Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XX веков - Цымбурский Вадим Леонидович
Всякий раз за «четырехтактниками» в истории Империи, как я только что сказал, наступают «евразийские интермедии», или ходы Е. В те поры ее основные усилия прилагаются вне Европы, а ее Большая Игра по преимуществу разворачивается на громадных площадях от Каспия до Тихого океана, охватывая как классический хартленд, так и дальневосточное Приморье. Россия строит себе в эту пору гроссраум вне Западного мира, однако находящийся с этим миром в некой корреляции. В частности, внимание наших политиков и стратегов на этом ходу часто притягивают регионы Востока и Юга, позволяющие в силу создающейся конъюнктуры оказывать на правительства и общества Евро-Атлантики непрямое стратегическое давление. Конец этой фазы наступает с открывающейся перед русскими реальной возможностью выступить союзниками какой-то из сил, начинающих борьбу за преобладание в Западной Европе, – и тем самым открыть ход А в новом цикле.
По возможности сжато я очерчу контуры трех выделяемых для XVIII-XX вв. стратегических циклов России, предстающих в другом ракурсе как циклы системы «Европа-Россия», и их членение на только что описанные ходы.
Цикл 1: примерно 1726–1906 гг.
Пролог к ходу А этого цикла можно усмотреть в политике Петра I времен Северной войны, в частности, в его вторжениях этого времени в Германию на помощь немецким и датским союзникам с целью – изгнать шведов с юга Балтики [Цымбурский 1996, 238 и сл.]. Но настоящей отправной датой для данного хода и цикла I в целом надо считать Венский договор 1726 г. между Австрией и Россией, направленный против Франции, Пруссии и Англии, – первый в истории становящейся Империи блок с западноевропейской великой державой против другого также западного блока. За следующие 65 лет Россия участвовала в пяти европейских войнах, не считая войны 1733–1735 гг. за Польское наследство. В четырех из них она поддерживала Австрию против французских и прусских угроз, в одной – войне 1806–1807 гг. – Пруссию против Франции. Три из этих войн, пришедшиеся на XVIII в. (за Австрийское наследство, Семилетняя и итало-швейцарский поход Суворова в 1799 г.), разворачивались на театрах Германии и Италии, к которым Россия не имела прямого доступа, «высаживая» на них свои войска при посредстве союзников – наподобие перебрасываемых через водные преграды морских десантов. Но параллельно, содействуя разделам Польши, уничтожая украинское самоуправление и оттесняя в Причерноморье Турцию к Балканам, Империя уничтожает особый статус восточноевропейских «аванпостов», отделявших ее от основного ареала Запада. Войны Александра I против Наполеона на землях Германии и Австрии уже утрачивают характер «десантов» в Европу из России как с огромного материкового «острова», – их уже ведет Россия, прямо упирающаяся в западноевропейский мир, для которой он начинается непосредственно за западной границей. Зато и охватившая этот мир сверхдержава Наполеона подступает к новой нашей границе вплотную.
В Тильзите в 1807 г. Империя пытается изменить курс, объявляя себя континентальной союзницей и опорой наполеоновской «Пан-Европы» в ее противостоянии Англии. Этот жест позволяет Александру присвоить Финляндию и Бессарабию. Империя непосредственно прикасается к Балканам. Но вмешательство Александра в германские дела Наполеона, попирающая континентальную блокаду тайная англо-русская торговля, а главное – несогласие Парижа с Петербургом насчет будущего Черноморских проливов, Балкан и судеб Польши поднимают «Пан-Европу» против русских: в 1811 г. во Франции выходит т. н. «Завещание Петра Великого», представляющее нас общеевропейской угрозой [Данилова 1946]. Между тем, Россия, разросшаяся навстречу миру, с которым себя отождествила культурно и связала политически, оказывается лишена прикрытия от прямого массированного удара с его стороны по ходу В.
Ход В. Провозгласив своей миссией «положить конец гибельному влиянию, которое Россия уже 50 лет оказывает на дела Европы» [Тарле 1991, 257], Наполеон с «двунадесятью языками» вторгается в Империю. В письме Александра шведскому регенту и будущему королю Бернадоту звучит готовность воевать до победы, «хотя бы пришлось сражаться на берегах Волги» [Соловьев 1995, 262]. Горит Москва.
