кураев: «Это не единственная позиция, которой имеет право придерживаться православный человек».
И уж совсем близко мне то, что, обсуждая отсутствие необходимости единства в понимании ряда вопросов, говорит А.Кураев по поводу ТЕОЛОГУМЕНА. То есть мнения отцов церкви, к которому православный может присоединяться или же не присоединяться, коли есть на этот счет другое мнение других отцов церкви.
Но почему тогда А. Кураев так категоричен при обсуждении теологумена, не имеющего прямого отношения к теме развития, но очень важного для обсуждения метафизики оного?
Я имею в виду апокатастасис, о котором очень проникновенно сказано у Владимира Соловьева в книге «Оправдание добра»:
«…Для того, чтобы достигнуть своей высшей цели или проявить свое безусловное значение, существо должно прежде всего быть, затем оно должно быть живым, потом — быть сознательным, далее — быть разумными, наконец, — уже совершенным. Дефективные понятия небытия, безжизненности, бессознательности и неразумности логически несовместимы с понятием совершенства. Конкретное воплощение каждой из положительных степеней существования и образует действительные царства вселенной, так что и низшие входят в нравственный порядок как необходимые условия его осуществления.
Но этим инструментальным отношением (явная, данная в опыте) мировая связь не исчерпывается: низшие типы сами тяготеют к высшим, стремятся их достигнуть, имея в них как бы свой предел и свою цель, в чем также обнаруживается целесообразный характер всего процесса (самое наглядное проявление этого стремления есть (…) уже указанный факт человекообразности обезьяны).
Наконец, положительная связь постепенных царств в том, что каждый тип (и чем далее, тем полнее) обнимает собою или включает в себя низшие, так что мировой процесс не есть только процесс развития и совершенствования, но и процесс собирания вселенной.