Ход С. После отражения «двунадесяти языков» Александр разжигает в самой Европе войну за ее освобождение от Наполеона, обретая славу «царя царей». После Венского конгресса, где эта война едва не трансформировалась в войну «царя царей» с освобожденной Европой за власть над Польшей, Империя, наращенная Королевством Польским, вклинивается в германские земли. Внушенный Александром Берлину и Вене проект Священного Союза делает из Петербурга оплот нового общеевропейского порядка. Последний оказывается нестоек, но России это идет даже на пользу, ибо после Июльской революции во Франции Николай I договорно обретает ранг протектора германской Центральной Европы. 1830-е и 1840-е отмечены на Западе как приливом русофобии, так и появлением там сочинений, пропагандирующих восхождение новой универсальной Империи. В самой России спасение Николаем Австрийской монархии в 1848–1849 гг. от венгерской революции рассматривается некоторыми идеологами, особенно откровенно Ф.И. Тютчевым, в качестве подготовки к поглощению Австрии ее высоким покровителем.
Между тем, назревает ход D. С 1815 г. Англия и Австрия пытаются «сдерживать» Россию, сопротивляясь любым ее геополитическим акциям. В 1830-х в противовес русской опеке над германским пространством оформляется англо-французский блок, обретающий вторую жизнь с воцарением Наполеона III. На эту силу всё больше ориентируется и Австрия, страшащаяся за свою суверенность под петербургской эгидой. По-настоящему данный ход вступает в силу с 1853 г., когда Империя в пылу спора за ключи от гроба Господнего и опеку над массой турецких христиан, оккупирует «в залог» области будущей Румынии. Победа, одержанная над русскими англо-франко-итальянской коалицией при помощи Австрии, резко умаляет европейский вес «северного колосса». Правда, война поощряемых Англией и Турцией северокавказских горцев за независимость и изгнание русских с Черного моря кончается в начале 1860-x победой Империи, а попытки тех же англичан, французов и австрийцев в 1863 г. ультиматумами поддержать восставшие Польшу и Литву остаются бесплодны.
Ход Е, или первая «евразийская интермедия» России, наметившись в 1850-х с присоединением к ней междуречья Амура и Уссури, определяется с началом большого нашего наступления в Средней Азии. Его дальнейшим развитием становятся попытки продвижения российских контингентов в Афганистан и Восточный Туркестан, замаячивший русский вызов в адрес Британской Индии, наши многочисленные экспедиции в Монголию и Тибет, строительство Транссибирской магистрали и КВЖД, присутствие русских солдат в Манчжурии, Корее и на Ляодунском полуострове. Кризисным его пиком явилась война с Японией. Хронологическим и сюжетным пределом этого хода следует считать соглашения с Японией и Англией от 1907 г., резко ограничившие запросы Империи в Азии и, по существу, определившие ее «возвращение в Европу» в контексте создаваемой Антанты.
Цикл II: 1907–1939 гг.
Этими соглашениями Россия открывает в череде своих стратегических циклов новый ход А. В противостоянии двух западноевропейских блоков она выступает существенным привходящим фактором, привязанным к балтийско-балкано-черноморскому пороговому пространству Европы, и в этом качестве обретает надежду решить «Восточный» вопрос на своих условиях, вплоть до признания союзниками по соглашениям 1915–1916 гг. права Империи не только на Проливы, вместе со Стамбулом-Константинополем, но и на фактическое обращение всего Черного моря во внутреннее российское море [ИВПР 1997, 474]. Как и сто лет назад замах на большие балтийско-черноморские решения увязывается с перипетиями союзнического участия Петербурга-Петрограда в европейском конфликтном сюжете. И опять своим «присутствием в Европе» Россия напрашивается на удар с запада, а ее разворот во входном междуморье великого полуострова-субконтинента, ее бросок навстречу разделенному в борьбе западному миру лишает ее подстраховки от этого удара (ср. [Цымбурский 1995, 243]).
